БЕСЕДА
«Главная награда для православного
– быть с Богом»
С архиепископом Вятским и Слободским Хрисанфом
беседует главный редактор нашей газеты
Первое развернутое интервью с русским архиереем для нашей газеты было в конце осени 1995 года с вятским владыкой Хрисанфом. Да и сам он, кажется, давал такое интервью впервые. Беседа эта была опубликована двумя частями в №№199-200 и 204-205 «Веры».
За прошедшие годы на вятской земле сменился губернатор, обустроился Киров; в Сыктывкаре появилась своя кафедра, «утолщилась» наша газета, и в той же Кировской области ныне у нее почти тысяча подписчиков. Словом, много воды утекло. И вот снова аудиенция у архиепископа Хрисанфа (Чепиля).
Вторая родина
– …О чем мы говорили в последний раз? – спрашивает владыка меня как о вчерашнем деле, и я с трудом вспоминаю: закончили разговором о священстве епархии. Преосвященный Хрисанф готов продолжить с того самого места, на котором мы остановились в прошлый раз.
– В 95-м вы, Владыка, говорили, что на вятской земле служат 160 священников и диаконов. А сегодня – растет их количество или уже стабилизировалось?
– Сейчас у нас более 190 священнослужителей, и число их продолжает понемножку расти. Напомню, что, когда я был назначен на Вятскую кафедру, а 23 апреля тому будет уже 21 год, у нас имелось всего 32 прихода и около 30 священников.
На второй кафедре здесь, в Слободском, не было ни одного священника – посылали туда из Кирова в командировки. Но и это еще слава Богу, потому что на всю Карелию, откуда я приехал, было всего четыре прихода. Тогда на Вятке новых кандидатов во священники не было совершенно, здесь в этом смысле атеисты хорошо поработали, вы знаете, как это тогда делалось. Единственно, откуда мы черпали кадры, была Западная Украина. Приезжали в основном люди малограмотные, не имеющие образования…
– …богословского?
– Не только богословского, а даже и светского. Но было в них главное – с детства они росли в Церкви, и я знал, что, один раз выбрав служение Церкви, с этого пути они не сойдут. Но, когда разваливался Советский Союз, многие из них уехали на Украину. Это было такое время, когда надо было решиться: или уезжать, или оставаться. Теперь украинцев в нашей епархии около 20 человек – это из почти 300 священников. Остальные в основном здесь родились, знают историю своего края, традиции, обряды. Мы сейчас делаем ставку только на местные кадры...
– В свое время ведь и вам предлагали уехать на одну из украинских кафедр?
– Было такое дело. Прибыл как-то в наши края из Закарпатья раб Божий Стефан. У него огромная семья – 12 братьев и сестер, – и он решил подзаработать на лесоповале. Но вот оказался у меня в приемной с просьбой сделать его священником. Такой измученный пришел, сразу видно – после тяжелой работы. Прошел он практику, и я его посвятил во священники. А в Закарпатье он стал ездить в отпуск. А там, откуда он родом, был монастырь, который не закрывался никогда, – в Мукачево, и в нем не было архиерея. Игуменьей там в то время была Варвара, и о.Стефан, к тому времени имевший приход, кажется, в Нолинске, встретившись с ней, начал меня хвалить на разные лады, сказал, что и родом я с Украины… Игуменья слушала это все, запоминала, а потом отправилась к митрополиту в Киев…
– Митрополиту Филарету Денисенко?
– Да, и вот митрополит спрашивает у нее: что тебе надо, матушка? А она: мне надо Хрисанфа. Не знаю, что уж они дальше говорили, но только Филарет уверил ее: «Будет тебе Хрисанф». Приехав на Синод, он поставил вопрос о моем переводе. Тогда, еще до ухода в раскол, он пользовался большим влиянием. Никто на Синоде не стал возражать. И вот мне звонит нынешний митрополит Киевский Владимир, говорит: «Владыко, собирайтесь в Мукачево». А я как раз в то время попал в автоаварию, и мне сделали операцию на ноге, потом я ногу простудил, врач посылал меня на радоновые ванны – это как раз я выставил первой причиной своего отказа. Он изумлен: почему вы отказываетесь от Мукачево – ведь это курорт, туда все стремятся, и мы будем приезжать туда к вам отдыхать. Я уж тут ему говорю, что не смогу там с нуля начинать, годы мои уже не те. В общем, не буду передавать все, что я тогда наговорил, но, видимо, была на то воля Божия, чтобы мне остаться. Потому что было уже принято официальное решение Синода. Но Владимир тогда говорит мне: «Ну, раз уж нет желания…» Я был очень рад, что остался на Севере, потому что здесь вложены мои силы, что-то я успел сделать, это для меня самое важное. А владыка Филарет был, конечно, очень рассержен, потому что он привык к беспрекословности, что его слово – закон. Впоследствии я узнал, что это отец Стефан мне «удружил», вызываю его: что ты наделал! А он, со своим таким очень характерным украинским говором, отвечает: «Там вам было бы лучше, там вас, Владыко, собирались с цветами встречать, на руках носить, а когда узнали, что вы не приедете, там такое было…» Я и сейчас, когда о.Стефана вижу – он в Нижне-Ивкино служит, – говорю ему: помнишь. А он все о своем: да вы жили бы там в таком доме, там такой виноградник. Но дело ведь не в доме – можно иметь дом и десять машин и страдать.
– А то, что решение Синода было не выполнено, это впоследствии на вас не сказалось?
– Нет, начались другие дела, ведь это были последние годы существования Союза, потом там, в Западной Украине, пошел раскол, кафедральный собор отобрали, по сей день враждуют. Не знаю, как бы я там со своим здоровьем служил – мне ведь уже 62 года.
– …то есть вы хотите сказать, что, скорее всего, были бы там уже на покое?
– Точно (владыка смеется). Провожают обычно с почетом, и, конечно, человек ко всему привыкает, но на покое тоже быть непросто. Я хоть и родился на Украине, прожил там 18 лет, там у меня мама похоронена, но вот я туда приехал, побыл три дня, и все – хочется обратно: уже нет там тех, с кем провел юность, и духовенства знакомого нет...
Что не в меру, то от лукавого
– Но я хочу вернуться к тому, с чего вы начали: с подготовки будущих священников. В прошлый раз вы, помню, рассказывали и о том, как непросты порой пути к священству ваших ставленников. Тот же случай с рукоположением во священники, вопреки канонам, отсидевшего в «зоне» молодого человека, ставшего потом прекрасным батюшкой… Скажите, как вы определяете свое отношение к будущему иерею: сразу, с первого взгляда, или постепенно присматриваетесь?
– Конечно, какой-то опыт за годы архиерейства у меня накоплен. Случается и ошибиться, от этого никто не застрахован. А порой, мне кажется, видение человека даже Свыше дается. В прошлом году на собеседование при поступлении в наше духовное училище пришел один паренек, лет двадцати. Что-то такое вдруг показалось мне в нем, что я возьми да и спроси его: а родители знают, что ты поступаешь в духовное училище. Никогда такого вопроса за восемь лет функционирования училища не задавал, а тут мелькнула вдруг мысль. «Нет, не знают». – «Почему?» – спрашиваю. «Потому что у меня, – отвечает он, – родители неверующие, бывшие советские работники, коммунисты». – «А что ты, если поступишь, будешь делать?» – «Тогда я скажу. Меня мама очень любит, я у нее единственный сын, она простит…» После экзамена я поинтересовался, как дела. Мама, говорит, переживает, но более всего за то, что после окончания училища меня могут куда-нибудь далеко заслать…
– Как вы считаете, родительское благословение на учебу в училище и, соответственно, в дальнейшем на принятие сана обязательно?
– Когда человеку 18 лет, он может самостоятельно выбирать то, что ему по сердцу. Конечно, прекрасно, когда родители детей благословляют, когда у родителей и детей общий взгляд на жизнь, они вместе ходят в церковь. Так и было до 1917 года, когда было престижно учиться в духовных учебных заведениях, и дети из семей духовенства, по традиции, шли вслед за родителями. А сейчас традиция утеряна, и идут учиться люди, самостоятельно определившиеся в интересах. Ищущие молодые люди сейчас, как правило, не идут в духовное училище – чисто церковное учебное заведение. Сюда идут те, кто уже совершенно определился. И вот сердце подсказывает человеку быть в будущем священником, а родители – против. Что ж, если сейчас не удалось убедить родителей в правильности выбора, может быть, удастся сделать это в будущем, когда будет больше знаний…
– Бывает ли, что человек хочет стать иереем, но вы видите, что это явно не его призвание?
– Таких, может быть, где-то десятая часть. Когда в душе будущего пастыря живут сомнения, тот ли он путь выбрал, лучше на священника не учиться. Потому что он будет и сам страдать всю жизнь, и страдать будет его паства. Люди будут открывать ему жизнь на исповеди в надежде, что он приведет их в Царствие Божие, что он за них молится. А он разочарован, потому что ждал чего-то другого. И обратного пути нет. Потому что рукополагают во священники раз и навсегда. Поэтому я говорю, что лучше себя проверить, чтобы потом не каяться.
– Если вернуться к истории с тем молодым человеком, то действительно, а не «зашлют» ли его, единственного сына, после окончания училища? Вообще, как вы обычно стараетесь поступать с воспитанниками духовного училища: направлять их к служению туда, откуда они приехали, или же, наоборот, отправлять подальше?
– Если в районе, откуда приехал ставленник, нужны священники, мы прежде всего его туда и направляем. Но если там нет вакансий, можем – на любой приход епархии. Мы предупреждаем каждого ставленника: ты давал клятву перед Богом, теперь ты воин Христов, и у тебя не может быть слова «нет» а у тебя одно слово – «благословите, Владыко». Потому наша Церковь и выстояла, что эта клятва верности Церкви Христовой помогла сохранить ее. Пусть было все непросто, но сохранялась дисциплина, и в самые трудные времена она помогала держаться.
– Поясню, почему я спросил о, так сказать, «распределении» студентов духовного училища. Все же большинство будущих священников воспитывалось в нецерковных семьях, и юность их со всеми присущими ей вольностями протекала на глазах односельчан. И возвращаться священником в то место, где человека помнят, скажем, проказливым мальчишкой, наверное, как-то не очень… Трудно бывает переломить к себе отношение.
– Этот вопрос часто передо мной ставят. А что, человек, который поступает в духовное училище, в молодые годы не должен был смеяться? Разве ж это осуждается в Церкви? У каждого было что-то, особенно в возрасте от 14 до 18 лет. Нет человека, который бы жил и не согрешил, один Бог без греха. В Церкви есть покаяние. Меняются люди, каются и в грехах. А если какой-то тяжелый грех, то ведь Господь и разбойнику простил. Церковь – это духовная баня не только для мирян, но и для священников, которые через покаяние и слезы очищаются и возрождаются духовно. Поэтому я не считаю, что если человек принадлежит к духовенству, то он должен быть не от мира сего. Иногда люди говорят: мы-де знаем его, когда он учился в школе, был хулиганистый парень... Но ведь это был лишь какой-то период в его жизни, потом он стал другим человеком и теперь народу служит, так что нужно ему простить. Я не веду такой линии, что по молодости надо быть хулиганом, чтоб потом стать хорошим батюшкой. Но если в молодости были проступки, что, человека казнить за это?
– Но вот Христос говорил: нет пророка в своем отечестве. Христа на родине именно знакомые односельчане не признали за Сына Божия… История повторяется в веках, и от священника, случается, требуют святости не как от служителя Бога, а как от самого Бога…
– Тут главное, чтоб не было крайностей…
– Что вы подразумеваете под крайностью?
– Это, знаете, бывает, когда вновь поставленный священник чрезмерно хочет себя показать и ведет себя высокомерно. Или, с другой стороны, священник начинает опаздывать на богослужение… Это для Церкви опасно, и я всем своим ставленникам говорю: вы должны нести здоровое православное учение своим прихожанам. Именно здоровое… Крайности очень опасны. Недаром преподобный Макарий Унженский пишет: «Все, что не в меру, то от лукавого». В меру надо и молиться, и трудиться, и веселиться. А иначе можно впасть в большие соблазны, например, гордость. Гордость вообще – мать всех грехов, и даже когда мирянин находится в гордости – это беда, а уж когда священник о себе высокого мнения, в гордости находится – это страшное дело: он теряет настоящий контакт с верующими, требует к себе непомерного со стороны прихожан уважения, не замечает своих грехов. В разговоре такой пастырь без конца представляет, какой он неповторимый, единственный, во всем праведный.
– И как вы тут поступаете: вразумляете, наказываете, гоните прочь?
– Я помногу беседую со своими клириками и очень откровенно говорю им – тут лучше предотвратить, чем потом бороться с последствиями. Наша христианская мораль в том, чтобы добром побеждать зло. Порой мне говорят: ну вот как, меня человек оскорбил, а я его буду уважать – он же еще больше мне принесет зла! Но это не совсем так. Да, в ответ на добро он тебе принес еще зло, а ты в ответ еще раз соверши ему добро и еще. Терпение, по учению евангельскому, очень хорошее лекарство. В конце концов человек начинает задумываться – иногда приходит и просит прощения или, по крайней мере, отступает от того, чтобы приносить вред тебе.
Архиереевы годы
– Мы говорили пока все больше о духовенстве, а как у вас складываются отношения с мирянами? Можете ли вы сказать, что их знаете так же хорошо, как священников?
– Я до сих пор помню свой приезд на Вятскую кафедру, с каким воодушевлением меня встречали. Всех этих людей я знаю. Все это были пожилые люди, из них теперь осталась в живых, дай Бог, треть. У нас есть домашняя церковь по ул.Герцена, где архиерейская резиденция, – там редко, но бывают богослужения, и туда я их стараюсь приглашать. По возможности потом чайку попьем. Но как-то очень они стесняются, считают себя недостойными: как это мы, да с самим владыкой! Они очень скромные, добросовестные люди, и даже когда я крестик хочу им благословить, у них радость вперемежку с каким-то страхом – как это принять? Они столько пережили, так настрадались, и перестройка принесла столько бед им… Но именно они в тяжелые для Церкви времена несли последнюю копейку в храм, и в то время она выжила благодаря им. Мы должны низко поклониться им всем. Об этом я стараюсь напоминать и нашим священнослужителям, говорю, что этих простых людей нужно беречь.
– А молодежь?
– Для нас дорого, что молодежь посещает храмы. И ведет себя, не побоюсь сказать, очень пристойно. Слава Богу, есть надежда, что в будущем храмы на Руси не опустеют. Вот и на прошлое Рождество – во время ночной службы – собор был переполнен, одна молодежь. Той ночью я служил литургию. А вот наших активных прихожан на ней не было: зима, ночь, но главное привычка, которая – вторая натура. Еще до меня в Вятке установилась традиция – Рождественские литургии совершать в 7 ч. и в 10 ч. утра 7 января. И когда утром пришли наши активные пожилые прихожане в храм и не увидели архиерея, они были потрясены – как же так! Они не знали, что я служил в ночь и не имею права второй раз служить в этот день литургию. Уже нынче я по их просьбе служил не ночью, а утром – позднюю литургию. А ночную службу поручил служить наместнику о.Иову.
– Вы чувствуете себя уже человеком другого времени?
– Я уважаю молодежь, но самых преданных прихожан наших – бабуль – не могу оставить. Ведь жизнь-то моя прошла в основном с пожилыми людьми, без них я не могу теперь жить, потому что они в моем сердце. В трудные времена единственной надеждой был для них храм Божий; взять в храме свечу, поставить у образа и помолиться – в этом был центр их жизни. У нас есть такие старушки, особенно в Свято-Серафимовском храме, которым по 95-97лет, и они выстаивают все службы. Есть такая раба Божия Анастасия, лицо у нее светлое, она все время стоит у подсвечника, убирает, ставит свечи. Я спрашиваю: «Матушка, тебе ведь уже 95 лет, как ты?» – «Чувствую себя слава Богу, владыка», – отвечает. Всю службу она выстаивает полностью. Я говорю: «Вы посидите, мы вам стульчик сделаем, вы у нас будете как почетный дорогой прихожанин». – «Нет, я постою, я так лучше себя чувствую».
Церковь и политика
– Сейчас в Кировской области одна выборная кампания спешит сменить другую – теперь вот досрочные выборы губернатора, которые пройдут вместе с президентскими. Позиция Церкви известна – не участвовать в этом. Но пытаются ли Церковь в этом отношении как-то использовать?
– Не могу согласиться, что Церковь не участвует в политической жизни. Когда так говорят, имеется в виду, что мы не можем агитировать за того или иного кандидата. Но что такое Церковь? – это же народ, вообще «церковь» в переводе означает «люди». И эти люди – граждане нашего Отечества, как и архиереи. Нам не безразлично, кто будет у власти, нам важно, чтобы пришел президент или губернатор, который хотя бы лояльно относился к Церкви. Тем более для нас дорого, чтобы он помогал возрождать ту красоту, которая была погублена. Как говорит Святейший Патриарх Алексий, голосуя, мы не должны забывать о прошлом. С нынешним губернатором у нас хорошие отношения...
– А мне говорили (это я к вопросу памяти о прошлом), что он – коммунист...
– Я этого не знаю точно, но дело ведь не в этом. Бывает, коммунисты к Церкви относятся неплохо. На моей памяти были коммунисты, которые в тяжелые времена что-то для Церкви делали, только негласно, потому что, если б это стало известно, они бы лишились всего. Главное в том, что на сердце человека, который будет управлять нашей древней областью. Даже если у него и нет глубокой веры, но если есть хотя бы уважение к истории края, значит, есть уважение и к Церкви. Потому что вся наша история связана с Церковью. Я со своей стороны делаю все, чтобы у нас были хорошие отношения. И вот ведь что удивительно: за кого, вы думаете, голосуют активные прихожане, те старушки, которые столько претерпели за свою веру от властей в былые годы?..
– Догадываюсь.
– Вот именно, за коммунистов. Почему? Потому что коммунисты, борясь с ними, их по-своему боялись, а прихожане, для которых вера была главным, по-своему были настолько преданы коммунистической власти, что по сей день за них голосуют. Хотя, конечно же, не все.
– Но вот выбрали новую Думу, и там уже ни у кого большинства нет. Вы думаете, это к лучшему?
– Когда сейчас от новой Думы требуют единомыслия – дескать, давайте побыстрее будем принимать все решения, – я вспоминаю Верховный Совет или Политбюро. Вот тогда было «единомыслие» – поэтому-то мы и остались ни с чем. И если Дума будет только штамповать решения правительства, а другие мнения будут в стороне, тогда мы не выкарабкаемся из нынешнего положения. Разумная оппозиция, болеющая за свое государство, это очень хорошо. То же и с президентом – если он побеждает с преимуществом в 2-3 процента, то будет помнить, сколько трудов ему пришлось положить, чтобы победить, и сколько людей настороженно смотрит на его работу. И только хорошей работой такой президент может завоевать их сердца в дальнейшем. А если за президента будет голосовать 95 процентов, как в советские времена, он будет очень спокойно и безответственно себя чувствовать. И поэтому я не понимаю, почему такая жажда единомыслия, это же страшно и очень опасно.
– В силу разных обстоятельств Церковь за последние годы очень много раздала наград – новорусским коммерсантам, бывшим партработникам, не знающим, какой рукой надо креститься, и т.д. Многие миряне говорят, что здесь Патриархия несколько, как бы это сказать…
– …переборщила.
– Да, и в результате эти церковные медали и ордена резко «упали в цене», потеряли в глазах верующих…
– У этой проблемы две стороны. С одной стороны – после многих лет враждебного отношения власти к Церкви у нас большое желание воссоздать все то лучшее, что давало народу такое сотрудничество в прошлом. Есть, допустим, у нас здесь генерал-майор внутренних войск А.Кобзев. Это интереснейший человек, он помогает нам в каких-то ситуациях, в одой из его воинских частей построен храм. На Рождество он был награжден орденом Даниила Московского. Или есть предприниматели, которые ведь только по нашим меркам богатые, по западным же меркам они такие же нищие, как и все мы, – и они все-таки при этом помогают Церкви. Сравнительно недавно два молодых человека, предприниматели, пожертвовали колокол. Он больше тонны весом, это 340 тысяч рублей. Нам бы никогда самим не осилить. Поэтому надо как-то отметить реальные заслуги. Эти награды так просто не даются, значит, есть на то реальные причины. С другой стороны – Святейший Патриарх Алексий сказал, что храмы мы восстановим, а восстановить души не так просто, понадобятся годы, да еще какие. Вот великие подвижники строили храмы и монастыри, и для них не надо было никаких наград, они для Бога это делали. Икона в храме, перед которой можно помолиться, для многих прихожан это все. Это и в далекие времена так было, тем более сейчас. Для православного человека главная награда – быть в Церкви, с Богом. Но люди все разные. Есть и такие, которым не безразличны эти награды. Прихожане должны это понимать.
Покровители земли вятской
– Какова на сегодня ситуация с мощами преп.Трифона Вятского? Были разговоры, что их хотят поднять из-под спуда кафедрального собора…
– Да, вопрос такой ставился. Для нас мощи преп.Трифона – большая святыня, но непосредственно сейчас мы этим не занимаемся, и вопрос о поднятии его мощей не ставим.
– Два года назад совершилась канонизация иеромонаха Матфея Яранского… Как-то это сказалось на духовной жизни епархии?
– Люди, как и раньше, ездят на его могилку, по его молитвам совершаются чудотворения. Я знаю недавний случай с одним рабом Божиим, он работает в Успенском соборе снабженцем, – у него на лице открылась какая-то язва, врачи предлагали сделать операцию, но он поехал на могилку преподобного, взял земли с нее, прикладывал, и по вере у него все прошло. И таких чудес – множество. Рассказывают о них люди, далекие от приписывания чего-то не бывшего. Даже из соседней, но далекой от Яранска Коми республики приезжают.
– Что с канонизацией епископа Виктора (Островидова)? В свое время заседание Синода, на котором предстояло принять решение о передаче (или непередаче) материалов по канонизации этого архиерея-исповедника на Архиерейский Собор, было отменено… Русская Зарубежная Церковь, как известно, уже причислила его к лику новомучеников в 1981 году.
– Сейчас его останки находятся у нас в с.Макарье, в Александро-Невском храме Троицкого женского монастыря. Их привезли из Коми, там он скончался… Имя епископа Виктора – в списках на канонизацию.
– То, что он не признал декларацию Сергия, не явилось предметом спора?
– Епископ Виктор в свое время был викарием Вятской епархии, потом его Патриарший местоблюститель Сергий назначил на Екатеринбургскую кафедру, но он отказался. В Вятке возник так называемый викторианский раскол. Поэтому не весь епархиальный совет был за канонизацию. Отец Сергий Гамаюнов был против, выступил с рассказом о расколе.
– Какова была ваша позиция на епархиальном совете?
– Я сначала слушал епархиальный совет, мне была не безразлична его точка зрения на канонизацию епископа Виктора. К единому мнению мы не пришли, и я написал об этом владыке Ювеналию, возглавляющему общецерковную Комиссию по канонизации. Владыка Ювеналий мне написал сердечное письмо, в котором заметил, что это было во времена гонений и надо учитывать политическую сторону вопроса. Действительно, все противоречивые моменты его биографии блекнут перед его духовным подвигом, перед страданиями за веру, которые он перенес. В прошлом году у нас было епархиальное собрание, и на нем мы пришли к мнению, что вопрос о прославлении епископа Виктора следует решить положительно.
– Благодарю вас, Владыка, за беседу.
Беседовал И.ИВАНОВ
Фото В.Трапезникова
 | назад |
| вперед |  |
