| 39 | Русский Север |
ЧАСТЬ ФИНЛЯНДИИ ЖИВЕТ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ
По сути дела в России все приходы “старостильные”, поэтому термин такой просто отсутствует. В Финляндии “старостильными” называют приходы, сохранившие юлианское летоисчисление и таковых здесь всего два. С настоятелем старостильного Свято-Никольского Патриаршего прихода в Хельсинки встретилась корреспондент Екатерина Петрова.
Настоятель старостильного православного прихода в Хельсинки уже пожилой человек. В Финляндии он с детства, его родители в какой-то момент поняли, что не хотят жить в Советской России и навсегда остались на своей финской даче. Сегодня отец Михаил не может с уверенностью ответить, где же его Родина. Почти вся жизнь прошла в Финляндии, но в доме отца всегда говорили о России, собирали новости о ней, подростком Михаила отдали в русское реальное училище, общался он в основном с русскими, но в дни своей молодости почти ничего не знал о реальном положении дел в СССР.
В 1926 году из состава официальной Финляндской Православной церкви выделилась небольшая, около 20 человек группа, пожелавшая остаться верной и законопослушной каноническим традициям Российской Православной Церкви. Тогда и был создан самостоятельный православный приход с сохранением Юлианского летоисчисления или так называемого “старого стиля”. Первой административной задачей устроителей прихода было зафиксировать его в надлежащих правительственных организациях, избрать Церковный Совет и войти в юрисдикцию одного из православных епископов, каковым и был избран Высокопреосвященный Евлогий, в то время возглавлявший в Париже Западно-Европейский Экзархат по поручению Патриарха Тихона. Первое десятилетие приход арендовал разные помещения. В 1938 году началось сооружение каменного храма на участке прежнего русского военного кладбища, отведенного городом Хельсинки приходу. К началу декабря того же года храм был закончен и оборудован.
Летом 1945 года, после окончания Второй мировой войны Западно-Европейский Экзархат воссоединился с Русской Православной Церковью. Приходы Митрополита Евлогия, в том числе и старостильный приход в Хельсинки, вошли в юрисдикцию Патриарха Московского и всея Руси Алексия. К тому времени хельсинкский приход насчитывал уже около 700 человек. Рассказывает о сегодняшнем положении дел в приходе и отвечает на вопросы корреспондента отец МИХАИЛ Поляченко.
– Отец Михаил, как Вы стали настоятелем старостильного прихода?
– В 1927 году я был школьником, из школы ушел в Каневский монастырь, потом началась война, и мне пришлось идти в армию, где я пробыл почти пять лет. В 1944 году пришел в общину, пел в хоре, работал по кладбищу, потом вошел в Совет. В 1974 году у нас в приходе остался один священник. Советом постановили принимать мне дьяконство. В 1974 году я был вызван в Ленинград, где меня рукоположил во дьяконы митрополит Никодим. А священство я принял в 1980 году. Теперь, после 1980 года, мы уже можем получать в командировку из России священников, регентов. Так что “выдвиженцев” из общин нам больше выбирать не надо. Службы у нас идут постоянно и хор хороший.
– Кто ваши прихожане, русские?
– Есть русские, имеющие финское гражданство, себя они поэтому считают финнами. Есть новые эмигранты из России, так называемая “третья волна”, люди с русскими и украинскими паспортами, впрочем, многие потом тоже получают финское гражданство. У нас в субботу и в воскресенье очень много народа. Наши прихожане разные люди: с высшим образованием и без, есть те, кто здесь с детства. И тут хорошо, что все-таки в большинстве своем к нам приходят верующие люди, те, которые нуждаются в Церкви, в службах. Каждый год число прихожан увеличивается. Некоторые из них слабы в православии, другие знают очень много.
– Возникает ли необходимость в переводе служб на финский язык?
– Такой разговор у нас был. Но в последнее время, как я уже сказал, к нам пришло большое количество русских, и сейчас нужен только славянский язык. Крестины, отпевание, когда просят, совершаются по-фински, а так все службы идут у нас по-славянски.
– Платит ли Церковь налоги, принадлежит ли вам земля, на которой стоит ваш приход?
– От налогов Церковь освобождена. Что же касается земли, то раньше, когда мы получили этот участок и несколько раз его увеличивали, то это происходило бесплатно. Сейчас надо выплачивать аренду и довольно большую. Это трудно, но все же мы получили кусочек земли под кладбище. Конечно, было бы лучше эту землю выкупить, тогда это было бы наше. Но сейчас у нас просто нет таких денег.
– Ваш приход нельзя назвать богатым?
– Ну какой же он богатый? С 1927 года мы живем только благодаря тому, что прихожане все делают бесплатно. Наши староста, казначей, секретарь – это все бесплатные работники. На окладе у нас два священника и псаломщик, так мы им гроши платим, потому что больше не можем. И если сравнить, то тот же псаломщик у нас получает 1500 марок, а в финской православной церкви – 7-8 тысяч. Эти люди должны каким-то образом еще где-то зарабатывать, чтобы существовать. Я тоже работал до 65 лет на стороне, до выхода на пенсию, сначала в литейной, около 30 лет, но эта литейная уехала из Хельсинки, и тогда я перешел на химический завод, и там еще проработал семь лет.
– Москва вам не помогает?
– Нет, и я думаю, сейчас в Москве свои трудности, сколько она получила и церквей и монастырей, все это сейчас надо реставрировать, ремонтировать. К тому же мы сейчас считаемся самостоятельными. Если бы нас передали Московской Патриархии, может, она и могла бы помочь. Я знаю, Московская Патриархия многим помогла за границей и во многие приходы вкладывала деньги, но потом приходилось выяснять юридически, и оказывалось, что все принадлежит приходу, и то, что вкладывала Московская Патриархия, пропадало. Это вопрос серьезный для Московской Патриархии. Если она будет помогать, то это каким-то образом надо отдать ей. Пока мы справляемся своими силами.
– Иконы, церковная утварь у вас в достатке?
– Когда мы открыли свой приход, очень многие верующие люди стали дарить нам иконы и церковный инвентарь. Сейчас у нас очень много икон, новые просто некуда повесить. Но вот еще подарили икону патриарха Тихона с мощами, этой иконе мы, конечно, нашли место. А так икон у нас достаточно. Спасителя, Божией Матери у нас несколько десятков икон, святого Николая много, мы их бережем.
– Справляется ли ваш приход с бытовыми проблемами?
– Последние годы были у нас тяжелые. К примеру, хотели сделать хороший забор. Решили сетку поставить, это дешевле, но город запретил ставить сетку, а потом заявил, что у нас нет права ставить забор, хотя он уже стоял. Нам пришлось выдрать ограду, представить чертежи. Нам разрешили поставить забор, но с условием покрасить его в черный цвет – а это лютеранская традиция. Тут мы стали протестовать, – православный забор даже на кладбище ставится белый. Нас поняли. И вместо черного цвета разрешили красить в светлый.
– А каковы вообще ваши отношения с местными властями?
– Когда нам что-то нужно, мы обращаемся к городу, и город по возможности всегда помогает. Иногда у кого-то возникает недовольство, почему, мол, в Финляндии, которая переподчинилась в свое время Константинополю, две церкви (вторая в Покрове) подчинены Московской Патриархии. Но в целом у нас с властями очень хорошие отношения.
– Живут ли при православных приходах в Финляндии нищие?
– Таких нищих как в России, в Финляндии нет. У нас имеется социальное министерство, куда люди идут, там помогают. Сейчас эмигранты из России, Азии, Африки, получают помощь гораздо большую, чем финны. Года два-три назад, когда в парламенте сказали, что у нас в стране есть голодные люди, то парламент не согласился. Это, возможно, не совсем так. Армия Спасения каждый день варит обед, чтобы накормить голодных, и если раньше туда каждый день приходило человек сто, то теперь человек пятьсот. Но при нашей церкви они не живут.
– Ваша родина – Финляндия?
– Для моих детей родина Финляндия, а я точно не могу сказать. Матушка у меня русская, воспитывалась по-русски, а внуки – нет. Один внук учился в русской школе, сейчас заканчивает университет в Тампере и говорит по-русски. Дочь хочет учить своих детей русскому. А вообще, в большинстве случаев, если дети эмигрантов заключают браки с лютеранами, особенно если это в деревне, они ассимилируются и забывают православие.