СТЕЗЯ

  "А теперь улетай..." - сказала она птичке

(две женские истории)

Игумения Феврония

Для меня имя матушки Февронии возникло после прочтения одного документа Кировского исполкома - запрета паломничеств "к могилам монаха Стефания и игуменьи Февронии в целях предупреждения инфекционных заболеваний и нарушения общественного порядка". Это в официальных документах. А в служебных бумагах предполагалось следующее: "Желательно могилу Февронии утратить, а на ее месте построить и обнести изгородью сарай, может быть, МДС или ДЭУ". Потом в руки попалась безымянная справочка, датированная 1985 годом, где отмечалось: "Почитаема местным населением".

Кто же такая матушка Феврония? Она была настоятельницей созданной примерно в 1914 году Покровской женской общины вблизи с.Архангельское Котельнического уезда (современный Шабалинский район). Во крещении же ее звали Феклинией (или по-простому - Феклой), родом она была из деревни Зотовцы. Видимо, она болела, и до конца жизни были заметны у нее признаки паралича. В округе юродствовавшую Феклинию знали как предсказывавшую судьбу, к ней стремились с просьбой о молитве. Обитель стала местом паломничества. В своих воспоминаниях Татьяна Шуракова (в монашестве Магдалина, скончалась в 1978 г.) рассказывала: брат Федор звал с собой в Сибирь на заработки. В нерешительности Таня пошла за советом к матушке Февронии. Взяла с собой двоюродную сестру Анну. Пришли, двор полон народа, говорят: матушка уже три дня не принимает. Что делать? Но проходившая по двору послушница решилась провести их в трапезную.

Входят. Таня стала давать жертву (домотканую холстину) и не успела слова сказать, а матушка уж говорит: "Татьянушка собралась на белый хлеб, на легкие работы, а я не благословляю". А потом говорит: "У нас тут храм строится. Пойдем со мной". Вышли они на улицу. И тут к матушке подлетела птичка, села на протянутую руку и запела. Игумения ходит по монастырю, народ падает в ноги, прося благословения, матушка отвечает на вопросы. А птичка все сидит, поет (а ведь они обычно такие пугливые!). И только когда вернулись к келье, мать Феврония сказала пташке: "А теперь улетай". Та вспорхнула и улетела. А Татьяне с Анной велела причаститься и завтра приходить к ней. И вот на следующий день после службы Татьяна стала задавать мучившие ее вопросы: "Хочу в Сибирь с братом ехать, не благословите?"

- Нет, не благословляю в Сибирь.

- Может, матушка, благословите меня в монастырь?

- В монастырь не благословляю, скоро монастырей не будет. (Провидела матушка, провидела! - А.М.)

- Может, замуж мне пойти? - спрашивает Таня. А игумения отвечает: "Замуж не благословляю. Мужья любят жен здоровых, а ты вся больная". И начала хватать себя за голову, живот, руки, ноги, бока и приговаривать: "Вся больная, вся больная". Таня удивилась: какая же она больная, она же первая работница на деревне, усталости и слабости не знает. А матушка уже говорит Анне: "Вот ты выходи замуж, что уж тебе чужих-то детей нянчить, своих будет много! Через три дня приедет к вам мужчина - это твой муж будет. Бог тебя за него благословляет". Аня же, наоборот, была крайне немощна: день поработает - неделю в постели лежит.

Вот выходят девчата от матушки и голову ломают: почему она так сказала. А вышло все так, как игумения Феврония предсказывала: через три дня явился к Анне жених, замужество преобразило ее - она расцвела, семья была большой, дружной, работящей.

Таня же действительно заболела - в лагере. Шураковой дали десять лет. В лагере у нее были образки Божией Матери, св.пророка Илии и святителя Николая. Каждый вечер после работы она шла в ближайший лесок, вешала иконки на ветках и молилась: "Божия Матерь, у меня десять лет заключения, я не согласна, это очень много. Пожалуйста, возьми на себя два с половиной года из моих десяти лет. И ты, святой угодниче Божий Илия, я у тебя псаломщицей служила, читала, возьми и ты на себя два с половиной года. Святитель Николай, и у тебя читала службу в церкви, возьми и ты два с половиной года. Тогда мне останется два с половиной года. А это я выдержу. Два с половиной года я выдержу..."

Молилась истово, по-детски, никого не видя вокруг, разговаривая со святыми как с живыми. И вот однажды к ней подошел блаженный епископ Варнава (Беляев) и сказал: "Кто тебе дал эти десять лет?" И не дожидаясь, ответил: "Мужик. А там (указал на небо) у тебя другой срок. Жди Ильина дня - это день твоего освобождения". Так и случилось...

Как это обычно бывает, в памяти народной остались примеры прозорливости настоятельницы. Однажды к ней пришел крестьянин, у которого пропала корова. Матушка сразу его усовестила: "Ты недавно родителей схоронил, а на могилу не ходишь, милостыню нищим за них плохо подаешь. Покойник хоть за столом не сидит, а свое возьмет". Тот, понурив голову, признал сказанное.

Во время первой мировой войны к игумении Февронии пришла женщина - от мужа давно не было весточки с фронта. Матушка утешила ее: жди письма, а потом и сам вернется. Та ушла обрадованная. Но время шло, а обещанное не сбывалось. И женщина начала роптать, называла во всеуслышание матушку обманщицей и даже чуть ли не накричала на нее. Но прошло еще немного времени - и пришло письмо, задержавшееся в пути из-за военных неурядиц. Ах, как слезно каялась обличительница, в ногах прося у игумении прощение.

А другой женщине, пришедшей с подобным вопросом, прозорливая настоятельница накинула на плечи черный платок: "Не жди - муж не вернется".

После 1917 года Покровскую общину начали травить. Чтобы приспособить к тяжелым условиям, общину зарегистрировали как сельхозартель. Хозяйство было справным: мельница, полтора десятка коров, шесть лошадей, луга, пашни. Работали не за страх, а за совесть, как и заведено в истинных обителях, водку не пили - в общем, образцовый "колхоз". Новым властителям подобный "образец", понятно, пришелся не по душе. Хотя местные жители вспоминают, что председатель одного из хозяйств был доволен таким соседством: "Они мне в колхозе собственный микроклимат создают. Без урожая никогда не остаемся. Вокруг у всех в сенокос дожди, а у нас вёдро".

Но к концу 1923 года общину "додавили". Монахини разошлись. Сохранилось предание, что перед тем, как покинуть обитель, матушка Феврония бросила в устроенную на источнике монастырскую купальню свой нательный крестик, благословляя место, обжитое Богом и людьми. Потом ее жизнь была связана с Вяткой - сначала с Преображенским женским монастырем, а после закрытия, возможно, с Филейкой.

В октябре 1929 года "Вятская правда" публикует огромный материал "Поповская контрреволюция в Вятке". В нем объявляется о раскрытии "антисоветской монархической организации" при Воскресенском соборе, возглавляемой еп.Виктором (Островидовым) и игуменией Февронией. ГПУ арестовало 23 человека. В газетах началась настоящая истерия: требовали закрыть все храмы в городе, приговорить к смертной казни "вождей" - владыку Виктора и матушку Февронию. В деле того времени не сохранилось ни одного вразумительного документа о деятельности матушки Февронии, хотя бы формально свидетельствующего о ее вине. Лишь фотография, с которой смотрит матушка на нас из прошлого.

А.Маркелов
г.Киров

Дева Тарсийская

Согласно кивали друг другу тополя, что росли строем у забора. Яблони новорожденными кулачками соцветий стучались в голубой зеленый мир. Озабоченно свистали скворцы, вздымались из влажных грядок, устремлялись куда-то к невидимым своим гнездам. Вдоль забора крался за скворцами старый кот.

А за изгородью ровным строем высился темный лес. Из-за таинственных елей летело над белыми звездами расцветшей кислицы, ландышами, фиалками, желтой купальницей загадочное "ку-ку". Кукушка упоенно сулила долгие годы. Или их было несколько, и они соревновались в своих щедрых обещаниях суеверным людям?

Мимо близкой станции грохотали дальние поезда. Другие маневрировали, сновали туда-сюда, как прилетевшие скворцы. Пахло сырой землей, свежей листвой, черемухой, беспечно роняющей нежные батистовые лепестки.

Недалеко от забора, посреди вскопанных грядок, стояла старуха в темном платье, опершись на лопату. По ее натруженным рукам можно было сразу понять, что тяжелую работу эту, да и всякую иную крестьянскую, она привычно вершила многие годы. А теперь вот постарела и сейчас распрямилась, чтобы передохнуть.

Пролетавшая мимо синица, тоже, видно, намаявшись за день, присела вдруг на острое старушечье плечо, замахала хвостиком, защебетала, как бы норовя заглянуть встреченной собеседнице в глаза. Старая женщина не замечала птицы, погруженная в свои думы.

Через огород шли к ней двое, взявшись за руки. Старуха улыбнулась им навстречу.

- Синичка! - вскрикнула приближающаяся женщина, - синичка у вас на плече!

А птица все медлила, не пугалась почему-то, не улетала, как будто желая что-то передать. Темные блестящие глазки ее, как маленькие дырки в другой мир, предлагали: "Поглядите же!" Но люди не понимают птиц. И синичка вспорхнула наконец с плеча труженицы и полетела дальше по своим делам.

- У меня сегодня день такой особенный, радостный,- задумчиво сказала старуха своим гостям, - ко мне сегодня мама приходила.

- Как?! Видение какое-нибудь вам было?

- Да нет. Не знаю... Господь ведает. Что-то так радостно вдруг взыграло сердце во мне. И знаю, что она тут, у меня, рядом со мной. Я заплакала было, а она и слезы мои осушила.
И старуха перекрестилась широким крестом.

- Сегодня 17-е мая. Это день смерти вашей матери?

- Нет, она умерла в Успение, очень давно. Я маленькой была, двенадцати лет. А отчего умерла, не знаю. Она все лежала, хоть не старой была еще - лет сорока. Люди ее любили. В деревне Саратовской губернии жили мы тогда. Придут к ней, бывало, и просят: "Поленька, скрои платье". Она шить умела. И хоть лежа, а все привстанет и скроит, никогда не отказывала. Маленькая я была, но все же старше всех. Как плохо ей стало, позвала меня.

"Ленка, - шепчет,- детей уведи прочь, горшок мне принеси да покличь кого. Скажи: Поля умирает". Плачу я от страха, но сделала все, как велено. Полдеревни обегала, пока тетку Веру нашла. Ведь хлебушек убирали в эту пору, все на полях да на гумнах трудились. Как мы прибежали, мамочка моя уж умерла. Вытянулась, белая-белая лежит, и слезка у ней в глазах...

Сколько лет прошло, я сама старухой совсем стала и под Саратовым давно не живу и не бываю, а здесь, среди болот ленинградских, обосновалась. Мама про эти места и не слыхивала, должно. А вот не забыла она меня, разыскала - пришла, пришла ко мне сегодня.

- Как звали вашу маму?

- Я ж говорю - Поля. Пелагия, если полностью.

...Солнце, укрываясь за горизонт, пересчитало напоследок тополя вдоль забора. Ушел, как говорят, канул в Лету, длинный трудовой день. А был это, как оказалось, день памяти мученицы Пелагии, девы Тарсийской, семнадцатого мая по новому стилю, конец весны.

О.Валькова
г.С.-Петербург


sl.gif (1214 bytes)

назад

tchk.gif (991 bytes)

вперед

sr.gif (1243 bytes)

   На глав. страницу.Оглавление выпуск.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта

Страница создана 29 мая 1999 г.
eskom@vera.komi.ru