Корр.: Мученичество и страстотерпчество – поясните, что это в применении к случаю с Николаем II?

О.Георгий: Мученичество – это смерть за веру, когда человек может спасти свою жизнь, отрекшись от веры. Страстотерпчество – смерть, принятая безвинно, с христианским смирением. И в случае с убийством последнего русского Царя основания убийства не религиозные, а политические. Юровский расстреливал Царя не за веру, а как классового врага. Он мог сказать, что был иудеем, а потом принял лютеранство, но вообще все эти вероисповедные вопросы – ерунда. Что для нас действительно важно, так это то, что смерть была принята Николаем с христианским смирением. И она стала прообразом того, как погибали в советские годы многие тысячи русских семей, стала высоким примером для нашего безбожного времени, когда дети предавали родителей, а родители – детей.

Корр.: Я так понимаю, что канонизация Николая II – дело практически решенное. Но пока соборное мнение Церкви не оформлено официально – после стольких лет работы над этой темой убеждены ли вы внутренне, что вопрос действительно созрел?

О.Георгий: Да, я считаю, что прославление Николая II должно состояться – в лике страстотерпцев. Другое дело, что нам постоянно в последние годы предлагали канонизацию в духе книги Алферьева «Император Николай II как человек сильной воли», – я называю ее «Терминатор на троне», – по ней все в России и в жизни Императора было железно и безупречно неколебимо. Непонятно только, отчего же все рухнуло.

Завершился громадный – 1000-летний – этап в истории христианской государственности в России, который начался со страстотерпцев Бориса и Глеба и закончился страстотерпцем Николаем Романовым. Меня это внутренне убеждает.

Корр.: Вообще страстотерпчество, насколько мне известно, это чисто русский тип святости, его не было ни в Византии, ни тем более в Западной Церкви. Более того, на Руси страстотерпцев – тех же Бориса и Глеба – почитали в народе выше, чем мучеников за веру...

О.Георгий: В России государей уважали и даже готовы были на многие их преступления смотреть сквозь пальцы: те же Иван Калита, Иван Грозный... Но их не любили. Прославляли и любили тех, которые становились жертвами.

Корр.:Я читал где-то о том, что почитание Бориса и Глеба установилось в народе раньше, чем было официально принято церковной иерархией. Греческие митрополиты, в то время занимавшие русские кафедры, не понимали, как можно считать христианскими святыми людей, погибших, так сказать, «по политическим мотивам». Правда, Греческая Церковь вообще не поощряла прославление мирян. Если образ и подвиг Николая Второго так ложатся на историю русских князей-страстотерпцев, откуда такое сопротивление, почему вопрос о его канонизации решается так трудно? Невольно напрашиваются аналогии с нынешней ситуацией по прославлению Императора Николая.

О.Георгий: Государь Николай Второй прожил очень сложную и противоречивую жизнь. Он сам знал, что его призвание – быть полковником (каковым он и был по званию) и создавать свою малую церковь, семью. И, созидая малую свою церковь, он порой забывал большую свою Семью – государство. Это был его грех как государя, но зато и искупил он его страшнейшим образом. Ему одному умереть было не страшно, он был по своей сути человеком военным. Последним и решающим доводом к тому, чтобы он отрекся, было заявление всех командующих фронтами. Они сказали ему: уйди. Он не доверял Думе, министрам, а военным не мог не доверять. Ему сказали бы: умри во имя мира в России – умер бы без вопросов. Но ведь он не умирает просто – его арестовывают с семьей, и за год они не ожесточаются. И не только он, не только Императрица, но и дети откуда-то черпают для этого свои силы. Знаете эту расхожую фразу, что русский человек умирать умеет лучше, чем жить. Плохо это? Но мы – такие. Император умер вместе со всей своей семьей по-христиански, безвинно. Его безвинность была доказана юридически: не нашлось никаких оснований, чтобы его осудить, хотя эти факты упорно искали. Комиссия Временного правительства работала – и ничего не смогла найти.

Корр.: Вы упомянули книгу Алферьева, где дается в значительной степени идеализированный образ Государя – похоже, он вас не устраивает?

О.Георгий: Как далека эта позиция от образа реального императора, типично русского человека по мироощущению: отважного, честного, принципиального, деликатного, из-за этого подчас страдавшего, казавшегося лицемерным, непостоянным. Вся жизнь Государя протекла с чувством постоянного одиночества. Многие не понимали его, да и сам он порой себя не понимал. И комплекс у него выработался, что он – «кровавый». Ведь вызови он полк солдат, прикажи, и никакого февральского переворота не было бы. Но он искал любой путь, только чтобы не проливать кровь.

Корр.: Это Ходынка и события 9 января произвели на него такое впечатление?

О.Георгий: Конечно! Что такое события 9 января? Это массовое антиправительственное выступление, неквалифицированно подавленное. Император же вообще к нему не имел отношения. Его можно обвинять за то, что он не приехал, не взял под контроль. Но он и сам страдал от произошедшего. Очень редко он пишет в своем дневнике эмоционально, поэтому его очень скучно читать. В вечер, когда его огорошили сообщением о гибели от 200 до 400 человек, в том числе солдат и полицейских – при том, что строились баррикады, что среди рабочих шли вооруженные боевики, – он, потрясенный, делает запись в дневнике: как больно и как тяжело!

Там беда была в том, что действиями по подавлению мятежа руководили военные и действовали несогласованно с полицией. И не могли действовать согласованно. Ведь в то время считалось как? – если военный пошел служить в корпус жандармов, то ему не следует подавать руки. А кадровые жандармы – это вообще хамы, с ними за одним столом офицеру нельзя сидеть.

Все это и привело к тому, что, когда наши доблестные офицеры русской армии умирали на полях гражданской войны, у них в тылу, где должна была работать контрразведка, царили непрофессионализм и коррупция – приличные люди туда не шли, а только мерзавцы и дилетанты. Лишь Врангель, очень легко переступавший через предрассудки своей офицерской среды, взял и назначил в Крыму руководителем контрразведки жандармского генерала Климовича. И вот результат: во врангелевском Крыму были право на стачки, свободная пресса – от социалистической до монархической, – а все карательные акции свелись к чуть более чем 400 смертным приговорам. Большевики же, войдя в Крым, расстреляли более 40 тысяч.

Корр.:Но в России ведь были организации, по крайней мере декларировавшие любовь к Царю, – к примеру, тот же «Союз русского народа», который активно поддерживала Церковь.

О.Георгий: Государя убеждали, что в составе «Союза» – миллион членов. Ну, около 300-400 тысяч в нем действительно состояло. А куда они все, эти черносотенцы, испарились в феврале 17-го года, после того, как «Союз» был запрещен? Когда большевиков после их июльских выступлений в Петрограде юнкера вышвырнули из дворца Кшесин-ской, они обнаружили там огромное количество членских билетов «Союза русского народа». Боевики из дружин «Союза» с легкостью перебежали в красногвардейцы. Только навесили себе красные банты да взяли ружья в руки.

Корр.: Пусть канонически это не является проблемой, но мы же не можем не видеть, что именно после отречения Николая II распад монархии принял необратимый характер.

О.Георгий: Давайте вернемся к тем дням. Вспомните, в последний момент перед отречением Николай ожидает Гучкова с Шульгиным на вокзале. Какие у него мысли: я отрекаюсь в пользу сына, ведь по закону о престолонаследии я могу передать власть только сыну. «А вообще, доживет ли Алексей до совершеннолетия, то есть до 21 года?» – задается вопросом Николай II. Доктор Федоров честно ему говорит, что не доживет. Считается, что царевич Алексей при той методике лечения был обречен. Его просто гробили врачи: скажем, при ушибе ногу замуровывали в гипс, а это прямо противопоказано.

Вернемся к встрече монархистов Гучкова и Шульгина с Императором. Первый вопрос, заданный им Николаем II, который их потряс, о сыне: «Будет оставлен ему сын или нет?» – «Нет», – отвечают они ему. Получается, что его с сыном разлучают. Николай был к этому готов и пошел бы на это. Но если Алексей не доживет до совершеннолетия, почему последние годы этого больного ребенка должны пройти в разлуке с любимым отцом? «Тогда я переделаю акт», – и Государь идет переписывать акт об отречении в пользу Михаила.

Знаете, что поражает... Гучков и Шульгин подавлены тем, что происходит. Радость куда-то ушла при виде человека, которого они, что называется, допекли. Это же не злодеи какие-то были. Не худшие это были люди, но разные, и впали они тогда в серьезную ошибку, за которую потом все поплатились.

Корр.: Понимали ли они свою роль, что это запечатлеется на их будущем?

О.Георгий: Понимали. Гучков был убежден в чем? Он думал: вот Михаил Александрович сядет на престол, всю эту шваль из Петроградского совета, которая уже стала стекаться, всю эту солдатню благополучно разгонят. Сам он был человеком вообще отчаянной храбрости: за дуэль был уволен из пограничной стражи на Дальнем Востоке, участвовал в Бурской войне. Он был уверен, что Корнилов с помощью одних юнкеров всю эту шпану разгонит, а он, Гучков, приведет всех лучших офицеров в армию на командные посты, и они добьют Германию, и он станет героем. А у Шульгина таких честолюбивых планов не было.

Но вот Николай передает власть Михаилу Александровичу, популярному среди оппозиции, вроде все нормально. А Михаил Александрович совершает нечто неподобающее. Подписывает через два дня свой Манифест, в котором пишет о том, что примет на себя власть, если созванное на основе всеобщего прямого равного тайного голосования Учредительное Собрание выскажется за сохранение монархии. Пока же вся полнота власти – законодательная, исполнительная, судебная – передается Временному правительству.

А если Учредительное Собрание выскажется против, значит – монархии не будет? И вот это решение он принимает сам. Когда Николай II узнал об этом, его первая реакция была: «Кто его надоумил подписать эту гадость?» А надоумила его большая часть членов Временного правительства. И только Гучков и Милюков умоляли его этого не делать, а взять сейчас же власть в свои руки. Уже в мае Гучков и Милюков были выдавлены из правительства, и пошло-покатилось по известной колее.

Корр.: Все-таки Царь в ту пору оставался главой Церкви, и меня особенно поразило, как быстро Синод зааплодировал новой власти в лице Временного правительства: тут же выдал разъяснение, как нужно поминать его на ектеньях...

О.Георгий: Формально они поступили правильно: призвали сохранять верность Временному правительству, поздравили с тем, что наступила пора свободы. Они просто сделали то, к чему приучены были в синодальный период – взяли под козырек.

Корр.:Этот эпизод как раз характеризует систему лукавой самодержавной византийской государственности?

О.Георгий: У нас византийская государственность была в XVI-XVII веках, а потом появилась протестантская система управления – синодальный период. А у них учение о всеобщем священстве. Епископ, пастор в этой системе отношений просто специалисты на этой должности, экклезиологически все равны, все – миряне. Поэтому естественно, что первый мирянин в стране, Государь, является главой Церкви.

А у нас-то иерархия существует, она – глава Церкви. Синод поступил правильно, он сделал то, к чему его приучили. Но, читая это послание, не удается отделаться от удивительного ощущения: 200 лет вся синодальная система славословила Государя и государственную систему, говорили: ну не может Церковь без монархии существовать. А тут ни слова не сказали, что монархия находится под вопросом, что Государь отрекся от престола. А ведь в Синоде были не случайные люди, Император их утверждал.

Корр.: Складывается впечатление, что Церковь в ту пору была чем-то обижена на Государя.

О.Георгий: Для Церкви Николай II сделал много: одних канонизаций за его правление было больше, чем за все предшествующее время правления Романовых. Но ведь Поместный Собор Николай II так и не созвал. Но ладно, Собор не собирал, когда правил, но вот уходя, когда в государстве неразбериха, – почему бы в этот сложный момент не дозволить Церкви самой самоопределиться, необходим или нет Собор. А ведь тут что получилось: Николай ушел, Михаил ушел, а законы остались, и оказалось, что у нас Временное правительство – наполовину масонское, в подавляющем большинстве религиозно индифферентное – заняло место хранителя догматов господствующей веры. Абсурд.

Одно спасение было – в Соборе. И уже в августе при Временном правительстве Поместный Собор открылся, Церковь смогла быстро сообразоваться. Конечно, громадная предварительная работа была проделана во время Николая II, но им, глубоко верующим и благочестивым Царем, Собор не был созван – он опасался этим расшатать устои.

Корр.: Могла ли Церковь с помощью этого Собора как-то воспрепятствовать наступлению большевизма на Россию?

О.Георгий: Собор записал о государственном устройстве только одно пожелание: глава Российского государства, министр просвещения и министр исповеданий должны быть православными. Спрашивается, как на Соборе могли принимать такое решение в декабре, когда у власти уже были большевики и даже наркомата по делам исповеданий не было? Да все дело в том, что участники Собора были уверены, что большевики скоро провалятся.

Корр.: Но не имели в виду, что монархия может вернуться?

О.Георгий: Они уже понимали, что монархии может и не быть, но глава государства все равно должен быть православным. Не можешь баллотироваться в Президенты России, не будучи православным.

Корр.: Кстати сказать, сейчас это постановление Собора в силе? Оно забыто, но ведь его никто не отменял.

О.Георгий: Эти решения не проводились в жизнь. Позднее Собор 1945 года принял новый Устав церковного устройства, исходя уже из существующей практики. Ну а сейчас мы живем по уставу Собора 1988 года. Он уже развивается в направлении постановлений Собора 17-18-х годов, но еще далек от них. Мы нуждаемся в серьезном Поместном Соборе для того, чтобы изменить очень многие принципы управления нашей Церкви как на приходском уровне, так и на уровне высшего церковного управления. Но в ближайшем будущем этого не предвидится, к сожалению.

Корр.: Неужели же в Царской Семье были неизвестны те слухи о Распутине, которыми полнилась Россия?

О.Георгий: Александра Федоровна была человеком умным и понимала, что хоть, может, эти факты и неправда, но за ними что-то стоит. Но есть воспоминания о том, что она читала фундаментальное исследование о русских юродивых, в котором подробно рассказывалось о том, как подчас юродивые ходили к блудницам, голые ходили. Она пыталась, по-видимому, объяснить поведение Распутина именно этим. Так она до конца дней и не смогла понять, что это была жуткая подделка.

Ко всему этому ведь Распутин был еще и великий актер. При дворе он вел себя совсем не так, как в ресторанах. Он дошел до чего – брал уроки у профессиональных гипнотизеров.

Это уже только во время Первой мировой войны он будет продвигать своих людей грубо, а поначалу он был очень деликатен. Он был человеком совершенно дремучим, но, видя его влияние, нечистоплотные политиканы пытались заручиться его протекцией. Причем он был достаточно бескорыстен. Его секретарь Симанович сделался миллионером, а после него осталось несколько тысяч. То есть на Распутине были заработаны громадные деньги. Он этого не ценил, это был человек иного калибра. Тут дело было в ощущении собственной власти. Его влияние, конечно, было специально преувеличено оппозицией, чтобы создать антиправительственную истерию. Но влияние у него действительно было.

Император, конечно, знал эти анекдоты в народе о Распутине, сильно переживал и делал попытки убрать Распутина из Петербурга. Но мир в семье был для него дороже. Показательно, что когда Царь был в ставке, они с императрицей переписывались каждый день, и она могла написать, что прежде, чем принимать решение на военном совете, причешись гребешком старца, – в ее письмах Распутин упоминается где-то 240 раз, а в письмах Императора чуть больше двадцати.

Распутина очень не любила старшая дочь Ольга Николаевна. Она даже не была на его похоронах. Она не могла простить ему расстройства своего брака с великим князем Дмитрием Павловичем, клеветнически обвиненным Распутиным в содомии.

И когда Распутин был убит – ведь было совершено преступление, и надо было отдавать под суд убийц. И в этот момент Великая Княгиня Елизавета Федоровна прислала телеграмму родителям одного из участников заговора: вы должны гордиться патриотическим поступком вашего сына. Вот до чего довел «старец» святую, какой он вызывал ужас у нее.

Корр.: Говорили, что будто бы Распутина захоронили без отпевания?

О.Георгий: Похороны были жуткие. Никто не хотел отпевать Распутина. Но нашелся-таки епископ Исидор Колоколов – занятная фигура. Он довольно быстро стал архиереем, потом открылись некие грехи, его отправили в отдаленный монастырь. Он пытался выбраться оттуда и дошел до Распутина, который помог ему вернуться к епископскому служению. Вот он и согласился отпевать.

Корр.: Все же эта история с Распутиным производит тяжкое впечатление. Обсуждала ли это комиссия?

О.Георгий: При рассмотрении вопроса о возможности канонизации Царя Николая была составлена даже специальная историческая справка, может ли это быть препятствием. Решили, что не может, хотя, конечно, Распутин не благодатный старец, это заблуждение.