– Не разгоняли вас?

– Видимо, все настолько были заняты встречей Нового года, что было не до нас. Да и вели мы себя тихо, молились не в громкоговорители – проблем не было. Моей мечтой тогда было побывать в Кронштадте. И произошло это в 1989 году. Попасть в этот закрытый город в те времена было трудно – только по вызову и по разрешению военного коменданта – все равно, что съездить за границу. Я до сих пор храню этот пропуск в Кронштадт. Уже в то время ставился вопрос о передаче Морского собора верующим, этим вопросом занималась да и до сих пор занимается. Наталья Александровна Лукина. Кстати, только сейчас появилась реальная надежда, что собор нам вернут. Когда я ступил на эту землю, то как-то непроизвольно встал на колени и поцеловал ее. Мы нашли квартиру, где жил прав. Иоанн, и милостью Божией в 1995 году удалось нам совершить в ней первый молебен.

Хозяйка этой Квартиры, молодая девушка, не препятствовала нам. Она сказала, что на ее памяти в этом доме никто не молился, не совершал молебны. И, вы знаете, она оказалась некрещеной. В разговоре выяснилось, что она год назад въехала в эту квартиру, обменявшись с военным, жившим в этом доме. На мой вопрос, как ей живется в такой благодати, – ответила: «Вы знаете, никогда не жаловалась на бессонницу, а тут спать не могу. Просыпаюсь ночью и слышу, как будто в соседней комнате с балконом кто-то ходит. Со здоровьем у меня все в порядке, занимаюсь спортом. В галлюцинации не верю. А тут ясно слышу чьи-то шаги. Может, освятить надо квартиру?»

– Тут надо не освящать, а освящаться.

– Как это?

– У вас есть только одно средство от бессонницы – покреститься. Как можно жить в такой благодати, не имея ее внутри?

После крещения рабы Божией, когда мы предложили ей на обмен другую квартиру, сказала, что давно об этом думает, потому что чувствует, что она там не жилец. Два года после этого разговора мы собирали средства, искали взамен квартиру, и в 1997 году наконец, квартира дорогого нам Батюшки была выкуплена и зарегистрирована как мемориальный музей. Сейчас нам необходимо выкупить еще четыре комнаты, и тогда квартира Батюшки сможет во всей полноте принимать всех, кто захочет поклониться этому святому месту. Пока что музей-квартира официально не открыт, мы только по договоренности принимаем небольшие группы. Там пока нет ни гардероба, ни научного отдела – все это еще предстоит делать.

Но вернемся ко времени, когда мы делали еще первые шаги по созданию музея. Как-то, возвращаясь из Кронштадта автостопом, голосую. Остановился белый «Жигуленок», за рулем коренной кронштадтец. До Питера езды минут сорок. Разговорились с водителем (к сожалению, не запомнил его имени) о батюшке о.Иоанне. Бытует мнение, что сами кронштадтцы не очень почитают батюшку Иоанна. Поэтому я осторожно спросил: «А вы знаете дом батюшки Иоанна в Кронштадте?» Водитель тут же ответил: «Еще с детства помню. Там же пацаны бомбу нашли». И рассказал удивительную историю, которую нужно включить в чудеса Иоанна Кронштадтского: «Это было лет тридцать назад. Пацаны любили лазить по чердакам, разные игры придумывали... И вот в доме, который как раз примыкает к дому о.Иоанна – таком красивом, трехэтажном, – на чердаке в самом углу нашли большую немецкую бомбу. Еще с войны осталась. Как она не взорвалась, непонятно. Вечером о находке узнали родители. Не поверили. Полезли на чердак – и ахнули. На другой день саперы всех жильцов эвакуировали. Район оцепили. Дом о.Иоанна тоже освободили. А пацаны с дальних крыш подсматривали. Бомбу вывозили на тихом ходу и рванули где-то в заливе. Если б рвануло на крыше, от дома Иоанна Кронштадтского ничего не осталось бы». Я, пораженный этим простым рассказом, подумал: «По естественным действующим в этом мире законам дома Батюшки не должно было быть. Какое благодатное чудо, что он есть!»

Сейчас у нас идет работа над расширением квартиры-музея. Дело в том, что пока мы можем выставлять, собирать вещи, принадлежавшие батюшке, только в двух комнатах. Слава Богу, что потомки о.Иоанна Кронштадтского по линии его сестер и по линии сестер его супруги живут, здравствуют и передали некоторые его личные вещи.

– На выставке представлены фотографии тех мест, где жил Иоанн Кронштадтский...

– Это было в ноябре прошлого года. Я не думал во время этой поездки на родину Батюшки, что буду что-то собирать. Когда уже уезжал из Суры, Иван Васильевич Ткачев – потомок Иоанна Кронштадтского – и его супруга Нина Петровна сказали мне: «Батюшка, возьмите для квартирки отца Иоанна вот это полотенце. Им и венчалась наша бабушка, и благословила ее сама Дарья Ильинична – сестра батюшки». И я получил в руки необыкновенно красивый, домотканый, старинный плат, которым венчались в роду о.Иоанна Кронштадтского. Сейчас эта святыня лежит на выставке под иконой Батюшки. Вместе с петербургским церковным историком Ильей Васильевичем Поповым мы возили в Суру икону Иоанна Кронштадтского, которая была написана в Петербурге. Она была омыта святой водой, была с нами во всех местах, и нам хотелось, чтобы она вобрала всю благодать той земли.

– Отец Геннадий, а не могли бы вы подробнее рассказать о «внучке Иоанна Кронштадтского», как ее называют, – Любови Алексеевне.

– Это отдельный и интересный рассказ. У сестры о Иоанна Дарьи Ильиничны Сергиевой, в замужестве Малкиной, было шестеро детей. Младший сын Алексей Семенович как раз и есть отец Любови Алексеевны. Можно сказать, она сейчас ближайшая на земле плоть и кровь отца Иоанна Кронштадтского. Помните, как сказано в Библии: Господь «наказывает детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, и творит милость до тысячи родов любящим и соблюдающим заповеди Его». Так что благодать Батюшки не могла не повлиять на его потомков.

Любовь Алексеевна – простая русская женщина, северная крестьянка. Родилась в 1920 году, всю жизнь прожила в Суре, на родине Иоанна Кронштадтского. Все, кто бывает там, обязательно заходят к Любови Алексеевне. Несмотря на свои лета, она замечательно справляется с подвигом гостеприимства сурских паломников.

В доме Любови Алексеевны, в святом углу, нас встретил сам батюшка отец Иоанн своей большой фотографией.

«Этот портрет Кронштадтский сам подарил моему отцу, Алексею Семеновичу Малкину», – пояснила тогда Любовь Алексеевна. Интересно отметить, что в Суре отца Иоанна многие называют именно так – «Кронштадтский», как будто это его имя или фамилия. Любовь Алексеевна живет в доме, построенном еще ее отцом – Алексеем Семеновичем. Говорят, что сам отец Кронштадтский жертвовал на этом дом. Здесь она родилась и почти всю историю двадцатого века, прошедшую перед ее глазами, видела в «сурском» варианте.

О Первой мировой – германской – войне Любовь Алексеевна вспоминает по рассказам матери, как англичане останавливались у них дома на постой и заставляли ее бегать за продуктами. Помнит Любовь Алексеевны, как однажды мать вместо отца поехала с красным извозчиком, чтоб только остался в живых кормилец семьи. Помнит и страшные картины закрытия Сурской обители, как монахинь самих заставляли уничтожать иконы, а потом посадили на баржу и затопили в Пинеге под Верколой. Глядя на ее маленькую сухонькую фигурку, поражаешься энергии и подвижности этой пожилой женщины и в то же время отсутствию суеты, даже некоторой торжественности в движениях, в беседе и манерах. Как было приятно слушать ее мелодичную речь, этот северный окающий с твердыми окончаниями говор. И в какой-то момент начинаешь понимать, что ведь так говорили в Суре и сто, и двести лет назад, что так говорил в детстве и сам батюшка Иоанн. И тогда этот сурский сладкозвучный говор становится уже священным для твоего слуха.

У Любови Алексеевны за чаем с шанежками и простыми живыми рассказами мы просидели целый вечер. Расставаясь, пригласили ее посетить Петербург, побывать в гостях «у дедушки» в его мемориальной квартире в Кронштадте. Оказалось, что Любовь Алексеевна в Питере была однажды и то только проездом:

– Куда мне с моими годами теперь?

Хотя приглашение было искренним, надежды было мало. Больно уж далека Сура от Питера. Какова же была радость, когда в начале марта из Архангельска позвонила Нина, дочь Любови Алексеевны:

– Звоню с вокзала в Архангельске. Мы едем с мамой. Встречайте завтра.

Встречать архангельский поезд на вокзал мы пришли вместе с Тамарой Ивановной Орнатской, правнучатой племянницей Иоанна Кронштадтского.

Тамара Ивановна еще не бывала в Суре, но о ней знают все родственники отца Иоанна. И меня с порога спрашивали: «А Орнатская приехала?» Приходилось разочаровывать... Тамара Ивановна в Суре стала своего рода легендой. Ее бабушка Анна Семеновна была младшей дочерью Дарьи Ильиничны и любимой племянницей отца Иоанна Кронштадтского, который нашел ей жениха семинариста Ивана Орнатского, ставшего первым священником Леушинского подворья.

Можно представить себе волнение Тамары Ивановны перед этой, можно сказать, «исторической встречей», когда мы шли по перрону Московского вокзала к вагону с гостями. Любовь Алексеевну в характерной северной плюшевке мы узнали сразу. Она тут же просто сказала самое главное, зачем приехала:

– Вот приехала увидеть тебя, пока я еще жива, а то умру, как я тебя на том свете узнаю-то.

После таких слов все остальное было уже не столь важно. Сразу же поехали к Батюшке в Иоанновский монастырь на Карповку. Любовь Алексеевна, по сути, первый раз видела город. Мы проехали по Невскому проспекту, мимо Зимнего, Петропавловки... Любовь Алексеевна смотрела на достопримечательности Петербурга и при этом повторяла: «Какая красивая у нас Сура! Ах, какая у нас красивая Сура!» Так нам и не удалось услышать от нее что-либо о самом городе на Неве.

Сколько раз приходилось молиться на гробнице о.Иоанна на Карповке, но такой теплой молитвы еще не было. Мог ли Батюшка в этот момент не приветствовать особым благословением своих земных сродников! Все, случайно оказавшиеся свидетелями этой молитвы, сподобились какой-то особой благодати. Сестры-инокини обнимали Любовь Алексеевну, как будто давно ее знали.

На другой день Любовь Алексеевна была в Кронштадте. В квартире батюшки она поклонилась земным поклоном: «Ну вот, приехала к тебе, Батюшка наш». После молебна пили чай «в гостях у Батюшки». Любовь Алексеевна вспомнила, что в этой квартире целый год жил ее отец. И рассказала, как он не выдержал в Кронштадте и уехал в родную Суру. А дело, со слов Любови Алексеевны, было так: «Отец мой, Алексей Семенович, рассказывал мне: «Мать-то, Дарья Ильинична, у меня овдовела. Отец умер. И приехал Иоанн Кронштадтский, братейный, из Кронштадта и сказал ей: « Дарья, тебе тяжело ростить детей. Давай я у тебя Алексея-то возьму к себе в Кронштадт, подрощу там и выучу. Ты мне его отдай. Тебе полегче будет». Бабушка Дарья и отдала его: «Давай, поезжай». Он и увез его в Кронштадт. Жил в доме с Батюшкой. И вот это он сам мне рассказывал: «И я пожил-то, пожил в Кронштадте-то, и я так затосковал об Суре да о маме своей... И все каждый день плачу да прошусь домой: «Увези меня к маме. У меня мама там одна. Домой хочу, в Суру». Он ведь маленький еще был. Вот отец Иоанн Кронштадтский на другое лето поехал домой, да его и привез. Он там мало и пожил-то: с год, не больше. Потом все вспоминал, что Батюшко его все в церковь водил».

Хотя мы опаздывали в Петербург, но никак не могли не посетить часовню Феодоры Власьевны, прабабушки Любови Алексеевны. «Вот и к тебе приехали»,– опять сказала она. И положила с дочерью Ниной земной поклон из Суры от всех потомков Сергиевского рода, корнем которого и была Феодора Власьевна.

На Прощеное воскресенье Любовь Алексеевна пожелала помолиться в Иоанно-Богословском храме Леушинского подворья. Служба уже началась, когда пришла Любовь Алексеевна. Многие прихожане, зная, что она будет на службе, смотрели и угадывали, кто же внучатая племянница отца Иоанна Кронштадтского. На чине Прощения прихожане храма стали подходить к Любови Алексеевне. И хотя сродницу отца Иоанна видели в первый раз, обращались к ней с таким чувством, будто бы давно ее знали и совершенно искренне испрашивали у нее прощения и радостно лобызались с нею трижды. Лобызали благоговейно – будто прикладывались. Любовь Алексеевна же совершенно просто кивала головой в ответ этим, еще пару часов назад неизвестным ей людям, но вдруг породнившимся с ней через чин Прощения, через любовь к отцу Иоанну.

Наверное, такого чина Прощения еще не было ни у кого из нас. Вот такая у нас произошла встреча с «внучкой Иоанна Кронштадтского».

– Отец Геннадий, а каким путем вещи, принадлежавшие Батюшке, попали на выставку, в музей-квартиру.

– Милостью Божией то, что казалось невозможным, становится реальностью. И дерзну сказать, что, наверное, сам Батюшка собирает в свою квартиру то, что в ней было некогда. В декабре прошлого года по благословению митрополита Владимира я ездил в Росток к священнику отцу Николаю Урывскому, который многие годы хранил подписной крест Иоанна Кронштадтского 1884 года. Скорее всего, этот крест хранился у кого-то из его почитателей и в период гражданской войны с волной эмиграции попал на юг. Нам известно несколько имен людей, хранивших этот крест, – это все священники юга России. Крест куплен на пожертвования, собранные Прасковьей Ковригиной – блаженной старицей. Из святынь, находящихся на выставке, также нужно отметить палицу – высшую священническую награду батюшки Иоанна. Она была вручена ему к 40-летию служения в сане в 1895 году. Этот подарок передал нам епископ Савва Красногорский. До этого он приезжал в Кронштадт, посетил квартиру, помолился и сказал, что обязательно сделает вклад в это святое место.

Открытие этой выставки мы приурочили к Пасхе. Дело в том, что Иоанна Кронштадтского часто называли Пасхальным Батюшкой. А после его кончины возник еще один день памяти о.Иоанна – Светлый четверг, в который устраивался торжественный вечер с молебнами, панихидами. Впервые такое определение великому угоднику Божию дал его верный почитатель, учредитель «Общества в память отца Иоанна Кронштадтского» протоиерей Петр Миртов, который рассказывал, что «достаточно было, чтобы о.Иоанн куда-либо приехал, чтобы тотчас всех охватывало радостное настроение, такое радостное, как на Пасху: безнадежно больные и их близкие надеялись на исцеление, убитые горем – на утешение, бедные, находящиеся в безысходной нужде, – на материальную помощь, желающие что-то предпринять и все вообще – на получение благословения». Обитавшая в о.Иоанне пасхальная благодать Святого Духа была так сильна, что передавалась окружавшим его людям и глубоко проникала в их души. Об этом свидетельствуют многие рассказы современников.

Даже от гроба почившего Батюшки исходил таинственный дух невечерней Пасхи, так что само его отпевание в Иоанновском монастыре было более похоже на Пасхальную заутреню, о чем замечательно повествует священник Иоанн Альбов, участвовавший в отпевании о.Иоанна Кронштадтского: «Выходим на литию. Преосвященный Михей и до 20 священников... Но что это за служба! Песни печальные, настроение же благоговейно-праздничное. Есть что-то напоминающее Светлую Заутреню. И чем дальше идет служба, тем это праздничное настроение все растет и поднимается. Какая-то благодатная сила исходит из гроба и наполняет сердца присутствующих неземной радостью, словно окрыляет их... Из гроба его исходило какое-то духовное благоухание, ощущаемое духом...» Откуда же у дорогого Батюшки был этот пасхальный дух?

Свой главный труд отец Иоанн назвал «Моя жизнь во Христе». Можно сказать, что вся жизнь великого пастыря была «жизнью в Воскресшем Христе», пребыванием в пасхальном свете.

В своем дневнике о.Иоанн записал своего рода «пасхальный символ веры»:

«Люблю я взирать на образ воскресшего Жизнодавца с знамением в руке, с этим символом победы над смертью и имущим державу смерти – диаволом. Где ти, смерте, жало? где ти, аде, победа? Какой славный Победитель! Какого лютого, всезлобного врага победил! – врага, который величался своими победами несколько тысяч лет! Тебе, Победителю смерти, вопием: осанна в вышних, благословен гpядый во Имя Господне! Величаем Тя, Жизнодавче Христе, нас ради во ад сшедшаго и с Собою вся воскpесившаго».

Для о.Иоанна Кронштадтского Пасха была состоянием его души, проявлением его жизни во Христе, Царства Божия, которое он стяжал внутри себя. Вот этой-то Пасхальной радостью нашего дорогого Батюшки мы и хотели поделиться на выставке.