ПОСЛЕ РАЗРУХИ

Старинное село Пажга православные Коми знают по Стефановскому крестному ходу, участники которого после сорока километров пути из Сыктывкара останавливаются там на ночлег. Не раз и мне приходилось там бывать. Крестоходцы, уставшие после изнурительного дня, приходят в село уже поздно вечером, а тут их встречают местные прихожане, кормят горячим супом, с любовью приготовленной картошечкой с котлетами. Глядишь, и тяготы утомительного пути отходят на второй план. А когда помолишься на вечерней, исповедуешься, скинешь груз накопленных грехов, то наутро встаёшь свежим и отдохнувшим. После литургии и причастия остаток пути летишь как на крыльях.

Вот только молитвенная комната прежде никак не вмещала всех желающих попасть на службу, большинство участников крестного хода томились в ожидании на улице. Как же радостно было узнать, что рядом с воскресной школой теперь стоит церковь! Приехав этим постом в Пажгу, я обхожу пятикупольный храм, построенный из толстенных сосновых брёвен в древнерусском стиле. Слава Тебе, Господи!

Стройка ещё продолжается, и богослужения по-прежнему проходят в молитвенной комнате. Во время великопостной воскресной службы прихожане от мала до велика поют вместе с хором. Постепенно и я включился в общее пение. Участие в литургии превращает молящихся в дружную семью, стоящую плотным кольцом вокруг небольшого алтаря, где служит протоиерей Стахий Размыслов. Статный батюшка, под два метра ростом, даёт возглас, а весь храм ему подпевает. Смотрю, почти все прихожане исповедуются и причащаются.

После службы – чаепитие с вареньями и пирожками.

– Кто сделал проект этого замечательного храма? – обращаюсь к батюшке.

– Задумки мои, оформил их архитектор Георгий Родионов; он всё начертил и рассчитал. А воплотил в жизнь наш главный строитель и благотворитель Виктор Анатольевич Забоев. У него здесь, в Пажге, строительная фирма. Сам работает в городе, а домой вернётся, поест и нам идёт помогать. Ещё несколько горожан приезжают потрудиться во славу Божию. Недавно окна поставили. Надо ещё брёвна шлифовать, пол стелить, отопление делать – работы много.

– Новый храм назвали, как и старинный, Благовещенским?

– Нет, в честь Нерукотворного образа Спасителя. Благовещенские храмы в нашей епархии есть, а вот в честь Спаса Нерукотворного – ни одного.

– Я помню, когда в 95-м году ваш приход только открывался, было много активных старушек. Они сами оборудовали молитвенную комнату, потом даже к нам в редакцию приходили, просили через газету, чтобы им епископ назначил священника. Однажды принесли нам дореволюционные иконы-литографии, чтобы мы помогли их отреставрировать и передать нуждающимся приходам.

– У нас с той поры уже сорок старушек умерло, – включается в разговор прихожанка Тамара Романовна Кузнецова. – Общину создавать начинала ещё Ангелина Александровна Поздеева, помогали ей Орефа и дядя Саша. Ещё Ольга Степановна, которую младшая дочка недавно забрала к себе в Вильгорт жить. А старинные иконы тогда на чердаке старой церкви нашли. Очень много – и бумажные, и на досках; какие-то оставили в храме, какие-то раздали. Некоторые были совсем чёрные, а сейчас просветляются.

В храме мне показали несколько проявившихся икон. Одна из них – большая, святителей Модеста и Василия Великого. Отец Стахий предполагает, что она была престольной, поскольку деревянная Благовещенская церковь, построенная до каменной в 1781 году, была освящена во имя святителя Модеста.

– В прошлом году во время крестного хода икона «Неупиваемая Чаша» сильно замироточила, – вспомнила одна из старушек-прихожанок. – Дело было так. Подходит ко мне в храме один мужчина и спрашивает: «Матушка, а где у вас икона “Неупиваемая Чаша”?» Я ему показала. Он подошёл, приложился, помолился и как-то боком-боком стал от неё отходить. Только вышел в коридор, и тут же по всей иконе проступили капельки, как пузыри. Я к батюшке: «Икона замироточила!» Сразу весть разлетелась среди паломников, и они с улицы прибежали обратно в храм. Свои иконки стали к ней прикладывать, поцарапали. Так батюшка потом укрыл её под стеклом.

– Мироточения – это не награда за добрую жизнь, а предостережение, чтобы мы душой проснулись, – говорит отец Стахий. – Господь пытается нас пробудить и возвратить к Себе. Подобные чудеса всегда должны быть поводом для беспокойства. Значит, надо что-то в себе менять. Почему икона в Пажге замироточила? Пажга – посёлок городского типа, практически на автомобильной трассе стоит. Дальнобойщики ездят, завозят всякую дрянь. Совхоз-миллионер, который здесь процветал, закрылся. Люди оказались без работы. От безделья пьют, среди молодёжи много наркоманов…

Впрочем, началось всё это задолго до перестройки и развала советской экономики. Жизнь стала меняться, когда запретили Стефановский крестный ход, один из древних в Коми крае, а потом, в 30-х годах, и храм закрыли. Старые прихожане вспоминают, как их деды спасали самый большой колокол. Зимой волоком перетащили его за три километра на Сысолу и утопили на глубине. Один из местных жителей недавно нашёл это место: нырял и увидел, что колокол так и лежит на дне реки, наполовину занесённый илом.

– Ещё одна женщина мне рассказывала, – вспоминает прихожанка Тамара Романовна, – что, когда храм закрыли, козы и овцы постоянно к нему приходили пастись. Хотя Пажга – большое село, вокруг луга и много хорошей травы...

– А вот эта икона Благовещения тоже из старого храма? – обращаю внимание на старинную икону необычного письма рядом с алтарём.

– Она из Кылтовского монастыря, видите, в их стиле написана, – объясняет батюшка. – Мне она досталась от бабушки по материнской линии. Дед рассказывал, как однажды они приехали к родителям в деревню Парчег. А в это время кто-то из мужиков привёз целую телегу икон из закрытого Кылтовского монастыря. Потом их раздали местным жителям. Бабушка ещё сокрушалась, что только одну икону взяли. Я выпросил её для храма, а им подарил новую, софринскую.

Среди храмовых икон есть и работы местного ико­нописца Алексея Шучалина. Судьба этого человека трагична.

– У него врождённое генетическое заболевание, – рассказал отец Стахий, – нервы отмирают, и человека постепенно парализует. Сейчас он только пальцами шевелить может, а было время, освоил компьютер, стал рисовать.

– А к Богу как пришёл?

– Ну как обычно бывает в таких случаях? – через страдания. Когда стал задумываться о своей жизни, о Боге, то иконописью заинтересовался. Хорошее дело, я благословил. Пока у него, правда, не всё хорошо получается. Мы с ним общаемся, обсуждаем. Немножко сам в иконописи разбираюсь, когда-то пробовал иконы писать.

– И много он написал?

– Икон пятнадцать. Ему сорок лет, болезнь прогрессирует. Кто знает, сколько ещё Господь отпустит сил. Мы постоянно молимся за него.

После трапезы вместе с батюшкой и певчей Людмилой Мелехиной идём в новый храм. По пути расспрашиваю Людмилу, как она стала петь на клиросе.

– У меня младшая сестра умерла в 33 года, – говорит она. – В то время я третьего сына родила, Лёшу, проблемы в семейной жизни начались. И стала я чаще о Боге задумываться. А тут объявление на глаза попалось, что открывается молитвенный дом – бачки, вёдра просят. Я принесла и вместе с первыми прихожанами стала ходить молиться.

– А как регентом стали?

– Да какой я регент? – улыбается Людмила. – Когда отец Владимир Конев к нам ездил из Визинги, он своего руководителя хора приво­зил, Ларису. Я с ней вначале пела. Потом матушка отца Стахия приезжала, помогала мне. У неё чему-то научилась. И так потихонечку теперь сами поём.

– У Людмилы сын Лёша – герой, – говорит отец Стахий. – Сейчас он в лесу работает. Был недавно случай. Кто-то крышку от канализационного колодца утащил на металлолом, и трёхлетний мальчик туда упал. Одна девочка крик услышала, позвала Лёшу, который мимо проходил. Тот в люк спустился не раздумывая – как-то сумел без лестницы и верёвки обойтись. И успел вовремя, потому что мальчик из последних сил за что-то там держался, его потоком мутной воды в трубу утаскивало.

– Лёша-то у меня верующий. Правда, сейчас редко стал в храм ходить, в лесу на работе изматывается. Но дома, знаю, молится.

Заходим внутрь храма. Снова удивляюсь толщине брёвен. Крепко сделано!

– Первоначально его на стройплощадке собирали, – говорит батюшка. – И там он чуть не сгорел. Рядом, в шести метрах, стоял ангар с сеном, а вокруг храма – горы стружки, всякий строительный мусор. Мы организовали субботник, стройплощадку возле храма очистили до асфальта. А на следующий день в ангаре пожар случился. Столб огня – до неба, а воздух так раскалился, что дышать нельзя было. Ангар сгорел дотла, но храм лишь закоптился немного. Если бы мусор не убрали, он бы тоже полыхнул как порох.

– А почему сено загорелось? – недоумеваю я.

– Там дети из интерната постоянно бегают. Может, курили... Нарочно вряд ли подожгли. Хотя, когда храм ещё строился, кто-то стрелял в него. Я зачищал брёвна и дробь обнаружил.

Ходим по храму, отец Стахий показывает, где он хочет поставить кирпичные печи, как обустроить алтарь, иконостас.

– Потом, когда нам передадут старую каменную церковь, в которой находится клуб, здесь можно будет сделать крестильный храм. Новое помещение для клуба уже строится, должны в 2015 году его закончить. Глава администрации обещал нам отдать и старое здание церковно-приходской школы, только попросил на первом этаже сделать музей. Дело хорошее, почему бы и нет.

На обратном пути в Сыктывкар мы с отцом Стахием заехали в село Лозым, где он прежде окормлял общину, а теперь строит деревянный дом для семьи, возведённый уже под крышу. У них с матушкой пятеро детей – четыре дочки и младший сынок.

– Места здесь благодатные, красивые, очень нравятся мне, – говорит отец Стахий. – Вот дом построю, будем сюда на лето приезжать жить. Всё ближе к Пажге.

– А как вы священником стали? – спрашиваю ба­тюшку.

– С родителями мы раньше жили в Сыктывкаре, и ещё до армии я стал ходить в Казанский храм на большие праздники. Тогда же начал исповедоваться и причащаться. А Евангелие первый раз прочёл только в армии. Пока служил, мой папа священником стал. Это тоже сильно на меня повлияло… Служил я в Лефортово в секретной спецчасти охраны и сопровождения военных грузов. Подразделение этак неопределённо называлось – «Первая войсковая комендатура». А напротив части, через дорогу, стоял храм Петра и Павла.

И что меня тогда поражало: на улице шум, гам, реклама, все спешат куда-то, лица у людей злые, а только переступишь церковный порог – тишина, прихожане улыбаются. Бабушки после службы надают мне булочек, пирожков; женщины угощают сладостями домашнего приготовления: «Ой, у меня тоже сын в армии!» Словно два параллельных мира. Какой из них лучше, ясно было видно.

Вернулся из армии и уже осознанно стал ходить в церковь. Сразу же пригласили в Кочпон пономарить. Папа мой там вначале служил, затем в Кируль перешёл. Потом я в Духовное училище поступил. Сначала решил пойти в иконописную школу Троице-Сергиевой лавры. Отвёз туда свои живописные работы, которые, как мне казалось, были неплохими. Но к экзаменам подготовиться не успел, понадеялся, что заметят мой талант. Не заметили!

Батюшка смеётся и продолжает:

– Так-то я по профессии резчик по дереву. До армии в училище поступил, после армии доучивался, заодно профессию плотника приобрёл. А тут и храмостроительством довелось заняться.

– В Пажге ведь не первый ваш приход?

– На Покров уже 15 лет будет, как я в сане. Шесть лет служил в городе, одновременно ездил в Богородск. При мне там церковь начали восстанавливать. Когда в Богородск своего настоятеля назначили, меня в Пажгу перевели. Вот уже восемь лет там, и ещё в Лозыме, поскольку своего священника там не было.

В Лозыме строительству храма сильно помогла местная пенсионерка Валентина Григорьевна Мартынова. Она пожертвовала 200 тысяч рублей, которые копила на постройку дома. Сказала: «Сначала храм надо построить, а дом подождёт». На эти деньги мы заложили фундамент. А затем глава администрации Николай Павлович включился. Сам, кстати, день и ночь трудился не разгибаясь. При нём мы храм подняли до крыши и куполов. Мне-то тяжело было на два прихода разрываться, поэтому вместо меня отца Амвросия в Лозым назначили (С Валаама в Лозым, «Вера», № 675). Он и достраивал, очень много потрудился.

– А Валентина Григорьевна свой дом построила? – интересуюсь у батюшки.

– Построила, потом отчего-то продала его и другой дом выстроила. Она такая предприимчивая женщина.

– Вы же ещё окормляете епархиальный молодёжный центр. Там тоже много работы?

– Сейчас я только координатор: присутствую на мероприятиях, служу молебны, приветственное слово говорю. Работа налажена, ребята сами знают, что им надо делать. А поначалу, действительно, приходилось и декорации к спектаклям готовить, и костюмы кроить. Помню, как крылышки для ангелов вырезал, корону для царя Ирода делал…

Мне известно от прихожан, сколько сил вложил отец Стахий и в строительство храмов, и в работу с людьми. То инвалиды пригласят его на встречу, то школьники. Все тянутся к общительному батюшке. Он умеет не только шуткой поднять настроение, но и просто выслушать человека. Несмотря на свой внушительный рост, отец Стахий совсем не любит возвышаться над людьми. А и зачем? В том светлом мире, какой он выбрал, «любовь не превозносится, не гордится. И никогда не перестаёт».