БУДЕМ ЖИТЬ!

Я уже умирал. На улице был мороз и ветер, и, набродившись на лыжах, я сильно замёрз. Через веранду зашёл в келью, разделся и сразу же под одеяло. Было тепло и тихо, уже темнело. Уснул почти сразу, потом как бы проснулся от нахлынувшего приятного восторга. Сознание отмечало, что делается внутри меня, в моём теле. Стали раздвигаться фаланги пальцев рук и ног. Пальцы словно становились длиннее. Потом стали расти кисти рук, стопы, локти, колени, плечи, шейные позвонки и весь позвоночник – я как будто вытягивался, дыхание становилось реже и глубже, пульс замедлялся. Понимал – ухожу, но мне было так хорошо, что я боялся, что кто-нибудь помешает, нарушит это блаженное состояние, спугнёт приближающуюся смерть.

Боялся, что раздастся телефонный звонок, но телефон всё-таки зазвонил. Рефлекторно с большим трудом взял трубку. Это был один из знакомых священников. Попросил о срочной встрече. Отвечаю: «Приезжай часам к восьми вечера». Он смеётся: «Спишь, что ли? Уже половина девятого». – «Тогда приезжай к девяти». Лёг-то я около трёх, то есть с тех пор прошло больше пяти часов, а мне показалось – не более получаса. Рядом на столе лежал тонометр. Померил давление, оно было 60х40, пульс 18, и это уже после разговора, что было до этого, не знаю. Пришлось пить кофе, чтобы вернуться в норму.

После пережитого пришёл к выводу, что смерть может быть легка и приятна, что сознание при этом обостряется и фиксирует даже бессознательные реакции тела и что смерть можно спугнуть. И ещё о смерти. Трудно умирать мучимому болью, страхами, совестью, демонами или воздействием лекарств. Поэтому перед ожидаемой кончиной человека надо бы пособоровать, поисповедовать и причастить, соединить со Христом, направить к Царствию Божьему. Исходя из моего священнического опыта могу сказать: если болящий перед кончиной мучается, хорошо бы позвать батюшку, чтоб он помолился, чтобы демоны-мучители разбежались, а человек с миром и покоем отошёл из временной жизни в жизнь вечную.

Но если говорить обо мне, я был готов уйти. Думалось, что уже готов, ведь тот год я прожил в особой радости. Всё получалось. Трудности, искушения только укрепляли, мобилизовывали к более горячей молитве. С начала октября до самой Пасхи каждый день служил литургию. Пасху встретили на духовном подъёме. Братья сделали тротуары для крестного хода, ходили по ним всю Светлую седмицу. В храме тепло, даже бывало жарко, а когда выходили на улицу, продувало насквозь, но в пасхальной радости я не придавал этому значения: потерплю, помёрзну, но ради Господа можно и больше терпеть.

Всё шло хорошо, как мне казалось, до тех пор, пока не привезли Николая – с температурой, чихающего, кашляющего. Очень больного. Было понятно, что он нас всех заразит. Но и выпроводить его не мог. И до сих пор не знаю, как бы поступил, повторись это снова. Заболели все. Кто помоложе и покрепче – переболели быстро. Слабые заболели надолго, среди них много прихожан, особенно пожилых. В Антипасху с трудом и першением в горле повенчал Алексея и Наталью. Служил на одном упрямстве, но это было мукой и для меня, и для всех на богослужении. Мучимый кашлем, температурой, после службы в изнеможении ложился на ставшую вдруг ненавистной кровать. Болезнь подавила волю, всё стало ненужным: и служба, и строительство храма, и необходимость лечиться. Тем не менее пропил три курса разных антибиотиков. Не помогло. Мой дорогой сын Сергей, он врач по профессии, пояснил: «Папа, пойми, тебя любят не только Боженька, не только твои прихожане, но ещё и стафилококки, вирусы и вся зараза. У тебя низкий иммунитет, да и весь ты слабенький» (намёк на мой диабет).

Кровать, кажется, давит на меня снизу с усилием, в несколько раз превосходящим мой вес. Понимаю, что это расплата за излишества в пище и питие. И вообще, сильно я нагрешил, слишком много тщеславился. Через тюфяк и фанеру постели в землю безвозвратно уходят силы и жизненная энергия. Я старею, слепну и глохну, былого уже не вернуть. Насколько меня хватит? Трудно себя заставить молиться. На спинке кровати висят любимые чётки, но не тянется к ним рука. Страшно. Не хочу молиться. Стыдить себя бесполезно, совесть не мучает, я полный ноль и телом, и душой, и духом. Не приносят облегчения испытанные приёмы: попытки убедить себя, что ночь особенно черна перед рассветом и что чем темнее ночь, тем ярче рассвет. Над кроватью висит икона «Моление о чаше». Вот она и связывает меня с жизнью временной и вечной. Всё остальное как бы удалилось и не существует.

Поскольку нет ни страстей, ни желаний, сравниваю законы мира и Божьи законы. Ни с теми, ни с другими не поспоришь. Но законы временной жизни хватают, пока мы живы. Многие строят своё благополучие за счёт слабых, богатеют за счёт бедных, убеждая себя, что Бог им не нужен, они самостоятельны, умны, мир принадлежит им – любящим себя и никого больше, ненавидящим врагов. Но есть и другие – те, кто живёт жизнью вечной, когда сильный помогает слабому, заботясь о нём, и богатый боится богатства, с которым трудно попасть в рай. Такой человек ощущает себя частичкой Целого, дорожит этим, любит Бога, ближних, не только себя, но и врагов.

Что различает этих людей – тех, кто живёт для себя, и тех, кто для Бога?

О чём эта икона, «Моление о чаше»? Спаситель перед казнью молится Отцу Небесному: «Да будет Мне воля Твоя святая». Вспоминается прочитанное у Феофана Затворника о богопреданности. Господи, я предан Тебе все последние годы, стараюсь жить согласно Тебе. Но что я недопонимал: нужно не только быть Тебе преданным, но и предать себя, свои дела, заботы, здоровье, своих чад и прихожан Тебе. Довериться Тебе и не своевольничать, чтобы не быть помехой Твоей святой воле.

Сразу приходит решение: надо просить отпуск, который из-за текущих дел хотел пропустить. Все дела я решил возложить на Него – Всемогущего. Попросил отца благочинного походатайствовать об отпуске перед архиереем. Тот отвечает: «Какой отпуск? Тут без тебя такое начнётся...» Прерываю его: «Не начнётся, я Богу всё предаю». Отец благочинный тихим голосом протяжно заключает: «Ну если так, то иди в отпуск».

В епархии без проволочек оформили нужные бумаги. С великим трудом я на лекарствах отслужил литургию в день своего небесного покровителя – святого Игнатия, епископа Кавказского, и во второй половине дня вчетвером мы отправились в Астрахань, к солнцу. Об этом я ещё поведаю позже, но скажу, что здоровье вернулось, а с приходскими делами в моё отсутствие ничего дурного не произошло. Слава Богу за болезнь, вразумившую меня. Значит, есть чему учиться. Значит, будем жить!