(поездка в Екатеринбург, зима 93-го года – уже после расстрела «Белого дома»)

От екатеринбургского железнодорожного вокзала идти сюда недалеко. Сначала надо пройти по ул.Свердлова (имени главного убийцы русского царя), потом по ул.Карла Либкнехта. На этой улице и находится пустырь, где стоял дом Ипатьева. Стоял он на склоне Вознесенской горки, напротив Вознесенского храма. Почти ничего не изменилось здесь за 76 лет: храм остался стоять на месте, а внизу, у подножья горки – заросли кустарника, что-то вроде болотца. О чем думал Государь, стоя у окна и глядя на эту колокольню, на это небо? О будущем русского народа? О страданиях единственного своего сына – больного Цесаревича Алексея?

С неба медленно клочками падает снег. Стою посреди пустыря и стараюсь все увидеть его глазами, но вдруг понимаю: ни неба, ни храма, ничего этого не было... Окна гляделись в щербатый частокол из неструганных досок. Ограда вокруг дома была двойная, высотой почти до крыши, и, наверное, Государь не любил подходить к окну, под которым перетаптывался с ноги на ногу вооруженный человек в шинели со споротыми погонами.

Ныне пустырь огорожен бетонными плитами, в центре его установлен металлический восьмиконечный крест с портретиками Царя, Цесаревича и Великих Княжен. Рядом – крест поменьше, поставлен у закладного камня будущего храма Спаса-на-крови. Тут же, едва видная под снегом, могильная плита с выбитыми на ней именами мучеников. Для всех загадка, кто и когда привез на пустырь эту плиту. «Отсебятина, – объяснил смотритель, назвавшийся Юрием Семеновичем,– люди сюда разные приезжают...» Действительно, в течение получаса я заметил пять подъехавших машин: жених и невеста с цветами, иностранцы с фотоаппаратами, какие-то люди, долго стоявшие у креста с зажженными свечами, в молчании... «А бывают и такие гости, что не приведи Господь,– рассказывает смотритель.– Памятный крест несколько раз вырывали и часовню, где я служу, чуть ли не сожгли. Я ведь здесь на общественных началах, бесплатно. Прихожу каждый день, но в холодные дни пропускаю службу. И вот в один из таких дней, 6 октября, сразу после кровопролития в Москве, она загорелась. К счастью, огонь заметила служащая банка, что по соседству, прибежала, потушили».

Часовня эта, с обугленными бревенчатыми боками, стоит чуть в стороне от Царского креста. Построена она на средства Уральского Торгового Дома в память о мученице Великой Княгине Елизавете Феодоровне, которая приняла смерть под Алапаевском, недалеко от Екатеринбурга. В часовне установлена икона св. Елизаветы и изображения семерых ее спутников.

– Их бросили в шахту, а потом кидали вниз гранаты,– говорит смотритель.– Чудом княгиня не скатилась на дно, а упала на выступ и была жива еще сутки. Люди слышали церковное пение, которое доносилось из шахты. Потом около ее тела нашли две неразорвавшиеся гранаты и икону Спасителя. А случилось это за десять дней до мученической кончины царя и его семьи.

– Почему же в ее честь стоит здесь часовня, а Царственным мученикам не поставили? – спрашиваю.

– Так ведь ее у нас канонизировали, а царя – нет.

– Почему?

– Елисавета Феодоровна вела монашеский образ жизни, еще при жизни ее считали за святую, а царь... его убили по политическим мотивам.

– Вы не правы, – вмешался в разговор один из тех, кто стоял у креста с зажженными свечами,– нет здесь никакой политики. Иначе зачем убийцам на месте казни, на стенах подвала, рисовать ритуальные каббалистические знаки!

Эти знаки, по воспоминаниям очевидцев, действительно, остались на стене после убийства. Один французский исследователь перевел надпись: «Здесь, по приказу тайных сил Царь был принесен в жертву для разрушения Государства. О сем извещаются все народы» (Энель. «Жертва», с. 19). Но, честно говоря, не верится в это... Хотя национальность организаторов этого злодеяния подтверждает, что кому-то из них могло быть знакомо учение Каббалы. Начиная от Янкеля Мовшевича Свердлова, который вел двойную игру: отдал тайный приказ о казни в обход решений партии. И заканчивая непосредственным исполнителем – членом екатеринбургской чрезвычайки Янкелем Хаимовичем Юровским. Соучастником был и один из местных большевистских начальников Шая Исаакович Голощекин, личный друг Свердлова, захвативший в свои руки фактическую власть на Урале. Сам Юровский русским красногвардейцам не доверял. Вместе с ним в расстреле участвовали Лаонс Горват, Анзельм Фишер, Изидор Эдельштейн, Эмиль Фекете, Имре Надь, Виктор Гринфельд и проверенные уже в «деле» Прокофий Никулин, Степан Ваганов и Павел Медведев – всего 11 человек, по числу жертв. При этом в «доме особого назначения» (так называли Ипатьевский особняк) находилась внутренняя стража из австро-венгров и латышей, а русским была доверена лишь внешняя охрана. Когда выносили тела мучеников и складывали в машину, солдат из внешней охраны, Леонид Брусьянин, убежал, чтобы не видеть...

Впрочем, среди охраны были разные люди. В Екатеринбурге еще помнят, как по улицам «фланировал» Петр Захарович Ермаков под шепоток вокруг: «Смотри, смотри, это он убил царя». Сам Ермаков никого не разуверял. Более того, демонстративно носил... царскую полковничью папаху. Но его выступления в печати и перед пионерами были маловразумительны. По той причине, что на самом деле ему выпала лишь подсобная роль – вывоз убитых.

В свежем номере местной газеты «Уральский рабочий» я нашел статью о том, как в «застойные годы» в редакцию заходил старый большевик Павел Медведев: «Он подробно рассказывал о жизни царской семьи в Ипатьевском особняке, привычках царя, царицы, наследника, княжон, но, дойдя до той страшной ночи, как-то смешался:

– Я, конечно, знал, что будет, но сам в это время вышел на улицу. Нет, не стрелял.

– Но слышали, наверное, выстрелы?

– Да, хотя был заведен мотор машины...»

Странно, но этот «старый большевик» почти слово в слово повторил то, что говорил много лет назад на допросе у помощника следователя Соколова, который был прислан в Екатеринбург Колчаком после захвата города белыми (протокол допроса впоследствии вывезли за границу, и там он сохранился). Тогда на допросе был «смысл» обеливать себя. А в кругу «своих»? Если убийство царской семьи – политическое деяние, акт воли трудящихся, то зачем ему снова отпираться?

В конце статьи рассказывается, как в 1977 году по инициативе М.А.Суслова под покровом ночи был снесен «памятник архитектуры» – Ипатьевский особняк (почти одновременно снесли и дом Юровского). Исполнителем воли ЦК был первый секретарь Свердловского обкома Б.Н.Ельцин. Совсем неожиданно автор заканчивает: «Видать, уже тогда умел он разрушать. И когда я сегодня вижу на богослужении в храме благочестивый лик нашего президента с поминальной свечой, то думаю: не покаяние ли это? И за какой из домов?» Видимо, автор имел в виду еще и «Белый дом».

В Екатеринбурге меня поразило то, насколько город политизирован. Еще свежа была память о кровопролитии в Москве, екатеринбуржцы всерьез обсуждали идею о выделении области в самостоятельную Уральскую республику. Даже приезд сюда в октябре Княгини Ольги Николаевны, супруги Тихона Николаевича Романова – племянника Николая II – был едва замечен из-за московских событий.

Тот же самый человек, который вмешался в наш разговор со смотрителем часовни, вспомнил, что в городе Княгиню сопровождали члены Екатеринбургской общины Храма-на-крови. Помещения своего у общины нет, но найти кого-нибудь из них можно на «Хохрякова, 72» – в штаб-квартире «Русского Союза». Есть, оказывается, такая партия в городе. «Опять что-то политическое!» – засомневался я, но пошел.

Уже вечерело, на старой улочке Хохрякова было темно. Дома на ней сплошь деревянные, видно, дореволюционной постройки. «Среди таких купеческих хором стоял когда-то и дом горного инженера Ипатьева»,– пришло на ум. Звонко скрипнула на морозе калитка, несколько ступенек – и глазам предстала странная картина.

В большой нетопленной комнате сидело человек сорок в пальто и шубах с сосредоточенно-мрачными лицами. Все молчали, только одна женщина, держа на коленях письмо, монотонно читала его. Письмо было из Москвы от израненного человека, который сообщал своей подруге, что «в нашей больнице умерло уже тридцать защитников Верховного Совета, и в другой больнице, говорят, примерно столько же...» Затем члены союза встали – почтить память супруги известного в городе преподавателя ЕГУ Ковалева. Она тоже была ученым, филологом, в Москву ездила вычитать гранки своей книги. Убили ее, когда она несла к «Белому дому» воду в целлофановых пакетах. Вспомнили и о прежнем председателе союза Ю.Липатникове – убитом уже в Екатеринбурге. Собрание вел новый председатель, лицом и манерами почему-то похожий на Хасбулатова. В костюме и без галстука. Впечатление подкреплялось беспорядком в пустом холодном доме, как при осаде. Были тут и свои «баркашовцы» – крепкие ребята, сидевшие в заднем ряду, особнячком. Впоследствии выяснилось, что есть здесь и монархисты и коммунисты. Что же их объединило?

После официальной части стали печь картошку в полуразвалившейся печке-голландке.

– Ничего-то мы при советской власти не построили,– глядя в огонь, сказал интеллигентного вида мужчина с умными и грустными глазами.– При Николае II построили 90 тысяч километров железной дороги. А сколько у нас сейчас? 150 тысяч. Ну, еще вторые пути рядом положили, так рядом легче строить, когда дорога уже есть...

А в Америке-380 тысяч километров! Будь у нас царь, хозяин, мы бы давно эту Америку и весь мир обогнали. Господи, ведь у нас самая богатая страна в мире...

Спорить с ним никто не стал. Узнав, что я из христианской газеты, стали задавать мне каверзные вопросы: «Скажите, отменил ли Христос ветхозаветный закон «око за око, зуб за зуб»?» Я стал путано объяснять, что христианство – это не пацифизм, и что Александр Невский говорил: «Кто с мечом к нам придет...» «Баркашовцы» одобрительно заерзали.

– Эх, ничего вы не понимаете,– снова заговорил «железнодорожник».– Если помните, Николай II добровольно отказался от царского трона, как истинный христианин проявил смирение, чтобы избежать братоубийства в гражданской войне. Болел за народ. А наш президент Ельцин в октябре не то что уйти, а даже на одновременные выборы не согласился.

– Так он же президент, а не царь.

– То-то и оно...

На этом собрании «Русского союза» я так и не нашел, кого искал. И только на следующий день встретился со старостой общины Спаса-на-крови – сухим, подтянутым человеком, бывшим геологом-разведчиком. Рассказав о проблемах общины, Анатолий Верховский коснулся и проблем канонизации Царственных мучеников: «Комиссия по канонизации почему-то использует католический метод. Ведь католики заранее предписывают, сколько у человека должно быть таких-то чудес, сколько других – и считают, чтобы определить, святой человек или нет. Короче говоря, диктуется Духу Святому, задается как бы структура святости. А Дух ведь дышит там, где хочет. И сколько бы ни говорили о том, что Николай II не «влезает» в церковные каноны, я сердцем знаю, что он мученик за Христа и за святое дело, и сам в конце жизни удостоился особой святости. Патриарх Алексий II высказал мнение, что Николай II политическая фигура, а политиков Церковь не канонизирует. А наш Владыка, архиепископ Мелхиседек, считает, что почитать царя можно. На местном уровне. Если есть что-то в сердце, то почему не почитать? Это не идет против правил Церкви, местное почитание разрешается по решению правящего архиерея, достаточно лишь об этом публично заявить. А высокопреосвященный уже дважды заявлял в печати. Так что у нас, как и в Зарубежной Православной Церкви, царь Николай – святой».

Честно говоря, так и не понял Верховского: как можно одним лишь публичным высказыванием сделать человека святым? И решил просить аудиенции у самого архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Мелхиседека.

В приемной архиерея чувствуешь, будто стеной ты отгорожен не только от политических дрязг и прочих человеческих страстей, но как бы даже и от времени. Кажется, что это было всегда: вытертый от множества посетителей линолеум, цветок-дерево в железной кадке, за окном через дорогу белые, покрытые снегом, трибуны стадиона. Тишина. Сидящие в очереди покашливают с опаской. На столике забытые секретарем письма. Непроизвольно прочитал строки: «Владыко! Помогите в большом моем горе, мой муж покончил жизнь самоубийством...» Вот, и это было во все времена: обращаются к архиерею, будто он чиновник какой-то, который, если его упросить, самоубийство может посчитать за простую смерть.

От архиерея вышел прокурор, заходивший по поводу кражи из храма. Вслед тенью появился дьячок в длинном подряснике и огромных ботинках, стриженый «под горшок». Стал диктовать машинистке. «Циркуляр или цыркуляр?» – спросила она, заправляя листок. В приемную стремительно вошел монах с «дикой» бородой и прошел к архиерею, минуя очередь. «Сквозь стены ходит. Настоятель Далматовского монастыря»,– значительно шепнула мне соседка, доселе сидевшая неподвижно, с благочестивым выражением на лице. Скоро монах вышел, и его остановил сидевший в очереди батюшка с аккуратно подстриженной бородкой, видно, приехавший в епархию на приход.

– Скажите, а у вас сколько берут за крещение? Говорят, у вас тут все подорожало? – спросил он с украинским выговором, озабоченно:

– А мы не крестим,– ответил монах односложно.

– А-а... Значит, молитесь только.

Время томительно тянулось, и забывалось, зачем сюда пришел. Заготовленные вопросы к архиерею казались уже пустыми и ненужными. В самом деле, сколько в епархии разных забот, до Николая II ли сейчас?

Зашла к архиерею и почти сразу же вышла – уже с заплаканным лицом – моя соседка.

– «Мелхиседек» с греческого переводится как «царь правды»,– вдруг ожил сидевший в очереди старичок, староста какого-то храма, и рассказал присутствовавшим историю: «Один диакон служил в другом, не его, соборе без благословения. За это высокопреосвященный Мелхиседек изверг его из сана. Стал диакон прощения просить, а Владыка ему: «Да что вы, милый, просите-то? Да вы же несерьезно служение церковное понимаете... Идите, идите с Богом». Твердо сказал. Диакон так и ушел бы, да мы, в приемной тут сидели, послали его обратно: «Покайся еще». Да, видно, плохо покаялся, не осознал. Переживали мы за него. И на следующий день – то же самое. И на третий день – выходит расстроенный. Все, кто в приемной сидел, испугались: «Неужели отказал?!» Диакон встал столпом и сокрушенно руками взмахнул: «Как же так? Ведь простил меня. Взял – и простил! А я разве достоин прощения? А-а...» – махнул опять рукой и пошел растроганный... Так-то вот. Терпи. Надейся. И будет тебе...»

Снова воцарилось молчание. Прошло уже несколько часов утомительного ожидания в приемной.

– Да... – поддакнула пожилая женщина с блокнотиком на коленях,– царь правды. За это и хулят его. Помните, как он «Бал сатаны» остановил? В нашей газете выступление его было: «Кто пойдет на шоу сатанистов, того отлучаю от Причастия!» И губернатору Росселю пришлось вытурить гастролеров за пределы области. А в Нижнем Тагиле билеты в цирк уже были проданы, в Каменск-Уральский тоже ехать собирались... И с Эрнстом Неизвестным – помните? Он хотел в трех городах – в Воркуте, у нас и в Магадане бесовские памятники поставить, будто бы мученикам от большевистских репрессий. Этакие гранитные стены с пятиэтажный дом. Владыка выступил против, и рассыпался этот идольский треугольник, в который хотели всю страну нашу заключить. И впрямь идолы: маски страшные на стенах, плачут, а вместо слез – черепа, и кресты православные над факелами поджариваются. Вот какая память мученикам... Вот откуда ненавистники-то, которые Владыку желают устранить от епархии.

Женщина оказалась местной журналисткой и пришла брать интервью по поводу поразившей всех екатеринбуржцев статьи в «Известиях» об архиепископе Мелхиседеке.

– Пасквиль напечатали, – с возмущением объяснила журналистка.– И я понять не могу... В последнее время центральная пресса боится трогать церковь, а если хулит – то исподтишка, очень тонко. А тут – прямой наводкой по архиерею! И так топорно, заголовок чего стоит: «Служил владыка за бутылку». Зачем солидной газете «Известия» мелочные, смехотворные измышления? И почему именно про нашего Владыку? А все, я думаю, из-за пустыря, где Ипатьевский дом стоял. Тут такое вокруг него... На этом месте хотели сектанты-методисты свой молитвенный дом строить. И фирмы зарубежные предлагали «Ипатьефф хауз» выстроить – суперсовременный отель. И наши фирмачи руки запустили. Место прибыльное – видели, сколько там иностранцев бывает? А силы тайные и рады: пусть строят, что хотят, лишь бы службы православные на «магическом» месте не проводились. Вот чего боятся силы эти.

– Какие силы?

– Да те самые, которые на стене Ипатьевского дома иероглифы-то оставили...

Вскоре архиепископ принял и меня. Был он приветлив, на вопросы отвечал просто и по существу.

– Ваше Преосвященство, в Екатеринбурге мне встретилось много людей, почитающих Царственных мучеников. Эти люди совершенно разные по идеологическим воззрениям, но объединены именем царя. Насколько прочно такое единство? Многие, например, используют имя Царя-мученика с прицелом на нынешнего президента, чтобы подчеркнуть его роль в разрушении дома Ипатьева. Когда этот президент уйдет, когда еще как-то изменится обстановка в стране – отпадет и «надобность» в почитании Николая II?

– Это верно сказано, что имя царя может объединить общество. Царь и был объединителем – бедных и богатых – до 17-го года. А когда богатые, новоявленные буржуа, потребовали отречения царя от престола, чтобы самим управлять страной, то и пошел разлом. Бедные «временному правительству» не подчинились и захотели сами управлять. Вот тогда на радость бесам началось в России самоистребление. Почему это произошло? Да потому что и богатые, и бедные перестали понимать монархию. Они стали думать, что монархия это власть человеческая. А на самом деле это – помазанничество от Бога через Церковь. Об этом забывают и в наше время – те, кто вдруг вспомнил о Николае II. Почитатели царя, тем более Царя-мученика, объединиться могут только в Церкви, только в православии.

А политических приверженцев царя и просто «поклонников» у нас, действительно, много. Раньше в дни свадеб ехали к памятнику Ленину, а теперь едут к Ипатьеву дому. Хотя, я думаю, делают это из добрых человеческих побуждений, а не только из-за моды. В народе все-таки осталась память, кто такой царь. Ведь и раньше, когда дом еще стоял, к его окну возлагали по ночам цветы, особенно в годовщину убийства. Так продолжалось годы, и никто не помнит, когда возник этот обычай. И снесли дом – из-за народного почитания, об этом свидетельствуют документы. КГБ знало, что делало.

– А когда началось чисто церковное почитание?

– Наверное, со дня убиения. Оно преследовалось, поэтому было прикровенным, и достоверных, точных сведений у нас нет. По словам многих священников, в памятных записках, которые читаются за упокой, издавна указываются имена Царственных мучеников – без титулов, понятно, но в известной последовательности: Николай, Александра, Алексий...

Впервые открытое моление на месте дома Ипатьева состоялось в 1989 году. В ночь с 16-го на 17-е (29-30 июля по новому стилю) там стали собираться люди, никто их не организовывал, пришли сами. Принесли туда три самодельных хоругви: с образами святых Гермогена, Тихона и Царя-мученика Николая II. На последней хоругви был изображен просто портрет царя, иконы не имелось. Когда ее развернули, то бабушки закрестились – признали. Русская Православная Церковь никакого участия в этом не принимала. Был прочитан канон Царственным мученикам по тексту Зарубежной Церкви, закончилось моление чтением «Отче Наш». Всего участвовало 200-250 человек самых разных возрастов. Никакие политические или общественные организации участия в этом не принимали. Но власти города отреагировали почему-то резко. ОМОН устроил побоище, в райотдел милиции отвезли 11 человек, из них двое было несовершеннолетних – мальчик 16-ти и девочка 14-ти лет. Впоследствии всех удивило такое совпадение цифр с числом и возрастом расстрелянных Царственных мучеников.

В 1990 году были уже тысячи людей, было и три православных священника из Патриаршей Церкви, была отслужена панихида. Екатеринбургская епархия официально стала участвовать в Царских днях только в 1991 году. Прибыли тогда гости из других городов, в том числе правительственная делегация числом в 50 человек.

В том же году, впервые после 1919 года, мы провели крестный ход от Вознесенской церкви до Царского креста, который установлен на месте убийства. Год спустя провели крестный ход до Ганиной ямы – шахты, куда сбросили останки мучеников – и установили проводить его ежегодно 19 июля по старому стилю. Царские дни тогда длились с 15 по 19 июля включительно. И в 1993 году были церковные службы. Правда, крестный ход до Ганиной ямы отменили из-за сильного дождя. Ведь это далеко за городом.

– В средствах массовой информации несколько раз сообщалось об идентификации останков царской семьи, найденных в Ганиной яме. Их возили в Англию, где специалисты мирового уровня исследовали...

– Да, нам пытаются технической манипуляцией доказать, что это мощи святых. Я думаю, наверняка, это кости мучеников, но не царских. Еще в 1902 году святому праведному Иоанну Кронштадтскому являлся во сне будущий мученик Николай II и сказал: «Могилу мою не ищите». И документы двухмесячного расследования, проведенного белогвардейцами, удостоверяют, что тела Царственных мучеников сожгли, а пепел бросили в шахту, часть пепла развеяли по ветру.

– Не так давно Вы выступили в печати с очерком «О народно-церковном почитании Царя-мученика Николая II Александровича, Его Августейшего Семейства и сонма всех Новомучеников и Исповедников Российских». Там говорится: «История борьбы за возведение Храма-памятника на крови мучеников – отдельная тема и здесь рассматриваться не будет». Что Вы имели в виду?

– Если коротко говорить... Откуда взялась идея построить храм на месте Ипатьева дома? Пришла она от зарубежников, в частности от Верховского Анатолия Михайловича, который имел контакты с Русской Зарубежной Церковью. Как вы знаете, там у них Царственные мученики давно канонизированы. Он пытался создать в Екатеринбурге общину под их юрисдикцией, но не получилось. Потом он отошел от зарубежников, хотя, я думаю, осталась у него какая-то зарубежная ориентация. Но сейчас он является старостой созданной нами общины по постройке храма.

А впервые столкнулся я с этой идеей на заседании городской администрации, куда меня пригласили. Рассматривались заявки различных организаций, которые желали получить место Ипатьевского дома. В конце концов, согласились, что земля перейдет нам или зарубежникам. А Верховский воинственно боролся за право зарубежников. Я выступил и сказал, что мне довелось долго служить за границей и я хорошо знаю РПЦЗ как ярых противников материнской Русской Православной Церкви. И привел в пример их митрополита Анастасия Грибановского, который Гитлера считал чуть ли не Мессией, посланным свергнуть коммунистическое иго. Крови простых русских людей, христианской крови он не жалел...

Так я и оспорил этого Верховского, и землю передали нам, а отнюдь не зарубежникам. Мы думали построить часовню там, благословение Патриарха было на часовню. А зарубежники сказали: «Что вы построите, мы ночью сломаем. Если станете строить храм, то мешать вам не будем, стройте храм». Я на Соборе еще Патриарху об этом сказал. Он благословил: «Стройте храм». И был объявлен у нас конкурс... (Верховский рассказывал обстоятельства дела несколько иначе: «Вы сами-то подумайте, как мог Владыка в то время поднимать вопрос о строительстве храма Царственным мученикам? Ведь было ясно, что это бесполезно. А мы тут пришлись кстати. Как власти узнали, что «иностранцы» требуют землеотвод, так все и закрутилось: большие чины приезжали, и из Совета по делам религии, а тут еще телевидение заинтересовалось. В общем, отдали епархии. Вот так, Господним промышлением » – ред.).

Конкурс на лучший проект храма завершился, победил житель Кургана Константин Ефремов, создали фонд. И тогда начались странные вещи. Вдруг объявили нам, что фонд на самом деле не может иметь юридического лица, хотя и зарегистрирован. Фонд, мол, может быть только в том случае, если он будет не церковной, а общественной организацией, то есть светской. Все дело остановилось. Сейчас учреждается Уральский общественный фонд «Возрождение», где заправляют в основном светские люди. Планы их пока не ясны, хорошо бы обошлось без политики. У городских властей тоже свои задумки. Нам передали всю Вознесенскую горку, а это ведь одно из мест, которое определяет лик города. И вот собираются все там приспособить для будущего храма – убрать дорогу, заново насыпать горку в тех местах, где она срыта, убрать огромные здания Горгаза, которые маячат неподалеку. А нам все это не обязательно. Главное, храм, хоть небольшой, построить и без суеты начать службы Царственным мученикам и всем Российским исповедникам.

– Ваше Высокопреосвященство, я так понял, что даже правящий архиерей не волен единолично объявить Николая II святым исповедником...

– Разумеется.

– И даже воля Святейшего Патриарха здесь не главное?

– Святой или не святой человек определяет вся Церковь, в которой только одной и содержится истина. Церковь – это Христос, Его священники и прихожане. Так вот, простые прихожане, которые причащаются, живут церковной жизнью, – и есть в немалой степени носители истины. И если среди этих людей возникло почитание кого-либо, то это ведь не случайно. И священство смотрит, нет ли тут какого-либо прельщения. Если нет, то соборным определением подтверждается святость Божиего угодника.

Как мы уже говорили, в церковном народе есть факты почитания Царственных мучеников, хотя они и не повсеместны. Имеются также знамения. Во-первых, это чудесное явление в день смерти Царя-мученика иконы Божией Матери «Державная».

Небесная наша Заступница приняла искупительную жертву русского царя и взяла на себя роль Удерживающего в России. И за границей я много слышал о разных свидетельствах его святости. В Сербии много удивительных свидетельств. Сербские матери молились святому мученику Николаю, чтобы он вымолил у Бога жизнь их сыновей, ушедших на войну. И их сыновья спасались невероятным образом. Молились св. Николаю и в тех случаях, когда хотели получить известие о сыне. Эти простые женщины знали, что сам Государь Николай Александрович очень переживал за своего сына, больного наследника Алексея, и ему знакомо родительское горе.

– Наверное, и сейчас в храмах Сербии возносятся ему молитвы, ведь там снова началась война. И всем в России, кто переживает за православных братьев, надо молиться св. Николаю? У нас в стране тоже неладно. В нынешнем хаосе обостренно чувствуется, что нет Божией освященности власти, порядка, Богоустроения на земле...

– Я об этом не могу рассуждать. Сам я монархист, знаю, что и родители мои всегда почитали императора. Не как святого угодника Божия (об этом тогда не думали), а просто царская власть была священна для всякого православного. А родители мои были строго православными.

У нас разные были цари, были и явные грешники. В народе осуждали их, хоть это и не пристало православным. Но никто никогда не покушался на царское их достоинство. Ведь помазывали на царство в храме Божьем – в присутствии свидетелей. Среди царей были и такие, которые не только этот святой дар помазанничества получали, но и осуществляли его в конкретных делах, в царском служении.

– Наверное, народ должен помнить, что в 17-м году он нарушил клятву верности, данную в 1613 году династии Романовых?

– Христос, на вопрос фарисеев; позволительно ли человеку разводиться с женой своею, ответил: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Так вот, венчание Церкви с русским народом в лице его царя никем не отменено. Царь хоть и отошел в 17-ом году от управления государством, но от помазанничества не отказался. И погоны свои царские он снял с себя лишь перед мученической кончиной, их потом нашли спрятанными в Ипатьевском доме. И народ не мог отказать ему в помазанничестве. Вспомните Евангелие. Фарисеи, услышав от Христа, что человек не может разлучиться со своей женой, указали Господу на Его пророка Моисея, который заповедовал давать разводное письмо и разводиться. Господь ответил: «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами». Вот точно так же и мы живем без освященной власти – по жестокосердечию нашему.

– Возвращение монархии возможно?

– Я думаю, возможно. Все-таки эта форма власти вне политики и разных идеологий, которые ссорят людей. Молиться надо, чтобы Господь даровал нам такую власть.

Встречей с Владыкой Мелхиседеком поездка моя, можно сказать, была завершена. Оставалось время наспех познакомиться с городом, пробежаться по магазинам. В кармане лежала еще карта-схема, начерченная Верховским. На ней был указан путь до Ганиной ямы, где я намеревался побывать.

Сейчас, вспоминая те дни, понимаю, что просто так уехать из Екатеринбурга я не мог. Не доставало какой-то последней черточки, какого-то знака, в котором бы въяве раскрылся смысл слышанного и виденного. Впрочем, об этом я тогда не думал.

«Домой!» – с легким сердцем, пешком направился я на вокзал. «Домой!» – радовался, обгоняя прохожих, у которых были такие обыкновенные, такие милые лица. Миновав вокзальный арочный переход, взялся за ручку двери и... оглянулся. В переходе на земле, у самой стены, лежали носилки с человеком. Мимо проходили люди, ни врачей, ни родственников этого человека поблизости не было. Заняв очередь в кассе, вернулся под арку. Рядом с носилками стояли двое парней и шутили насчет «мементо морэ».

– Безобразие! – проворчал проходивший мимо старик.– Такого еще не было, чтобы покойников на улице бросали!

Я взглянул на мертвеца и вздрогнул. Это был почти ребенок, подросток. Голова укрыта оранжевой клеенкой, одна нога заголена – из нее торчала давно уже, видно, почерневшая кость. Шапка, шубка и сапожки лежали отдельно, на выступе стены. Прошло около часа, несколько раз я подходил к носилкам, но так и решился откинуть клеенку, чтобы увидеть его лицо. Так и уехал, а «бесхозный» маленький мертвец остался лежать.

Билет я взял не на экспресс, а на электричку. И ехал в обратную сторону от дома – на станцию Шувакиш. Оттуда рукой было подать до Ганиной ямы.

Из допроса П.С.Медведева: «Трупы выносили на носилках, сделанных из простынь, натянутых на оглобли, взятые от стоявших во дворе саней. Сложенные в автомобиль трупы завернули в кусок солдатского сукна... В три часа все было окончено». Глубокой ночью грузовик выехал из города на лесную дорогу, ведущую к деревне Коптяки. Торопились до восхода солнца. Шел дождь, и машина несколько раз застревала в грязи... На поляне близ заброшенных рудников разожгли костер. Три дня и две ночи тела уничтожались огнем и серной кислотой под руководством Юровского. Несколько раз, чтобы посмотреть на работу, приезжали из города Белобородое и Голощекин (люди с придуманными фамилиями). Как видно из материалов следствия, поляна эта была выбрана заранее – Юровский несколько раз кряду приезжал сюда верхом и подыскивал место поудобнее. Возвращаясь в Ипатьев дом, он, как ни в чем не бывало, разговаривал с пленными и навещал больного Цесаревича, лежавшего в постели.

Уже полчаса прошло, а электричка все дальше и дальше отъезжает от города, за окном – тайга. Странно. Зачем убийцам нужно было ехать в такую даль? Чего они боялись?

...Иду по тайге, по тракторной дороге. Позади километров десять бессмысленных плутаний по колено в снегу. Еще раз сверяюсь с картой-схемой. На ней все понятно, даже масштаб соблюден – все-таки геолог чертил... А нужной поляны найти не могу!

«Могилы моей не ищите»,– вспоминаются слова.

И вдруг становится понятным смысл видения св. Иоанна Кронштадтского. «Могилы моей не ищите» – это значит: «Не считайте меня мертвым»!

Остановился, удивившись простой этой мысли. Где-то в глубине леса весело стучит дятел, искрится снег, искрятся ветками чистотелые березы, за которыми на горизонте синеют горбы Большого Урала. Где-то в другой жизни – кровь, предательство, детский труп на вокзале. А здесь... Солнце. Свежесть. Русский дух.

red@mrezha.ru
www.mrezha.ru/vera