ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИСТОРИЮ

З.С.: Его не понимают, о нем злословят, считают его нерешительным. Но кто они - эти министры и генералы? Он ведь все понимал, знал заранее о своей мученической кончине, с болью предчувствовал судьбу России. Он был Помазанник Божий, уже все знал и приклонялся воле Божией. А тут - сидят перед ним министры, каждый со своим материальным, узким интересом. Государь слушает министра, слушает - сознает, что с этим человеком не о чем говорить. Переубеждать? Не поймет. Возражать? Бесполезно. Государь доброжелательно провожает министра до дверей – он все понимает, и даже этого министра понимает. Но, Господи, кто бы его понял? Вот что есть “нерешительность” Николая и слепая решимость перестройщиков! Они знали свой первый шаг, но не ведали, какой будет второй, и вообще не ведали, к чему все это приведет.

Ю.С.: Наверное, еще задолго до революции царь производил странное впечатление на свое окружение. Люди жили прежней своей жизнью, а он - уже был в будущем, потому что знал о нем. Помните, как опешили епископы, когда Государь вдруг предложил восстановить патриаршество и себя - на место патриарха.

З.С.: Да, какое ведь мудрое, воистину царское решение! Государь принимает монашеский постриг вместе с императрицей, возглавляет церковь - и авторитетом недавнего Государя дает церкви невиданную доселе свободу и самостоятельность. К тому же во главе церкви он мог серьезно поддержать нового царя в первые годы правления. Укрепляется авторитет церкви, царской власти, самой династии Романовых – накануне грядущих потрясений. Но синодальные епископы молчат... И Николай не настаивает. Что это - его нерешительность? Нет. Он понимает: никто еще не готов. И кротко, без разговоров это принимает.

В.Т.: А вспомните - арестованного Николая Александровича переводят из Царского Села в Тобольск. Государь подходит к конвойному, полковнику Граббе: “Вы согласились бы сопровождать меня начальником караула в Тобольск?” Тот так же опешил: “Извините, мне надо подумать 24 часа”. Государь мгновенно отвечает: “Я снимаю свое предложение”. Полковник не понял его, и не мог понять, КУДА приглашает его Помазанник. И царь не тратит слов, отворачивается от офицера. Кстати, в Нью-Йорке я познакомился с одним епископом, фамилия его Граббе. Спрашиваю: “Не родственник ли Вы того полковника Граббе, который...” Не дослушав, тот резко и решительно ответил: “Я не имею к нему ни-ка-ко-го отношения!” По чему я заключил, что он самый близкий ему родственник.

Ю.С.: Он и вправду родня тому Граббе. Но, видимо, духовно отмежевался...

В.Т.: Как сказать. Этот “новый” Граббе тоже фигура такая, неоднозначная. Еще до епископства, священником, он венчал самозванца лже-Алексия, называвшего себя сыном Николая II. Вот ведь как бывает в истории. Было уже поздно, но прихожане Троицкого храма домой не спешили. Здесь, в тихом переулке шумной Москвы, в тесной трапезной комнате даже я, пришедший “с улицы”, почувствовал себя дома. И, не стесняясь, поставил включенный диктофон на стол. Никто своих мыслей и не скрывал. Каждый говорил о том, что болело в душе, о главном - для них, для России, для будущих русских поколений. Виктор Николаевич возражал одному из участников дискуссии...

В.Т.: Да, митрополит Петербуржский и Ладожский Иоанн сказал это, а Невзоров подхватил и раздул. Но знаете... Я ведь писал некролог митрополиту Иоанну в Журнал Московской Патриархии, понимаете, как к нему отношусь. И все-таки подчеркиваю: владыка мог ошибаться в этом вопросе. По-своему владыка был прав, когда говорил: самовольное отречение от престола Помазанника Божьего есть предательство. Но по своей ли воле Николай Второй покинул престол?

Ю.С.: Кстати, от помазанничества он не отрекался. Это же абсурд! Как я, крещенный, могу отказаться от крещения? Государь попросту передал административное правление своему брату Михаилу. Это был последний шанс спасти Россию, ведь в то время Великий Князь Михаил имел большую популярность в обществе и среди интеллигенции, чем Николай.

З.С.: А Михаил не был готов. И плакал: “Он-то отрекся за себя, а я отрекаюсь за всю династию...”

Ю.С.: Да уж тут такая история, к нему пришли с угрозами: если не отречешься, то... И популярность не спасла. Но, повторяю, это был последний шанс. Если бы Государь не передал правление Михаилу, то случился бы открытый бунт, пошел бы раздрай по всей стране. А тут была еще надежда, которой Государь не терял до последнего момента. И его расчет мог оправдаться! Главное было: оттянуть время, ведь победа в мировой войне вот-вот, не за горами! Не забывайте, война близилась к концу - и решалась судьба будущего России, всего мира.

З.С.: Корабль идет - и спрыгни ты с корабля, и корабль дойдет до гавани. Но не дошел, утонул... А какое великое будущее ждало в той гавани! Царь не хотел войны, удерживал другие страны от ее начала. Но уж когда война развязалась, он смирился: такова, значит, воля Божья.

Не будем забывать, Государь был Помазанник Божий, не чета нам, и видел происходящее мистически, в плане высшей реальности. Вот говорят, Николай II хотел завоевать Константинополь. Ничего “завоевывать” он не хотел! Константинополь (древняя столица Византии и всей Римской империи), пролив Босфор, Дарданеллы должны были перейти под контроль России в результате общей победы союзников, по мирному договору. Они переходили к России само собой - по логике войны, которую Россия сама не развязывала. И разве не видел Государь в этом воли Божьей? Значит, преемница Византии - Русь - настолько окрепла, что могла заместить свою праматерь. А что это значило для христианского мира? Получив Босфор, православная Россия оказывалась в Средиземном море – в самом центре Европы. Тем самым восстанавливалось равновесие между западным Христианством и восточным, какое было в древности, до завоевания Византии турками. Тем самым Россия сгладила бы однобокость западной цивилизации - и мир сегодняшний, возможно, не скатился бы в безбожие и порок, стала бы развиваться иная, не технократическая, не бездуховная цивилизация.

Ю.С.: Я читал материалы заседаний иностранных штабов, и диву давался: как же так?! В 16-ом году о победе России говорили как о чем-то уже совершившемся. Все разведки воюющих стран об этом вопили. Англия тут же испугалась, речь уже шла о Босфоре, Дарданеллах. Пошли интриги, английский генеральный штаб, германский... А наши и подхватили. Государь записал в своем дневнике: “Кругом трусость и измена”.

В.Т.: И Черчиль потом писал об этом: “Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была выполнена”.

Ю.С.: Предательство было вопиющим! Ни одно из распоряжений Государя не было выполнено - ни гвардейский корпус, ни казаков в Петроград так и не отправили. А требовалось-то: арестовать кучку бунтовщиков-революционеров. Командующий Алексеев дал приказ по армии об отречении царя, когда отречение еще не было подписано Государем! Корнилов пришел арестовывать императрицу нацепив на грудь красный бант. Впоследствии в эмиграции генерал Алексеев жалел о соделанном, он-то думал, что без Царя Православного можно довести эту великую войну до логического конца. Как горько ошибался! Все они потом участвовали в Белом движении. Почему-то сейчас думают, что кровавую гражданскую войну в России начали “приспешники царя”, чтобы восстановить монархию. Какая несправедливость к памяти Государя! В Белой армии было 350 тысяч офицеров - и только малая кучка, в основном гвардейцы, считала себя монархистами. Белые генералы в мемуарах прямо пишут: мы хотели сделать из России демократическую парламентскую республику. На западный манер. И понятно, почему среди военспецов, вставших на сторону красных, было много монархистов. Они рассудили: хоть и без царя, но с народом.

В.Т.: Царя свергал не народ, а министры, генералы, буржуа. Когда Шульгин подал Государю бумажку с текстом отречения, при этом присутствовало семь человек, в том числе генерал Данилов. А есть сейчас такой американский журналист Ник Данилов. Он был одно время в Москве, и я был с ним знаком. Его, кстати, потом уличили, в Лефортово посадили, хотели поменять его на нашего резидента, провалившегося на Западе. Так вот. Как-то спросил я его: “Ник, чего ты большевиков-то ругаешь? Твой дедушка принимал отречение Государя Николая Второго, а твой прапрадедушка Фролов был декабрист, хотел убить Государя Николая Первого... Вы же сами своими руками готовили приход большевиков, а теперь ты сидишь в своей Америке и ругаешь советскую власть!”

В заключение нашего “круглого стола” можно так сказать. Известно, как в народе, среди верующих, восприняли отречение Государя от престола. Это и в воспоминаниях, и в художественной литературе отражено, и бабушка моя - предки у меня все крестьяне - говорила: “Царя СВЕРГЛИ”. Она и про манифест об отречении помнила, память у нее хорошая, но: не сам ушел, а свергли. Народ-то в самую суть смотрел. Все уже расходились, только в углу, где горкой лежали шубы и пальто, замешкались. Диалог там продолжался:

- Все в воле Божьей... С Михаила Романова династия началась, Михаилом и закончилась. Из Ипатьевского монастыря династию призвали, а привели в Ипатьевский дом...

- Ипатий это Евпатий?

- Нет, это довольно редкое имя. Епископ был такой, малоизвестный святой - Ипатий. Говорят, от зубной боли помогает.

- А вот еще совпадение! Казнь состоялась 17 июля - а это день памяти первого после Киевской Руси, великорусского царя. Андрея Боголюбского. В этот день он тоже был убит. Слугами. В разговор вмешалась интеллигентного вида дама:

- Вот именно! Вспомните, какую надпись на немецком оставила императрица в доме Ипатьева, строку из Гете...

- Не Гете, а Гейне, - возразил ей Юрий Николаевич. - Гете такой мерзости не писал.

- Она начертала: “В ту же ночь Бальтазар был убит своими слугами”. В тексте: “kneht” - то есть “низшими слугами”.

- Да уж какими там слугами! - не сдавался оппонент. - Разве что слугами сатаны.

- Кстати, была ведь и другая надпись, кабалистическая, оставленная убийцами на подоконнике в подвале: “Здесь по приказу тайных сил царь был принесен в жертву для разрушения государства. О чем возвещаются все народы”.

- По поводу этой расшифровки. Имеются серьезные сомнения, - подошел к спорящим академик Тростников. - Могу сослаться на недавнюю статью Леонида Болотина, он долго и серьезно разбирался в этом. Но лично меня не интересует, что там написано. В любом случае, знали об этом убийцы или нет, они совершили ритуальное убийство. Царя ведь расстреляли не потому, что он плохой человек или военный преступник, а потому, что он - Царь, Помазанник, орудие Божьей воли на земле. Это убийство было против Бога, против Христа. Скажу вам, в первые три века христианства, еще до Миланского эдикта, всякий епископ, который становился на Римскую кафедру, заранее был обречен на смерть. Одного казнили - становился другой, зная о своей участи. Всех их потом канонизировали как святых. А ведь среди них были разные люди, может быть большие грешники, кто знает... Но смерть за Христа само собой делала их святыми. Также и наш Государь. Царь, Помазанник тоже был наместником Христа в России - это четкая концепция русской монархии, это все понимали. Ну курил он, еще что... Причем здесь это? Давайте сравним со священниками. В миру они, бывает, ведут себя по-разному, но в алтаре, во время таинства - по дару Духа Святого - они святы. И Государь наш, когда его казнили как Помазанника, был свят. Юрий Николаевич задумался:

- А ведь не правы “зарубежники”. Царя канонизировали вместе с императрицей, детьми, слугами - кто с ним упал под пулями. Скопом. По-человечески жаль их, родственников и слуг. Но... Помазанник-то он один. Один на всю Россию был! И наши “монархисты” тоже хороши! Те, что формулировочку придумали, для нынешней канонизации: “От жидовствующих умученный...” Опять на других сваливать? На всех нас грех... Как был - так и остался. Скрипуче поддалась дверь - и бухнула за спиной, звеня пружиной. Серебреннический переулок выбелило. Видно, шел снег. На улице было безлюдно, неуютно. На станции метро не протолкнуться. Бесконечные ленты людей втягиваются эскалатором в подземелье. Шипение вагонов, шарканье подошв в гулкой кишке перехода, звон гитары с привизгом гармошки - музыканты нищие стоят, снова шипение... Я и не заметил, как выплеснуло меня наверх, в другом конце города. Вот уже иду по улице, а в ушах - все те же голоса спорящих... Налезают друг на друга, извиваются в боли и удивлении. Рассыпаются на отдельные слова: Босфор, Дарданеллы, Миланский эдикт, Граббе... И только два слова, как припечатанные, стоят сцепившись, недвижимо. Два государева горьких слова: “Трусость и измена”.

ТРУСОСТЬ... Чего они боялись - эти министры, генералы, журналисты и прочие господа? Не того ли, чего боятся нынешние власти? Может ли русский бояться величия России? Страшиться того, что встанет Родина в свой полный рост? Оказывается... может. Так бывает в жизни каждого. Человек растет, умнеет - и настает момент, когда он должен перерасти себя. Кто-то невидимый щелкает выключателем, и яркий-яркий свет заливает каждый уголок сознания. И что предстает глазам? Тесный чуланчик с кривым полом, пыльным оконцем и жирными пятнами на стенах. Неужели это я?! Нестерпимо смотреть. Но и в дверь – открывшуюся впереди дверь ступать одному страшно, хочется остаться в чулане. И вырывается крик: “Притушите свет!” Так и в истории. Перед Россией отворилась дверь - и туда, в неизвестность великой судьбы, ступить было страшно. Что уж говорить, одному, без упования на Бога, без обетования Его - разве не страшно идти в неизвестность? Но ведь было обетование! Был Помазанник Божий, и народ ему был поручен, и бесстрашно вел Государь народ... Да только какая вера в Помазанника, если и в Боге-то разуверились? Так что: “Притушите свет...”

Было уже поздно, я прибавил шагу. Мимо проносились машины с прилизанными носами - мимо меня, мимо рекламных щитов, с которых смотрело одно и то же тупое лицо ковбоя, мимо аршинных иностранных надписей, что на каждом доме. Новые приметы времени. Был 1917-й год, февраль. Вдоль набережной дул холодный ветер. Над городом, отовсюду видный, мерцал в морозном небе храм Христа Спасителя.

г.Москва - г.Сыктывкар.

red@mrezha.ru
www.mrezha.ru/vera