К восьми утра мы на подворье Свято-Серафимовской церкви города Кирова. Длинная череда автобусов заняла пол-улицы. Идет посадка. Анна ищет Марию. Я жду. Экипировался основательно. Овчинная шуба, валенки. Вдруг не попадем в храм. Вдруг придется стоять ночь на улице... Первый автобус. Второй. Третий. Марии нет. Анна беспокоится. Вновь уходит. Заполняется шестой. Еще есть несколько мест. Возбужденные прибегают: “Пошли! Пошли! Не успеем... Вдруг не будет следующего... не наберется...”

К остановке подходит батюшка.

– Мы слободские. У нас есть пятнадцать мест. Кто желает, может с нами ехать.

Устраиваемся.

– Я ее хотела у них купить. Выпрашивала. Не отдавали. А потом так отдали, без денег. Почти ничего не было видно, а в храм сносила, и смотрите: лик посветлел, ручки стали видны...

Все рассматривают старую темную икону. Похоже, Казанская Божия Матерь. Лики едва видны, но видны...

– А у нас вот что было. Пожар. Загорелись дровяники. Пожарные приехали – нет напора. Стоят – смотрят. А у Антонины в дровянике поросенок был и куры. Она выставила в окошко икону Казанской Божией Матери... Сгорело все. Она думает – пойду хоть косточки соберу. Подходит. А доски, как костром, свалились, тлеют. А из-под них поросенок хрюкает, вылезает. А у кур только перышки обуглились...

– А я корову свою, кормилицу, вылечила. Спасла. Вымя у нее нарвало, загноилось, раскрылось... Земелькой с новосковые свечи куполов и колокольни уже увенчаны крестами. Восстанавливается.

Успенский. Не закрывался. Колонны ворот. Колонны входа. Классицизм. Внутри очень праздничен и богат старинными иконами.

Знаменитый древний Спас Нерукотворный Яранский – затененная ниша в золотом окладе и киоте. Лик спасителя едва угадываем. Собор ярко бел. Под огромным куполом.

Старшие разобрались с ночлегом. Идем в “отель” – Дом культуры, бывший купеческий дом. Рядом, в ста шагах, киоски со свечами, православными газетами и иконами Матфея Яранского. На перекрестке милиционер. Мы приехали первыми и размещаемся с “удобствами”. На втором этаже у батареи отопления.

Часовня недалеко от входа за несколько могил от кладбищенской ограды. Шлемообразный ребристый темный куполок, белые стены и арки узких окон. Освящена в 1991 году. Меж могил – телекамеры.

На ступеньки входа часовни поднимается женщина. И очень старательно, по-книжному, рассказывает.

– Я смотрительница могилы отца Матфея уже десять лет. Иеромонах Матфей Швецов родился в 1855 году в городе Вятке. Его крестили с именем Митрофан. Он был четвертым ребенком в семье сапожника. После смерти отца Митрофан поступил приказчиком к вятскому купцу Столбову, у которого пробыл 18 лет. Позже Митрофан сам завел торговое дело. В Вятке он познакомился с иеромонахом Стефаном Куртаевым и решил оставить мирскую суету. Но отец Стефан не благословлял его: “Не принимай свое “я” за призыв Божий. Молись, смиряйся, и Господь подскажет тебе, как поступить...”

В 1891 году Митрофан был принят послушником в Филейский монастырь, где вскоре был пострижен в мантию и рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. В 1899 году отец Матфей приходит в мужской монастырь Анны Пророчицы в десяти верстах от Яранска. В его келии не было почти ничего. Стол, стул, кровать...”

Часовня пока закрыта. Из часовни выведены громкоговорители на улицу. Подключено наружное освещение. Все подготовлено к последней панихиде.

Возвращаться к Успенскому? Остаться? – Остаемся. Хорошо, что тепло оделись...

Темнеет. Прожекторы осветили извилистое, расположившееся в пустом пространстве меж могил людское полотно, растекшееся и по улице около часовни. В проход протискиваются омоновцы и с трудом выстраивают живой коридор.

– Подвиньтесь! Освободите место! Расступитесь!

– Некуда, здесь ограда...

Стало тепло. Потому что нас обступили, облепили, оттеснили, сжали шубы, полушубки, пальто...

Мы у самой часовни. Смотрительница вновь поднялась на ступеньки.

– В 1917 году Матфей предсказал: “Грядет скорбь великая, но через нее очистится народ, переродится. На крови мучеников возрастет дерево святости, от которого будут питаться многие и насытятся...

В 1921 году закрыли Пророчицкий монастырь. Всех монахов выгнали. Матфей переселился сначала на монастырскую пасеку, а потом в деревню Ершово. “Что они мне сделают? Я монах. Лишат имущества? Я уже отрекся от него. Осудят на изгнание? Я и без того не принадлежу миру. Лишат жизни? Для меня жизнь – лишения и страдания. Я свою жизнь посвятил Богу. Я монах!”

Незадолго до смерти Матфея спросили: “Где тебя схоронить? В Беляево или Яранске? Везти на лошади или нести на руках?” Матфей ответил: “Не беспокойтесь, как да на чем везти. Я ногами пойду в Яранск. А схороните меня в ограде благотворителей – купцов Анны и Василия Беляевых. А на кресте подпишите: “Здесь похоронен Матфей-кочегар”.

29 мая 1927 года улетела душа богоносного старца в небесные обители. Почти сорок верст несли тело Матфея из кикнурской деревни Ершово в Яранск. И в каждой деревне, в каждом селе служили панихиды...”

Прошли архиереи, многочисленный священнический причт, духовенство. В черном. Затрепетали живые огоньки свечей. Усыпали мерцающими звездочками затихшее темное людское море. Алюминиевые колокола репродукторов разнесли над морем:

– Благослови Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков...

Крестится море – “сим побеждай” – шепчет, повторяет молитвенную песнь последней панихиды по монаху Матфею. И нет в ней скорби – радость. Радость победы. Попрания смерти смертию. Вечной жизни. Радость закономерности, утверждения семидесятилетнего почитания святого старца.

– Во блаженном успении, вечный покой...

– ... Вечная память...

Мощный голосовой накат всколыхнул море. Едва священники вышли из часовни, потоки людей хлынули ко входу. Милиция, сцепившись за руки, сдерживала натиск и сохранила сузившийся коридор. Мы были близко. И через некоторое время искрученный, истолканный я попал в шлюз, в партию пропускаемых.

Напряженное море за спиной. Тишина и покой. Потрескивают свечи. Иконы. На окне в овальчике портрет иеромонаха Матфея. Маленькая могилка в каменном обрамлении. В ногах каменный аналой. Евангелие. Крест. Кланяются. Припадают к плите. Захватывают земельку. Уже наполовину песочек выбрали.

– Преподобне отче Матфее, моли Бога о нас...

По коридору. В море. Анна ждет. Мария опять затерялась. К собору подошли под колокольный звон. Служба начиналась...

В храм уже не пускали. Вход неровным квадратом окружен барьерами. Милиция. Многочисленные припозднившиеся. Нас затерло в левый угол.

– Почему не пускаете?..

– Там проходят!..

– Мы издалека приехали!..

– Вторую Ходынку хотят устроить...

– Почему не пускаете?

– Там яблоку негде упасть. Отойдите от левого угла, здесь не будут пропускать...

Толпа переминает нас и вертит. Приготовились провести всенощную под открытым небом. С сожалением подумал: “Не успели к одиннадцатому часу...” А Анна сказала: “Два гриба на одну ложку хотели взять”.

– Я же вам сказал, идите туда! – вытащил меня за рукав милиционер.

Обошли облепленный людьми квадрат и встали справа. Почти сразу же послышалось из темноты:

– Еще двадцать человек!

В узком проходе путаются старушки.

– Шесть... семь...

– Десять! – это на мне.

“Успели к одиннадцатому часу!” – успела весело мелькнуть мысль.

Собор битком. Успокаиваемся. И Мария здесь.

Почти пять часов службы были мигом. На елепомазании всем вручали “Житие преподобного Матфея”.

Тысячи пришедших. Сотни паломников. Десятки священнослужителей. Иерархи: архиепископ Вятский и Слободской Хрисанф, архиепископ Костромской и Галичский Александр, епископ Йошкар-Олинский и Марийский Иоанн, епископ Верейский, викарий Московской епархии Евгений.

Собор расходится. Вечернее правило. На улице кто-то сказал:

– Сходите в палатку, чаю попейте.

В “отеле” – кто спит, кто сидит, кто молится. Дискутируют группами и делятся историями.

– Я здешняя уроженка. Яранск был небольшим городком. По какой улице ни пойдешь – подойдешь к храму. 10 церквей было у нас. Осталось две. Могилка отца Матфея была незаметная, земляная. К ней часто ходили люди. Земельку брали. В шестидесятых началась борьба. Ставили наряды милиционеров. Суточников загоняли. Им что? Раз-два и разнесут все. Люди потихоньку восстановят могилку и ходят. А ходить было опасно. Идешь к родителям – пускают, а к Матфею – оглядываешься, чтоб не заметили. Так решили совсем извести могилу. Дорогу там сделали. Все забетонировали. А люди все равно пробьют бетон и песочек достают из ямок...

– Да запуганные мы были. Всего боялись. Но ходили. Марийцев много всегда ходило. Они больно верующие. Я учительница и еще одна учительница. Так мы с ней в одно время как-то поехали к отцу Матфею. А виду не подавали. Она раньше вышла. Все боялись. Думали, что в тюрьмы будут сажать. Цементировали могилу, да... не один раз цементировали... Перепуганные были. Священник спрашивает: “Вы откуда?” – “Из Караликов”. Даже батюшке побоялась сказать, что из Сметанино...

– Всем помогает отец Матфей. Всем, кто приходит к нему на могилку...

– Да, я попросила Матфея – помоги мне вылечить ноги, колени! Очень болят. Коленом к могиле прикасалась. Сейчас не болит...

– А вы не знаете, почему он завещал надпись “Матфей-кочегар”?

– Что-то он подразумевал, конечно... Точно не знаю...

– Будет вытаскивать, выгребать человеческие души из огня. Вот что!..

Успенский собор.

3-00. Правило и исповедь для причащающихся.

4-00. Первая Божественная литургия.

6-00. Вторая Божественная литургия.

7-00. Праздничная Божественная литургия с архиерейским лужением и чином канонизации.

Чугун отекших ног. Туманный свинец путающихся мыслей. Никогда не стоял три литургии кряду. Черные ночные окошки зажелтели снаружи. Рассвет.

Яблоку негде упасть... Никогда не было такого полного мешка, чтобы в него не вошло еще одно зерно, – высвечивается в свинце громоздкий латинский афоризм. Прикоснувшиеся... Пришедшие к тебе, отче Матфее... Зерна одной поляны...

Посередине храма – зеленая поляна. Переливается золотистыми искрами под лучами солнца, бегущего из окошек. Это священнослужители в зеленом.

Преподобный Матфей в зеленом пихтовом венке с белыми цветами поднимается над поляной и крестообразно благословляет предстоящих на три стороны. Это владыка Хрисанф поднял Икону.

– Аксиос!

Вознесся Матфей над головами.

– Аксиос!

Горячий чугун отхлынул. Свинец растаял и исчез. Ясность.

– Аксиос!

Яркий свет отраженного нимбом солнца на миг ослепил глаза.

– Величаем!

– Величаем тя, преподобне отче наш Матфее!..

Зачитывается послание Патриарха...

Обращение архиепископа Хрисанфа...

– ... Тем же смиренно молим тя, преподобне отче наш Матфее, ныне вкупе с преподобным Трифоном, блаженным Прокопием, Вятские земли чудостарцами и предстателями и всеми святыми вознеси свое благомощные молитвы ко Христу, Спасу нашему...

– Радуйся, преподобный отче наш Матфее!

Крестный ход к часовне на городском кладбище к преподобному Матфею Яранскому чудотворцу и окончание молебна.

– ...Яранский чудотворче!..

Крест. Хоругви. Иконы. Колокольный звон. Молебное пение.

Шествие крестного хода по Яранску.

Кладбище, вновь темное людское море. Море принимает поток хода и разливается вокруг белой часовни.

Там, в часовне, маленькая могила.

Могила окаймлена зеленым пихтовым венком.

Над могилой каменный аналой под зеленым покровом.

На аналое икона преподобного Матфея в зеленом венке.

И над людским собором громовым раскатом:

– ...жителям града Яранска и жителям земли Вятской ...и всем православным христианам – МНОГАЯ ЛЕТА!

Автобус мчится среди малозаснеженных полей. Лес. Лес. Закрываю глаза.

Смотрительница могилы:

– Отец Матфей сказал: “Вся земля будет гореть в три аршина, а где буду лежать я – там будет зеленый бархат. И сейчас наше кладбище покрыто зеленым бархатом!”