ПАЛОМНИЧЕСТВО «ДА СОХРАНИТ ВСЯ ГРАДЫ И СТРАНЫ» (Тихвинская икона: прошлое и настоящее) Письмо из
Калифорнии Вокзал ...Знакомый одноэтажный вокзал с русским кокошником над главным входом. Сколько раз проезжал мимо, следуя в Петербург и обратно, сколько раз выскакивал на этот перрон купить лимонада. Но никогда не приходило в голову задержаться здесь на день-два, побродить по улочками этого старинного городка, посидеть на берегу тихой речушки Тихвинки под стенами огромного, прекрасно сохранившегося монастыря. Очень уж неудобно расположен этот городок – чуть ли не на въезде в Петербург, когда ты весь в предвкушении увидеть знаменитую северную Пальмиру, считаешь оставшиеся километры, и сама мысль взять и выйти в каком-то Тихвине кажется странной. Гостю столицы здесь делать нечего. Впрочем, редок здесь и петербуржец. Для него Тихвин, напротив, чуть ли не на краю света: чтобы попасть сюда, надо электричкой добираться до самого Волховстроя, а там еще ждать так называемый подкидыш – в итоге пять часов пути. На скором поезде было бы быстрее, но это ж билет в плацкарту покупать! Попробуй, усади питерца на поезд дальнего следования, когда он привык по своей Ленобласти на электричках разъезжать. Так что Тихвин вполне оправдывает свое название – тихий городок, без туристов и зевак на улицах, настоящая русская провинция. Как и водится у провинциалов, местные горожане всегда тяготились отдаленностью от центра. Устроенный на Тихвинском водном пути, известном еще в древности (он соединял Неву с Волгой и часто использовался купцами Великого Новгорода), городок этот со временем оказался на обочине. Новая, Мариинская, водная система взяла на себя весь грузооборот. И когда в России стали строить железные дороги, тихвинцы весьма оживились, направили ходатайство в правительство, чтобы планируемая дорога Петербург – Вологда – Вятка непременно пролегла через их город. Строить дорогу начали в 1901 году, и с той поры Тихвин только и говорил об этом: у всех на устах были имена генерал-инженера Саханского, иженеров Фесенкова и Пальмгрена (автора моста через Шексну). 1 января 1906 года встречали первый пассажирский поезд: народ ликовал, взрывались положенные на рельсы петарды, оркестр исполнял гимн, всюду флаги, крики «ура!»... На новеньком вокзале, построенном в московско-византийском стиле, был молебен перед Тихвинской иконой Божьей Матери, принесенной ради такого случая из Успенского монастыря. Благодарили Бога и в новенькой привокзальной часовенке, ставшей впоследствии одной из достопримечательностей города. Поставлена она была монахами Тихвинского монастыря, и все паломники, приезжавшие поклониться чудотворной иконе, первым делом шли теперь сюда – зажечь свечку. Много повидал этот вокзал. И воинские эшелоны Первой мировой войны, и бронепоезд с революционными матросами, и как милиция разгоняла народ, собравшийся проводить арестованного настоятеля городского собора о.Измаила, и как увозили монастырские колокола на Путиловский завод на переплавку... А совсем недавно, в начале 90-х годов, на виду старого вокзала сломали и часовенку, которая якобы мешала плану реконструкции. Но отправимся дальше. Прямо от вокзала ведет прямая деревянная улица, упирающаяся в Большой Успенский монастырь. На полпути к нему – главная городская площадь со Спасо-Преображенским собором. До революции она так и называлась – Соборной. Сейчас напротив храма стоит памятник Ленину, а в самом храме еще не так давно был кинотеатр «Комсомолец». За площадью глазам открывается белокаменный град со множеством башен и башенок, островерхих шатров и воздушных куполов. Монастырь отражается в зеркальной глади огромного пруда – и кажется, что он плывет по небу... Улочка продолжается узенькой дамбой, которая, извиваясь и пересекая пруд, ведет ко входу в обитель. Вот мы и на месте! Музей В ограде обители произошел со мной казус. Останавливаю проходившую мимо девушку: – Скажите, пожалуйста, где здесь монастырь? Она удивленно хлопает глазами: – А вы что, сами не видите? Вы в монастыре и находитесь. Поворачивается и идет дальше. Тогда я обращаюсь к какому-то бородачу, по виду, труднику: – Не подскажете, где здесь, собственно, сам монастырь? Я имею в виду ту его часть, которая монахам принадлежит! – Здесь все монахам принадлежит, – пожимает плечами мой собеседник и также исчезает из поля зрения. Наконец натыкаюсь на здание музейной администрации. Главный хранитель Ирина Петровна Рыжова ввела в курс дела: – Первые монахи въехали сюда еще в 95-м году, но пока что в их пользование передана малая часть построек, все остальное под нашими экспозициями и фондами. Хотя, кто здесь хозяин, трудно сказать. Реставрацию, например, они ведут сами – средства поступают на их счет, а не на наш. Главный собор совместно используется, там все еще наши фонды хранятся. Мы бы рады перевезти их в город, нам и помещение там дают, но нет денег на его ремонт. – А как вы уживаетесь с монахами? – У нас мир. Особенно хорошо сложились отношения с новым настоятелем иеромонахом Евфимием, он здесь с прошлого года. Вообще в Тихвине его уважают: он плату за крещение и за свечки отменил, кто сколько бросит в церковную кружку, тем и довольны. Говорят, устав строгий ввел. В конце церковной службы у них, у монахов, теперь крестный ход – идут вокруг монастыря и читают на четках 100 молитв Божьей Матери. Нам это не мешает, наоборот, хорошо... Вы ведь знаете, здесь раньше хранилась чудотворная икона Божьей Матери, со всей России сюда приезжали на нее посмотреть. – Музей, наверное, также заинтересован в возвращении иконы? Ведь нынешний хранитель иконы, живущий в Америке, обещает ее отдать монастырю. И тогда здесь снова будут люди, посетители... – Ну, это произойдет не скоро. Он ведь поставил три жестких условия: возродить Тихвинский монастырь, подготовить место для иконы, обеспечить ее безопасность. Что касается последнего, то специалисты Русского музея в Петербурге уже вызвались сделать реставрацию святого образа и затем следить за его сохранностью, чтобы ни время, ни воры его не тронули. Здесь проблем нет. Другое дело – с возрождением монастырской жизни. Конечно, по сравнению с другими российскими монастырями, совершенно разрушенными, переделанными, Тихвинская обитель хорошо сохранилась. Но все тут сильно запущенно, и чтобы привести это в порядок, тоже потрудиться надо. Кстати, начало уже положено. Прекрасно отреставрирована звонница, причем ей вернули старинный облик. Видели за Успенским храмом, справа, такие «петушки» с пятью пролетами? Это она и есть. Древний новгородский стиль. Кто-то из прежних архимандритов нашел этот стиль неуместным – и пролеты заложили, «петушки» убрали. А когда реставраторы восстановили их, то ахнули: вот ведь красота какая! Еще бы вернуть на звонницу часы с боем, которые когда-то играли красивую мелодию на слова: «Никто не может избежать свой смертный час: ни царь, ни князь, ни воин, ни пастух». Но что тут говорить, если даже на колокола-то средств нет. А раньше ведь был прекрасный звон с главным колоколом в 635 пудов. Сейчас этот Тихвинский звон можно послушать разве что в увертюре Римского-Корсакова «Светлый праздник». Композитор детство свое провел у стен Успенского монастыря, дом его стоял как раз напротив обители. И, как он писал потом, праздничная атмосфера монастыря стала впечатлением всей жизни. – А вы не боитесь, что когда обитель возродится, музею не останется места? – Сюда приезжал митрополит Петербургский Владимир и говорил, что музей должен быть. Только как, под каким видом – это уже другой вопрос. Вообще музейное дело в Тихвине тесно связано с Успенским монастырем. Возникло оно в 1913 году, когда праздновалось 300-летие чудесного спасения монастыря от нападения шведов. Учрежденное по этому случаю местное отделение Новгородского общества любителей древности организовало свою первую выставку. – В то время, наверное, не разделяли церковную и светскую историю. Насколько помню, ваш город был спасен от шведов заступничеством Тихвинской иконы Божьей Матери, и это считалось тогда историческим фактом? – Да, историк Григорьев, например, так и считал. Он приводит следующие факты. Когда был критический момент, когда со всех сторон обитель осадили враги и защитникам на стенах демонстрировали пленных, среди которых был и игумен монастыря отец Онуфрий, когда уже рыли подкоп под стены – только молитвы к Тихвинской иконе и укрепляли осажденных. В разное время защитникам были видения Божьей Матери. Разгневанный Делагарди, предводитель шведов, послал на Тихвин новый, более многочисленный, отряд с приказом после взятия крепости захватить икону и уничтожить. И это тоже исторический факт. Когда монахи узнали об этом, то возникла паника, хотели даже бежать из крепости, захватив с собой лишь чудотворный образ. Но обошлось. Григорьев пишет, что шведы, не дойдя до Тихвина 20 верст, у реки Сясь увидели мираж – огромное войско, бегущее им навстречу. Шведы подумали, что это свежие силы русских, и повернули обратно. А вскоре Швеция подписала с Москвой знаменитый Столбовский мир. Подписание происходило в деревне Столбово на той самой реке Сясь. При подписании присутствовал и привезенный сюда список Тихвинской иконы Божией Матери. Потом перед ней служили благодарственный молебен. По Столбовскому миру вся Новгородская область с самим Новгородом, Орешком, Копорьем и другими городами отходила обратно к России. И, как написал летописец, с тех пор «бысть тишина Царству Российскому». Так что где здесь история Церкви, а где история государства – трудно разграничить. Кстати, место, где шведы стояли осадой, до сих пор у нас называют Таборы. Это за южной стеной монастыря, где сейчас пруд. Пруд появился в 50-е годы стараниями тогдашнего начальника коммунальной службы Захарова. А раньше это было просто болотистое место. Вообще монастырь расположен не совсем удачно, тут кругом болотина. Но, как говорит предание, это место выбрала сама чудотворная икона, явившаяся местным жителям в 1383 году. Впрочем, это уже другая история... Монастырь Музейщики подсказали, где можно найти иеромонаха Германа, заместителя нынешнего настоятеля. Сам настоятель был в отъезде. В небольшой комнатке (канцелярии) встретил меня молодой батюшка в очках с металлической оправой и в потертом свитере. Ну точь-в-точь сотрудник какого-нибудь научно-исследовательского института. Впечатление дополняли компьютер и бумаги-чертежи на столе. Впоследствии оказалось, что иеромонах Герман и вправду не так давно закончил Петербургскую академию аэрокосмического приборостроения. Батюшка, благословив меня, продолжил разговор с бородатым трудником – тем самым, с которым я уже сталкивался в монастыре. Разговор был сугубо техническим, об электропроводке и проч. – Отец Герман, а это что за железячки? – трудник отвлекся, увидев на полу промасленный сверток. – Штанги для калориферов привез, они болтами прикручиваются. – Наконец-то! – обрадовался трудник. – А то мы голову ломаем, как обогреватель в келье установить. Палки воткнули между половыми досками, в щели, и на этих ножках у нас держится... Так я возьму четыре штуки? Трудник ушел, и отец Герман вздохнул: – Уже ноябрь, как зиму перезимуем? У нас только две кельи нормально оборудованы, моя и настоятельская. А рабочих где размещать, не знаем. – Монастырь-то, кажется, большой, неужели места на хватает? – удивляюсь я. – Так ведь жить негде. Поэтому у нас и братия такая маленькая: три монаха и два послушника. Правительство Ленобласти еще в начале года приняло решение выделить средства на восстановление северного келейного корпуса, но деньги только недавно пришли. Всего две недели как приступили к ремонту. – А если к вам паломники приедут? – У нас есть договоренность с Тихвинским медицинским училищем – они могут целый этаж предоставить, если большая группа приедет. А нескольких мы и так пристроим. Но вряд ли сейчас будут паломники. Вот если бы нам вернули чудотворный образ Божьей Матери, тогда, конечно... – Вы думаете, это реально? – Да. Полтора года назад приезжали к нам члены приходского совета из Чикаго, они определенно обещали решить вопрос. Но сами видите, как идет восстановление. Пока что только закрепляемся здесь: наладили водопровод, оборудовали трапезную, недалеко от Тихвина в бывшем Антониево-Дымском монастыре у нас развернулось хорошее подсобное хозяйство. Правда, с отоплением там плохо, так что кур пришлось перевезти сюда, слишком они теплолюбивые. Отец Герман стал собираться на службу в Успенский храм, пообещав после продолжить разговор. Я было пошел за ним, но задержался в канцелярии, чтобы воспользоваться телефоном. На другом конце провода ответил бодрый стариковский голос. Звонил я 87-летнему старожилу Тихвина – Николаю Николаевичу Звереву. По словам музейных работников, он единственный из горожан, кто своими глазами видел Тихвинскую икону Божией Матери. В детстве он часто бывал в монастыре и молился перед святыней. – Извини, дорогой, я сейчас очень спешу, перезвони мне вечером, – попросил Николай Николаевич, – у меня сейчас урок французского. – Вы работаете преподавателем? – растерялся я. И тут же вспомнил, что он после войны был военным атташе в Париже. Так мне рассказывали. Что ж, почему бы и нет? Если здоровье позволяет, то самое это стариковское дело – учительство. – Да, нет же, – обрывает меня тихвинский старожил. – Я учусь там. Подзабыл что-то французский, надо восстанавливать... Положив трубку, поспешил и я – вслед за о.Германом. В голове неотвязно вертелась мысль: «Зачем 87-летнему старику вдруг понадобился французский язык?» (Окончание в следующем выпуске) М.СИЗОВ На снимках: дореволюционная фотография оригинала Тихвинской иконы Божией Матери; Соборная площадь; звонница монастыря. Фото автора На глав. страницу.Оглавление выпуска. О свт.Стефане.О редакции. Архив.Почта |