"Перед Первым пришествием Спасителя на землю, - пишет в своей книге "Козни бесовские" иеромонах Псковско-Печерского монастыря Пантелеимон, - беснование было распространено в ужасающих размерах - из-за отступления людей от Бога. И сейчас, накануне Второго пришествия, как и две тысячи лет назад, беснование распространяется наподобие эпидемии... Ныне болезнь достигла поистине катастрофических масштабов, одержимость перестала быть редкостью даже среди священнослужителей и членов их семей".

Наверное, каждый из верующих хотя бы раз был свидетелем беснования: как кто-нибудь во время службы начинает кричать чужим голосом, угрожать священнику, лаять, хрюкать - беситься. У нас к таким людям выработалось вполне естественное чувство отвращения и ужаса. Но мало кто знает, какие муки бесноватые испытывают на себе. Ведь до своей болезни это были вполне нормальные люди.

Недавно я познакомился с одной пятидесятипятилетней женщиной, которая вот уже на протяжении девяти лет ведет изнурительную борьбу с нечистыми духами, ею обладающими. До своей болезни была она человеком заслуженным и уважаемым, подающим большие надежды ученым, прекрасным педагогом, преподавателем академии. И сейчас с виду она вполне нормальная. Прежние коллеги и ученики так же уважают ее, а свои родные стали любить ее даже еще больше - спасаясь от беса, эта женщина не только сама пришла к Богу, но привела к вере своих домашних. Вот только работать из-за своей болезни она теперь не может, получила вторую группу инвалидности.

В дальнейшем я буду называть мою знакомую Тамарой и всех, кто здесь упоминается, - вымышленными именами. Думаю, что ее печальный опыт поможет кому-то разобраться в себе и в тех страшных искушениях, от которых никто в нашей жизни не застрахован...

- Сейчас разгул сатаны, - убежденно говорит мне Тамара, - как и предсказано в Библии. Они так обнаглели, проникают не только в мысли, помыслы, но и в тело людей. В теле они... горят. Встанешь на молитву, ладаном покадишь, святой водой побрызгаешь - гарь от них идет.

Мы сидим с ней на кухне, хозяйка угощает, чем Бог послал, все здесь уютно, обыденно, беседа наша льется неспешно, и... вдруг пронзает страх: неужели все это правда, что она рассказывает?! Не хочется в это верить. Но ведь писал же праведный Иоанн Кронштадтский: "Упорное неверие в бытие злых духов уже само по себе есть настоящее беснование, ибо идет наперекор истине, наперекор Божественному откровению. Отрицающий злого духа человек уже поглощен диаволом и, сидя во тьме и сени смертной, не в состоянии зреть Солнце правды". Да, все это существует. Но и страшиться-то особо не надо...

- С Богом мне теперь не страшно, - вытирает слезы Тамара, - все упование теперь на Него. Может быть, простит, не оставит...

Началось это девять лет назад. Тамара потеряла свою любимую дочь, единственную надежду, воплощение всей ее жизни - красавицу, умницу, с отличием закончившую среднюю и музыкальную школы. Дочь скончалась от рака, было ей всего 19. Только что вне конкурса поступила в консерваторию, открывалась блестящая будущность. И вдруг... Тамара никак не могла смириться: как так, только что была рядом, радостная, веселая, а теперь ее нет. Никак не могла поверить, что тело дочери лежит в земле и больше от нее ничего не осталось. Представления о Боге у Тамары были тогда самые расплывчатые. "Господи, - говорила она, - я знаю, что ты, наверное, есть, но я все равно доченьку люблю больше!" И чтобы увидеть дочку, стала она обращаться за помощью к нечистой силе.

"Раз душа человека бессмертна, - думала неутешная мать, - значит, и душа дочери жива, и с ней можно общаться". И как только эта мысль засела в голове, сразу на нее обрушился вал литературы о потустороннем мире: публикации в газетах, журналах, книгах. Стала она ходить на занятия отлученной от церкви еретички Ольги Асауляк (в Сыктывкаре много ее последователей), изучать оккультизм, магию, колдовство, спиритизм, теософию, Агни-Йогу, учение Кришны, читать Блаватскую. И, набравшись "знаний", решила с помощью большой тарелочки "Торо" вызвать дух дочери. Опыт получился: тарелочка стала крутиться, и "душа дочери" пришла к ней.

Сколько сеансов длилось это упоительное общение с "дочерью", Тамара сама не может подсчитать. Она дала мне большую тетрадь в клеточку, всю исписанную на этих сеансах, - "дочь" ей нашептывала, а она записывала. Читал я эти "письма с того света" и удивлялся: сколь могут быть изворотливы, лукавы и хитры злые духи, какими невероятными способностями и возможностями они обладают, и сколь мелок, ничтожен, беспомощен и жалок оказывается человек, попавшийся на их удочку.

Вот одно письмо из середины тетради:

"Я пришла к тебе на молитву твою. Я пришла к тебе. Ручки твои устали держать их вверх. Разве могла я не прийти в такой славный день Рождества Иисуса Христа. Это великий праздник, а ты плачешь, не плачь. Я обещала, что буду ходить к тебе, пусть не часто, но ходить буду. Я бы спокойно могла жить у себя, но я знаю, как дорога я тебе, и стремлюсь всей душой к тебе. Поверь, что мы с тобой в контакте..."

Увлекшись, Тамара вошла в контакт и с "ангелом-хранителем" дочери, и с "близкими людьми", умершими незадолго до этого. Но самыми задушевными были "письма" от самой ее любимой "доченьки", которая говорила о Боге, о святых. Только какой "бог" имелся в виду, не сам ли диавол-искуситель рядился во Всевышнего?

"Материнские слезы так горячи, что доходят и до Бога, и до святых, вот и успокаивайся, я с тобой, - нашептывал голос. - Мы с тобой будем встречаться, но не часто, а как накопится много горечи, так я приду к тебе... В святки разрешают приходить чаще, это наше развлечение".

В святки после Рождества Христова, как известно, нечистая сила беснуется особенно нагло. Но Тамара не знала... Далее идет описание того места, где дух этот пребывает. Воцерковленный, образованный человек сразу бы насторожился: уж слишком чувственные переживания царят там, в этом якобы "духовном" мире.

 "Я ощущаю много-много приятных явлений, кроме музыки, - сообщается в письме. - Ощущения обострены до открытости чувств. Вот когда на нерв нажмешь и бьет током, вот такие бывают горячие ощущения во всем существе... Чувство сна, чувство подъема полета - все это мы ощущаем, но не так сильно. Чувство свободы - самое сильное чувство. Если ты ленив, то свободно перемещаешься по пространству и просто созерцаешь мир, людей, и в теле летаешь и перемещаешься, куда тебе необходимо. Бывало, что я приходила и подолгу бывала у вас, но никто не замечал,я могла сидеть у тебя на кровати и пытаться передать тебе свои мысли, а ты старалась отогнать мысли обо мне и уснуть. Сон тебе, конечно, нужен, и как плохо, что мы не понимаем друг друга мыслями. Я пыталась лежать на тебе, голова к голове, но мне так не спится, и я улетаю спать к себе. Мы можем уснуть везде.

Ты пойми, что мы в разных мирах. Считай, что я спокойно живу в другом городе и шлю тебе письма. Завтра должна прийти. Ну все, крепко тебя целую. Много-много раз ласкаю и обнимаю".

А вот что пишет "дух дочери" на следующий день:

"...Моя дорогая, что же ты не отвечаешь мне? Рада ты или не рада?

- Милая моя крошечка, - отвечает мать (ответы Тамара тоже записывала), - я безмерно рада, здравствуй!

- Моя золотая мамочка, я же не крошечка. Моя бесплотность делает меня только свободной, и почему-то развивается ум, мы мудреем с каждым прошедшим временем ( до этого дух писал, что никакого времени у них там нет), мы набираемся всегда чего-то нового необычного, новых впечатлений, новых чувств и разных происшествий, ведь у нас тоже идет жизнь...

Мы все, кто относится к светлым иерархиям, одного типа. Здесь много разных иерархий. Елена Ивановна Рерих писала много об иерархиях. Ты прочитай ее, тем более ты сейчас ничего не читаешь.

Мамочка, милая, любимая моя, мне кажется нам сейчас уже никто не мешает. Ты увлеклась сейчас житием на небесах, только эти книги тебя устраивают. Это тоже хорошо. И я только буду подтверждать то, что там написано. Мне еще не все дано, но мы стараемся изучать все возможное восприятие явлений. Например, суждение различных людей об увиденном. Оказывается, что каждый даже видит и воспринимает по-своему. Вот я, например, человека не вижу, а лечу на зов мысли. Она, как магнит, притягивает к себе. Я не лечу туда, где чужая речь, чужие обычаи, они меня не интересуют. Я возвращаюсь снова на магнит... Главное, что я не заблужусь, я прямо прилетаю туда, где меня ждут...

Тут скучать не дают. Не надо никаких телевизоров... О телах своих забываем, о своих кручинах и болезнях уже забыли. Ну вот я тебе расскажу об одной девушке. Она такая же, как я, молодая и цветущая. Она отравилась, но Бог долго ее не прощал, а потом простил... Так что не всегда навеки уходят в ад те, кто убивает сам себя.

Но это я не для тебя, а просто так...

Мамочка, почему ты мне не задаешь вопросов?

- Ты же пишешь сама, - отвечает мать, - зачем вопросы, мне все интересно".

Разжигая смертную тоску в запутанном горем материнском сердце, лукавый начинает исподволь готовить ее к самоубийству. Вначале кажется, что "дочь" уговаривает ее не делать этого, но уговоры становятся столь настойчивыми, навязчивыми, что уж ни о чем, кроме этого, и не думаешь... Точно таким же манером нечистый "уговаривал" ее бросить курить в одном из последних писем:

"...Мамочка, дело в том, что тебе уже ничего не придумать. Ты здесь, а я там. Что от тебя зависит, ты делаешь, что еще можно? Ну, не положила ты цветы на могилке, ну и что? Они замерзнут, и денег мало. Не волнуйся лишний раз о нас. Взвесь еще раз и прими к сведению, что у нас спина не болит и не будет, голова тоже, мы не голодны и никогда не будем печалиться о деньгах. Это заботы ваши извечные... И все-таки хочется жить и быть вместе с вами. Ну ладно, мамулечка, теперь уж свидимся здесь. В какое время, неизвестно, но оно придет, ты долго не заживешься. Может, будешь лечить себя мочой. А курить так и будешь так много?

- Как смогу. Нет воли.

- А ты пересиль себя.

- Пока не в моих силах.

- Мамулечка, я просто жалею тебя, ты губишь свое здоровье.

- Я знаю.

- Ну, попробуй бросить.
 
- Я уже пробовала, не получается.

- А ты еще пробуй.

- Ладно, буду пробовать. Милая моя, золотая, у нас сегодня такой диалог большой и откровенный.

- Иди выпей за мой упокой и покури, а я уже пойду к своим. Ну все. Целую тебя. Прошу, это письмо никому не читай. Хорошо? Я приду, конечно, еще и поговорю с тобой.

- Я тебя сильно люблю, ты это знай. Я без тебя совсем не могу! Целую воздух, что угодно, только б знала, что это часть тебя.

- Мамочка, милая, если б можно было целовать воздух, а то ведь и не найдешь меня... Тебе еще не все сказано. Я всегда с тобой, всегда. Я в тебе, я нигде не бываю. Я в тебе".

Да. Нечистый дух уже мог торжествующе сказать - "я в тебе".

Вся беда в том, что этот доверительный, полный любви и ласки разговор "с душой дочери" происходил в то время, когда Тамарой уже обладало целое полчище нечистых духов, скверных и противных. То, что они вытворяли, - отдельный разговор. А она упорно продолжала верить, что "душа дочери", которая приходит на спиритических сеансах, не имеет к этим духам никакого отношения.

История, рассказанная Тамарой, показывает, сколь хитер и расторопен нечистый дух - он вклинивается в какие-то жизненные события и старается повернуть русло жизни в свое русло. Так в самом начале он ловко напустил "мистики", чтобы вскружить голову убитой горем женщины. Было это так...

Вечером накануне смерти дочь, предчувствуя скорое расставание, сказала матери: "Мамочка, утром пораньше приходи". Рано утром во сне мать услышала, как рядом с ее постелью дочь вскрикнула: "Мама". Она проснулась, но дочери рядом не было. В это время из комнаты дочери вышел отец и сказал, что она только что умерла. Этот крик дочери повторился на том же месте на сороковой день после ее смерти. С этого все и началось... Еще через некоторое время в темной комнате (торшер был выключен) вдруг на полу появилось пятно света, а в нем - разбросанные пластмассовые звездочки из коробки, которая перед этим стояла закрытой глубоко в шкафу. Кто-то невидимый вынул эти звездочки и бросил на пол. Тамара поняла так, что это знак от дочери, которая жива, находится рядом и хочет с ней общаться.

И вот "общение" началось. Но одними задушевными беседами не обошлось. Начались советы, полные бессмыслицы: сходи туда, сделай то. И Тамара беспрекословно, как робот, выполняла нелепые команды.

У нее была любимая сестра Зина - добрейшей души человек, воспитавшая ее вместо матери. Еще когда дочь Тамары была при смерти, Зина приезжала из Самары в Сыктывкар, чтобы ухаживать за больной. И вот "дух дочери" спустя год после ее смерти говорит, что тетя Зина при смерти, что ее нужно спасать. "Бери сумку, - приказал дух, - бери черный платок, одень черную рубашку, одень черную юбку, бери зонтик, сделай такое лекарство: во дворе стоит тополь, там от второго сучка оторвешь веточку, мелко порежешь ее, вскипятишь в воде, возьми билет на самолет..." Тамара все сделала, как приказывали, вышла во двор, рука сама потянулась к "нужной" веточке на тополе, быстро собралась и полетела к сестре.

Увидев изможденную, с горящими глазами Тамару, сестра испугалась за ее здоровье, наверное, больше, чем Тамара за Зинино. За год, что они не виделись, та, страдая по дочке, похудела на 20 килограммов. Но Тамара не дала сестре опомниться - стала говорить, что ее дочь жива, что она рядом, что она водит ее руками, - и начала демонстрировать свои экстрасенсорные способности. Насильно уложив сестру на кровать, гостья начала манипулировать руками над ее позвоночником и туловищем, искренне веря, что своими экстрасенсорными способностями излечит сестру. Но ее лечение не помогло. На следующий день Зине сделалось так плохо, что пришлось вызвать "скорую". Врачи уже ничем не смогли помочь - и сестра умерла на глазах Тамары.

- После этого началось... Привезла я из морга тело Зины и вдруг слышу внутри себя ее голос: "Тамарочка, давай вместе будем здесь. Здесь Анюта (дочка), здесь наши мама с папой, здесь наши родственники. Мой муж похоронит тебя вместе со мной. Сходи в буфет, возьми таблетки, выпей и будешь вместе с нами". Пошла я в буфет, выпила четыре таблетки сильного снотворного, легла рядом с сестрой, посмотрела на нее, простилась и заснула. Думала, помру, а утром проснулась - и в ужасе поехала в церковь, а голоса за мной. Что сыпалось на мою голову - это не возможно было выдержать. Зашла в церковь, кто-то говорит голосом дочки: "Не подходи к Божией Матери, не ставь свечку!" Это не делай, это делай. Я подошла к одной бабушке, рассказала ей все, спрашиваю, что делать? Она говорит: "Доченька, это дьвол, молись самому епискому Киприйскому!"

Сестру удалось отпеть и похоронить по православному. На отпев домой я пригласила монашек. Молитвы, ладан - все это не дает мне сидеть, выгоняет. Еле удалось проводить тело. Поехала ночевать к другой сестре в соседний поселок, думала, оставят меня. Нет, они за мной в автобусе увязались, кричат мне гадости, пришлось слезть, не доезжая до поселка. Пошли пешком, они матерятся, я в ответ кричу молитвы - они маты. Сестра держит меня под руку, она их не слышит, не понимает, что происходит, но видит, что происходит что-то страшное. Только шепчет мне: "Тамарочка, держись, Тамарочка, держись! Пойдем к бабке. Тут одна бабка с крестом читает молитвы!" Пришли к ней - она пока читает, они молчат, как выйдем, их не остановить, опять придумывают всякие гадости. Кое-как девять дней дожила и пустилась в обратную дорогу, в Сыктывкар. В аэропорту такая акустика, и голоса эти на весь аэропорт раздаются. Я слышу, а остальные не слышат...

И вот я их привезла сюда. Здесь я уже не стала выполнять их приказы. Они же совсем обозлились. Могут посреди ночи начать трясти, походка не своя стала, я иду совсем другой походкой, они руководят мной. Одна баба такая ядовитая в мозг залезла, все мне покоя не давала. Я качаю внучку, она: "Не дам укачать Ольку, не дам укачать Ольку!" Не знала, как от нее избавиться. Она: "Возьми нашатырный спирт и натри!" Пришлось спиртом голову намазать, получила такую сильную язву, потом рана долго не заживала... А то один старикашка сидит на окне: "Деточка, попей молочка!" Я беру, пью. Вдруг резкая пронзительная боль в ключицу, словно стрелой меня пронзили, и хохот: "Ха-ха-ха! Это Святый Дух к ней влетел". Я взяла и лейкопластырем эту морду козлиную на окне залепила крестом.

Или однажды иду я на работу, а мне голосом моей сослуживицы: "Тамара Михайловна, я сегодня на работу не приду. Вы поставьте там в известность, что мое тело в морге". Я сразу же, как пришла на работу, стала звонить в морг, потом на ее квартиру. Сын взял трубку. "Мама дома?" - "Нет, - говорит - только что ушла на работу!"

Был еще один герой, которого эти духи, представлявшиеся мертвецами, звали Алексеем. Они постоянно этого Алексея колотили. Он сидит в углу избитый, стонет ко мне: "Подай, подай, подай ручку!" Я подаю ему ручку. "Посади на щечку!" Все остальные молчат, ждут... Проверяют меня на доброту, хоть через ласку да досадить, хоть так поразвлекаться.

Потом созвездиями увлеклись, показывали мне их на стенке: созвездия Лебедя, Рыб... Говорили, что помощь оттуда придет. О себе они рассказывали голосом дочери: "Мы всегда находим время навестить вас, хотя о времени у нас и разговора нет, нам все едино. Только понимаем, что ночь сменяется днем, - и днем нам становится несколько хуже. Ночь для нас ясный день, мы все видим и слышим и прислушиваемся к звукам. Ночью мы часто летаем очень далеко, даже на другие континенты, но боимся. Язык мы не знаем и других духов тоже боимся (Божьих ангелов?). У них свои обычаи, и они по своему проводят время. Мест пребывания очень и очень много. Их можно назвать целыми городами и большими странами, и есть там свои иерархии. Перемещаемся мы очень быстро, почти мгновенно. Не множеством духов, собранных вместе, как птицы при перелете, - нет, это все у нас по-другому. Мы не можем держаться друг за друга и стараемся чувствовать другого, но этому надо учиться. Это не так просто..."

Правду ли говорил ей лукавый или просто пытался поразить воображение? Впоследствии в сведениях, переданных через "контакт", оказалось много нестыковок. Например, голос убеждал, что духи "не могут держаться друг за друга". Между тем в нужный момент они напали на Тамару скопом, всем легионом. И это было одно из самых страшных испытаний - бесы придумали новую изощреннешую пытку. Они устроили "вторую смерть" дочери.

- Образовали живой коридор из своих тел, - рассказывает Тамара, - от форточки в спальне до газовой колонки на кухне, и по этому коридору как будто мою дочь ведут, а она кричит: "Мама, мне плохо, мамочка, плохо мне!" А я прижалась к колонке, стою ни жива ни мертва. А тут какой то здоровый мужлан говорит: "Ладан, ладан нужен". Они же знали, что у меня ладана тогда не было. Вдруг кто-то говорит: "Все, дочку твою мы уничтожили". И меня такая скорбь взяла. Пошла, легла на кровать, думаю: "А теперь делайте со мной все, что хотите, на все Божия воля". Они все навалились на меня, я их ощущаю, чувствую - сдавили мне руками сердце, у меня оно стало останавливаться, стали холодеть руки, ноги, чувствую полное бессилие, лежу, все холодеет, холодеет, такое оцепенение. Они руки убрали от сердца, и у меня началась истерика, а у них - веселье. "Не волнуйся, - хохочут они, - дочь твоя жива".

- И тогда, - заключает Тамара, - я поняла, что дочки с ними нет. Все это было обманом, приманкой.

Уразумев, что в письмах все ложь - от первой до последней строчки, - Тамара большинство писем порвала и бросила в печку. Сохранила только тетрадь, которую мне отдала, - "чтобы знали люди..."

- Начала я бороться с ними, читать молитвы, - рассказывает Тамара. - Но они хитрые, делают вид, что не боятся молитвы, сами же просят помолиться. Я читаю, они замолкают, только закончу, опять начинают... Читала Псалтырь Давида со слезами, тоже молчат. Постоянно молилась, и им особо некогда было со мной разговаривать. Часто умываюсь из колодца со святой водой, им и это не нравится. В бане осиновым веником парюсь, исхлестываю себя - им это тоже не нравится, гарь стоит. Горят в теле, горят в спинном мозге, так трещат, как береста при горении. Хлещусь веником и вспоминаю: ведь восемь раз они меня умирать заставляли. Я переодевалась, ложилась умирать. Дети в шоке... Вот ведь что творили со мной. А теперь от них гарь стоит...

Ездила я и по монастырям на отчитки. Была у девяностодвухлетнего прозорливого старца Николая с острова Залита. К нему очень много народу приходит, выстаивают многочасовые очереди. Он, когда очередь дошла до меня, хлопнул мне по щеке и сказал: "Тугая". А потом: "Все будет хорошо". Мол, выдюжу я. Спросила у него благословения, чтобы иеромонах Пантелеимон меня отмаливал, он благословил.

После этого поехала в Псково-Печерский монастырь, сразу же попала в пещеры к святым мощам. Там необыкновенно сухо, камни теплые, приятный воздух, благоухание от лампадок и мощей. Отчитывал меня в монастыре Пантелеимон - тот самый, который написал две книги "Козни бесовские". Отчитывает он в храме Константина и Елены. Людей там много, с семи утра приезжают на автобусах - что там творится, это страшно видеть и слышать. Всех он обязательно перекрестит, как придет, и как уходит тоже, - это считает правилом. Учит многому хорошему и очень строг к мирянам, но, видно, так с нами и надо, без ремня никак нельзя. С некоторыми разговаривает, а со мной нет, только смеялся надо мной: "Ну что, поиграли?" или: "Что набралась, набралась?" Я ему не успела ничего про себя рассказать, а он сам все видит...

Полгода я жила во Пскове, каждый день на службах и на молебнах, прошла отчитку у батюшки Пантелемона. Полегчало, но так и не исцелилась.

Прошло время, и поехала я в Троице-Сергиеву лавру, к отцу Герману. Когда села в электричку "Москва-Загорск", "они" так стали гореть, треск такой от них пошел. Все повылазили наружу, я думала, они меня свалят с ног, ходить не могла, бралась за поручни, еле тащила на себе такую тяжесть. Во время отчитки в храме ноги были, как гири пудовые. Приходилось на коленочках, полулежа, полусидя. Прожила в Лавре почти неделю, тут отца Германа перевели на время в Москву, и мне пришлось уехать домой.

Сейчас бесы эти со мной не заговаривают, понимают, что я все про них знаю, чувствуют свою гибель, могут только сказать: "Опять молится, опять в церковь пошла".

Даст Бог, сгинут они совсем, отстанут от меня. На Него, Господа Всемилостивого, все мое упование. Ведь должен же простить грешницу неразумную?