«Если бы Господь сразу открыл человеку его греховность во всём её ужасе – ни один человек этого вынести бы не смог. Вот почему Господь открывает человеку его грехи постепенно».

Игумен Нектарий (Морозов)

*    *    *

Регистратурная стойка в женской консультации. Начало рабочего дня. За стойкой две девицы почти голливудской внешности в белых халатах. Они шустро заполняют анкеты, считают купюры и вводят фамилии новых пациентов в базу данных. Сижу в очереди уже полчаса и невольно слышу разговор этих двух девиц, понимаю, что зовут их Эка и Мака.

Тем временем у стойки появилась семья азербайджанцев: мужчины в кожаных куртках и женщины в простоватых узорчатых платках. Все они составляли свиту беременной.

При их появлении Эка тут же перешла на русский, оперативно оформила анкету и всё что положено. Потом проводила взглядом удаляющийся клан и чуть скосила глаза:

– ...Уже пятого рожает. Я тебе говорю: эти татары скоро нас вытеснят. К чему столько детей!

Потом переключилась на конкретику:

– Я вчера такую игру скачала, – и она стала скользить пальчиком по айфону последнего выпуска.

– А у меня на фейсе смотри что есть, – переключила её Мака на свой не менее навороченный мобильник.

Минут пять они голова к голове исследовали недра Интернета.

Тут подошла новая клиентка, и обе моментально вернулись к постылому реалу.

Спустя какое-то время её тоже проводили взглядом. Мака хихикнула:

– Посмотри, какого типа отхватила. Помнишь, у нас в прошлом году девственность восстанавливала? Эх, какие деньги можно было бы сделать на шантаже, если бы не эта гарантированная конфиденциальность.

Обе буквально зависли от смеха.

Вереница пациентов у стойки то таяла, то уплотнялась, отвлекая подруг от светской беседы.

В один из таких вынужденных рабочих перерывов к ним подошла одна из врачей забрать ранее открытые анкеты.

Эка, проводив её взглядом дольше обычного, заметно воспрянула от бумажной рутины:

– Ты знаешь последние новости насчёт неё, Теоны?

– Нет, а что? – по всему было видно, что Мака не такая моторная, как её подруга.

– Помнишь, как мы за Теону радовались? Приличного мужчину наконец-то нашла – всё при нём и вид, как у Рассела Кроу.

– А я слышала, что он женат, – хмыкнула Мака.

– Какая разница, – отрезала Эка, – Теона не стала бы семью разрушать или давить человеку на психику. Она же верующая. Помнишь, недавно даже отказалась беременным аборты делать.

– Ва-а! – изумилась Мака. – Как это я пропустила.

– Да я сама слышала, – Эка чуть понизила голос и придвинулась со стулом поближе. – Лия на неё нажимать стала, грозила за отказ с работы снять.

– Уй-уй, что ты мне сказала? – Мака и думать забыла про айфон, хотя до этого удачно совмещала слуховую информацию с зигзагами по дисплею.

– И вот, представляешь, вчера я сидела с бумагами в коридоре, а напротив в палате слышу голос Теоны. Наверно, думаю, к пациентке зашла. Ты же знаешь, какая она душевная девочка.

– Да-да, – охотно подтвердила Мака, ожидая продолжения.

– Слышу, спрашивает: «Как вы себя чувствуете?» Та в стиле умирающего лебедя что-то лепечет. Потом плакать начала: «Потеряла я своего ребёнка. В этом мой муж виноват. Завёл себе любовницу и ходит к ней по вечерам. Я, чтобы его удержать, решила третьего родить. Мои двое уже взрослые. Думала малышом его к себе привязать. А он всё равно к этой негодяйке бегает. Она тоже врачом где-то работает. Начала я с мужем скандалить. И он мне нервы так потрепал – видите, что со мной стало. Ребёнка почти готового потеряла, а мужу плевать – опять, наверно, к ней сегодня пойдёт!»

– Бедная, – посочувствовала Мака, вращаясь на кресле в задумчивости. – А Теона как среагировала?

– Она почему-то извинилась и выбежала из палаты. Смотрю, дышит так, будто за автобусом бежала. И фразу какую-то странную бросила: «Ещё один на мне!» Потом выхватила мобильник, номер набрала и крикнула в трубку: «Не звони мне больше!»

Мака прикрыла рот, сражённая ужасной догадкой:

– Неужели это она и была? Как могло такое случиться? Мало ли в городе гинекологов. Хоть бы попала эта невезучая в другую клинику.

Эка выдержала паузу, потом торжествующе объявила истину в последней инстанции:

– Это, моя дорогая, и есть закон подлости. Я точно знаю. У меня с логикой всё в порядке. По вербальным тестам у меня 95 баллов.

Жил-был один человек, и жил он не очень хорошо: беспорядочно, вечно запутывался во всяких проблемах и делах. И так ему всё это надоело! Решил он взяться за ум, делать добрые дела, спасать душу. Делал их, делал, а особенного изменения в себе к лучшему не замечал.

Как-то он шёл по улице и видит: у дряхлой беспомощной старушки пуговица с пальто оборвалась и упала на землю. Увидел и думает: «Да чего там! Пуговиц у неё ещё хватит. Не поднимать же! Ерунда какая!» Но всё-таки, кряхтя, поднял пуговицу, догнал старушку, отдал ей пуговицу и забыл об этом.

Прошло с тех пор немало времени, уже он про ту пуговицу и думать забыл. А потом пришёл и его черёд – он умер. И вот ждёт он суда над собой и видит весы: слева его злые дела лежат, тянут чашу вниз, а справа ничего нет, пусто! Зло, ясное дело, перетягивает.

«Эх, – подумал он, – и здесь всё у меня по-дурацки складывается!»

Тут смотрит, а ангелы в правую чашу какую-то пуговицу кладут... И чаша с добрыми делами перевесила.

– Неужели одна эта пуговица все мои злые дела перетянула? – удивился человек. – Сколько добрых дел я сделал, а их и не видно!

А ангел в ответ и говорит ему:

– Из-за того, что ты гордился своими добрыми делами, они и пропали! А вот именно этой пуговицы, о которой ты забыл, хватило, чтобы ты от гибели спасся!

Запомни! Добрые дела не в добрых делах живут, а в добром сердце: в духовной жизни нет мелочей, а в Царстве Божием – богачей.

*    *    *

Такого позорного Нового года у Тенго ещё не было.

Как началась в декабре полоса невезения, так и пошло всё по возрастающей. Хуже, ещё хуже и конечная стадия – хуже некуда.

Сперва случился огромный прокол перед Макой, многострадальной его женой. Именно так он называл свою дражайшую половину глубоко в душе, но вслух – никогда. Потому что известное дело: женщину не хвали, иначе на голову сядет и поедет. А ещё хуже – сравнения начнёт проводить не в твою пользу и прочее непозволительное в стиле бунта на корабле. Многовековой мужской опыт.

А так, на публике, Тенго вовсе не был каким-то особым нудилой. Даже прямо наоборот: душа компании, хороший тамада и прочие мужские регалии, что обычно в анкетах на сайтах знакомств указывают, – всё было при нём. Кстати, ему как тамаде особенно удавались тосты про слабый женский пол. Начнёт говорить – заслушаться можно. Тут тебе и цитаты из Шота Руставели, и легенды из мирового эпоса, а когда бывал в особом ударе, то и спеть мог очень задушевно и в тему.

Что же касалось презренного быта, то тут не всё соответствовало его застольному красноречию. А даже было всё наоборот. Вот уже 16 лет Тенго держался на плаву только благодаря гигантскому Макиному терпению. Она без конца устраивала его на работу (откуда Тенго часто с треском выгоняли), выплачивала его долги, закрывала глаза на разные шалости по части поклонниц его ораторских способностей. Делала всё, чтоб сохранить семью, чтобы у их двоих дочерей – Саломе и Наны – существовала видимость отца.

На этот раз Мака, кажется, окончательно дошла до ручки.

Накануне был грандиозный скандал с хронологическим напоминанием всех грехов Тенго за 16 лет совместной жизни.

Причина обобщающей разборки была более чем весомая.

Месяц назад Мака устроила Тенго (предварительно обзвонив пол-Тбилиси) на роль сторожа в магазине. И надо ж было так случиться, что знакомые ребята завалились туда на ночь со своей выпивкой. Хорошо так, душевно посидели. А в итоге Тенго заснул у горящей плитки и начался пожар. Хорошо хоть, сам хранитель имущества успел выскочить, а пока пожарка приехала, сгорел товар на 500 лар. Долг на ком повис? Да, вы очень догадливы. На Маке, главной поручительнице за особо ценного работника. С Тенго взять нечего, кроме известного анализа на содержание алкоголя в крови. Но Мака тоже не филиал Национального банка Республики Грузия. Работает всего лишь продавщицей и иногда по выходным по уборкам ходит. Вот она и озверела. Тут и ангел бы с катушек слетел.

Над Тенго нависла угроза развода. А ну как дойдёт Мака до точки кипения мозгов – соберёт его носки, джинсы в метровый целлофан и вышвырнет его с барахлом на улицу? Куда ему идти? Свою квартиру он давно за долги просвистел, а эта, Макина, только потому и уцелела, что Мака костьми легла. А дальше перспектива гнилая: Тенго сопьётся и станет бомжем.

Вот от наплыва такого необъятного негатива Тенго с ребятами так вчера напился, что его доставили домой в состоянии бревна.

Сегодня, 31 декабря, Тенго еле разлепил глаза от страшной головной боли и с трудом обозрел не менее отвратительную действительность.

В доме тихо. Дочки, наверно, к подружкам завалились. На кухне бардак. Мака, видимо, отчалила по магазинам: шопинг у неё – лучшее средство от стресса. Значит, Мака всё ещё не успокоилась после вчерашнего.

Тенго совершил титаническое усилие – поднял себя, любимого, с кровати и завис над холодильником в поисках опохмела:

– Пусто-пусто, как в домино.

В эфир была выпущена трёхэтажная тирада из одних согласных, но положение дел от этого никак не изменилось.

Тут раздался звонок.

Тенго, придерживая рукой раскалывающуюся напополам голову, медленно зашлёпал к двери.

Рыкнул, прочищая горло:

– Кто там?

Молчание.

Рыкнул вторично, но уже более зычным голосом.

Опять тишина.

Повозясь с замком, открыл дверь.

У порога впритык стояла коляска с годовалым ребёнком. Малыш спал. К животу ребёнка между ремнями была прикреплена записка.

Тенго выскочил в подъезд, теряя тапки:

– Э-э, что за шутки?!

В подъезде никого не было.

– Только такого меквле* мне не хватало! – фыркнул Тенго и вкатил спящего ребёнка в свою ободранную прихожую.

И взял письмо слегка подрагивающей рукой. Летящие каракули гласили следующее:

«Тенго! Это твой сын Дато. Я промучилась с ним 1 год. Денег его содержать у меня нет. Теперь твоя очередь отдуваться за ту ночь. Меня не ищи».

Тенго охнул и выронил акт о сдаче-приёмке. В голове опять стрельнуло, и он застонал:

– О-о-о! Добили меня все!

Это какой-то глобальный облом. Пожар, навешанный долг, вчерашняя пьянка, финальный скандал с Макой и для полного комплекта этот сосунок.

Тут мальчик проснулся и заплакал. Тенго стал негнущимися пальцами возиться с застёжками на поясе, попутно напрягая дырявую память, кто из его пассий мог устроить такую подлянку.

Нино? Нет, это было лет пять назад. Цицино из Терджола? Нет, этот вариант был три года назад. Время так летит, что всё путается. И всё-таки кто? А может, он был под бахусом и ничего не помнит?

С другой стороны – сын! Долгожданный сын! Продолжатель фамилии!

Он вытащил наконец-то малыша из коляски и стал прижимать к себе, хрипя что-то успокаивающее:

– Нана–на... Не плачь. Будь мужчиной. Мамадзагли**.

Дато явно не хотел быть мужчиной и заревел ещё громче.

– О-о-о! И так голова раскалывается. Хоть бы Мака скорее пришла, разобралась бы с ним.

Тут в нос шибанул известный запашок. Распаковал кричащего. Так и есть – надо памперс менять. А где его взять, этот новый памперс или что-то в этом роде.

Где же Мака до сих пор?

Словно в ответ на его вопрос тут же послышался звонок. Тенго кинулся к дверям, прижимая к себе полуголого орущего малыша.

На пороге стояла Мака с базарной сумкой и была явно не в духе. Вопрос прозвучал так же мрачно, как у Мюллера в гестапо:

– Кто это?

Тенго смешался:

– Это?.. Мой сын Дато.

– Твой сын?! – глаза жены сверкнули, будто хотели испепелить Тенго на этом самом месте.

– Это совсем не то, что ты думаешь! – заволновался Тенго. – Позвонили. Я открыл дверь. А тут он с запиской в коляске. Вон бумага лежит.

Мака, не раздеваясь, прошла на кухню и прочла каракули:

– Значит, ты опять мне изменяешь?

– Я... я не изменяю. Уже почти... Совсем... – вконец запутался Тенго, механически качая ребёнка, который никак не хотел заткнуться. – Я честно не знаю, от кого он. Я ничего не помню!

– Тенго, я сколько раз тебе говорила?! Предупреждала! – наступала на него Мака. – Ты окончательно пропил последние мозги. Вот возьму и вышвырну тебя с твоим сыном на улицу! Из моего дома! Прямо сейчас! И никто меня не осудит!

Тенго, прижимая к себе орущего отпрыска, отступал под натиском фактов и толчков жены:

– От сына не отрекусь! Какой же я грузин после этого? Нас и так мало.

– Таких идиотов, как ты, вообще не должно быть в природе, – кричала Мака, выдавливая мужа из кухни в узкий коридор. – Ни работы от тебя, ни денег! Убирайся, негодяй! Ты испортил мне жизнь!

Тут Тенго заплакал:

– Хорошо, Мака, я уйду. Но умоляю, не выгоняй его. Я не смогу за ним посмотреть. Ты же знаешь. Ему нужна мать... Я... я и правда никчёмный человек.

Тут Мака неожиданно притихла и села на табуретку:

– Эх, Тенго, когда же ты изменишься? Или я вообще не доживу до этого светлого дня? Дай сюда ребёнка.

Тенго тут же исполнил просимое. Потом уставился на жену, не понимая, к чему приписать такую резкую перемену в настроении.

Мака умело прижала ребёнка к себе, говоря ему разные ласковые слова, которым Тенго никогда не пытался научиться, как явной бессмыслице. Но факт: Дато потихоньку успокоился.

– Это была проверка на вшивость, – продолжала Мака, извлекая из сумки чистый памперс.

Тенго в очередной раз подивился её предусмотрительности. И только хотел спросить, в чём фокус, как услышал логическое шокируюшее объяснение:

– Дато – внук моей подруги Теоны. Я хотела узнать по реакции, изменяешь ты мне или нет. А потом выгнать на все четыре стороны. Но видно, это мой крест – возиться с тобой, как с большим ребёнком, дальше. Что ни говори, у тебя доброе сердце, – Мака порылась в кошельке. – На, возьми лар, купи себе «Казбеги», а то у тебя руки трясутся, как будто болезнь Паркинсона в последней степени.

Тенго машинально взял лар, потом глупо спросил:

– Так это точно не мой сын?

Посмотрел на Макин взгляд, выругался и пошёл к двери.

Через полчаса он наливал пенистую жёлтую жидкость себе и жене в бокалы. Потом воздел свой фужер к потолку и произнёс в своём обычном репертуаре тамады:

– С Новым годом, Мака! Пусть всё плохое останется позади. Не переживай! Вот увидишь, в новом году я начну жить по-другому!..

Мака только грустно улыбнулась в ответ.