«Я молился, чтобы... этого не произошло»
Сегодня мы публикуем несколько текстов о событии, случившемся в санкт-петербургских духовных школах (СПбДАиС ) этой весной. Большая группа студентов категорически выступила против рукоположения инспектора академии диакона Игнатия Тарасова. В ответ на традиционный вопрос, достоин ли он этого, раздались крики “Анаксиос!” – “Недостоин!”. Тем не менее, рукоположение было доведено до конца. Епископ-ректор Константин Тихвинский воспринял случившееся как хулиганскую выходку.
Наша редакция не выступает ни на одной из сторон в конфликте. У нас нет для этого ни морального права, ни необходимого опыта в таких делах. Подобные вопросы должен решать Собор. Мы лишь хотим предложить вам три разных точки зрения на случившееся. Но при этом просим воздержаться от каких-то выводов. Есть два принципа управления Церковью – иерархический и соборный, что отражено в Символе веры, где Церковь именуется соборной и апостольской. В идеале они должны гармонично сочетаться. Когда же этого не происходит, избави нас Бог от того, чтобы самолично решать, что к чему.
Этого вопроса мы решили коснуться, в общем-то, с одной целью. Печальный опыт, своеобразная “работа над ошибками” тоже имеет для нас, православных, известную ценность.
На вопросы отвечает диакон Александр Мусин
– Отец Александр, совсем недавно ваши с владыкой Константином выступления соседствовали на страницах нашей газеты. Речь идет о конференции, посвященной памяти Василия Васильевича Болотова. Что же произошло после этого? Конфликт в петербургских духовных школах как-то освещался в прессе. Однако остаются белые пятна. Что стало причиной вашего увольнения?
– Я не знаю. В этой истории какие-то подозрения, обиды, умолчания сыграли решающую роль. Не было даже попыток объективно, соборно разобраться в случившемся. В этом-то и вся беда, какой-то страх перед ответственностью и что-то неприятное, нецерковное.
По слухам, мне ставят в вину поступок годичной давности с такой же формулировкой – превышение служебных полномочий.
– Что вы имеете в виду?
– Историю с возвращением в Русский музей антиминса, который к тому времени уже не использовался литургически. От меня и потребовали объяснений – рапорт ректору, рапорт Патриарху. Получил выговор.
– Я не совсем понимаю, зачем понадобилось передавать антиминс?
– Это антиминс храма, находящегося на территории Русского музея. Он был лишен мощей, находился в коллекции вещей митрополита Антония (Мельникова). Русский музей в ответ на это готовился передать нам некоторые экспонаты. Это была обычная музейная работа.
Кроме того, я уже понес за этот проступок наказание, так что это странный повод для моего изгнания. Возможно, все дело в том, что я просил рассмотреть то, что произошло в храме, на Ученом совете, подал рапорт. Мне казалось, что та недоговоренность, та зловещая тишина, которые повисли в воздухе, были для духовных школ мучительны. И вот, за 10 минут до начала совета меня уволили. Владыка Константин и наш бухгалтер, монахиня Ника Мартинчук, обвинила меня в том, что я будто бы организовал весь этот студенческий протест. И в таком виде все было подано митрополиту и Патриарху.
– Насколько искренне владыка в это верит?
– Дело в том, что архиерей действительно искренне считает, что он один, как столп православия, противостоял толпе бесов, ворвавшейся в храм. Верит, что я имел к этому непосредственное отношение. Но беда в том, что он не знает ни студенческих проблем, не общается со студентами в силу своей замкнутости. Потому ситуацию ему приходится сейчас контролировать репрессивными методами.
Я же непосредственно знаком со многими студентами, которые выступили против рукоположения Игнатия, и могу сказать, что они люди церковные, и если бы им объяснили, что вот вы, ребята, были неправы, не имели права кричать “Анаксиос!”, они бы покаялись. Но это все было воспринято и подано как хулиганство.
– Вы когда узнали о том, что студенты готовятся кричать “Анаксиос!”?
– За десять минут до литургии.
– Мне говорили, что вы были удивлены, когда студенты начали публично протестовать.
– Конечно. Я молился во время службы, чтобы этого не произошло. Потом стал просить ректора, чтобы он вышел к студентам и объяснил, почему считает нужным совершить рукоположение. Уверен, что конфликт на этом был бы исчерпан. Вместо этого нашли двух виноватых – меня и Андрея Пинчука – и все на нас свалили.
– Вы говорили, что владыка Константин стал для СПбДАиС очень хорошим ректором.
– Я от этого не отказываюсь. Действительно, за четыре года владыка сделал очень много. Он, по сути, остановил распад духовных школ. Во-первых, дисциплина была повышена и учебная, и бытовая. Были изысканы финансовые возможности для ремонта внутренних помещений, приняты некоторые новые молодые преподаватели. Ректор лично меня защищал от каких-то нападок в свое время. Поощрял инициативу. При нем жизнь начала жительствовать, скажем так. И вдруг эти события, категорическое нежелание считаться с чужим мнением.
А ведь студенческий “Анаксиос!” не носил характер личной мести, как это потом подавалось. Просто мальчишки и девчонки не захотели, чтобы их пастырем и духовником был человек непорядочный, откровенный карьерист. Все. И к этой их позиции можно было отнестись с уважением. Поговорить с ними как минимум.
– Чем вызвано столь резкое неприятие в СПбДАиС диакона Игнатия?
– В первую очередь, его отношением к людям. Какие-то мелкие поборы, мелкий садизм. У нас странная ситуация складывается. Если человек второбрачный, то его нельзя рукополагать. А непорядочность не является каноническим препятствием. Я лично знаю случай, когда он над ребятами из моего класса издевался и во время всенощного богослужения отправлял их мыть туалет. Мне этого достаточно.
– Как много преподавателей было на стороне студентов?
– Я еще раз подчеркиваю, что на стороне студентов и вместе со студентами преподаватели, включая меня, не выступали. Здесь сыграла свою роль подозрительность ректора, он думает, что существует сговор преподавателей со студентами.
На самом деле проблема заключается не в том, что студенты плохи или преподаватели решили мину под владыку подложить, а в личности диакона Игнатия.
Да, воспитательский совет был против его рукоположения. В принципе, ректор мог бы и не выносить вопрос о рукоположении на совет. Но он вынес – хотел заручиться нашей поддержкой. И не получил ее. Мы решили отложить хиротонию на неопределенное время. Он мог бы наше решение не утвердить. Вместо этого получилось – “мы подумали, и я решил”. В протокол было вписано, что вопрос отложен до согласования с духовником.
– Как отнеслись преподаватели к случившемуся?
– Сейчас даже маститые профессора обижены на то, что им отказались на Ученом совете объяснить, за что уволили Мусина и вообще дать какие-то объяснения о случившемся в петербургских духовных школах. Поддерживающих ректора явно нет. Большинство молчит. Некоторые возражали на совете. Возражали – это, может быть, громко сказано, но в нашей поповской ситуации задать вопрос, неприятный для начальства, – это уже поступок. Реально человек пять-шесть открыто выразили свое недоумение.
Ситуация неприятная. А главное – та проблема, которую отказались решать, не исчерпана. И какова будет ситуация в начале учебного года, неизвестно.
– Что из себя представляет инициатор студенческого протеста Андрей Пинчук?
– По характеру он человек сложный, я не буду этого скрывать. Но по натуре он такой упертый миссионер. Этот человек, организовавший, по сути дела, сеть воскресных школ в Питере, привлек студентов академии к работе с трудными детьми, отстающими в развитии, матерями-одиночками. Он на самом деле трудился на достаточно опасных участках духовного фронта. Это подвижник – человек с таким обостренным чувством справедливости.
– Его лично диакон Игнатий подвергал каким-то наказаниям?
– Этого я не знаю. То, что Игнатий на Благовещенье несправедливо наказал нескольких студентов, – это мелочь. Не из-за этого все произошло. Просто он замучил всех. Там общинка небольшая, ничего не скроешь, видно человека насквозь. И вот те, кто его хорошо знал, не могли кричать “Аксиос!” (“Достоин!”). Это было бы откровенным цинизмом с их стороны.
– Я прочел недавно, что студенты не являются канонической общиной храма академии, в частности, потому, что не содержат его материально. И значит, не имели права кричать “Анаксиос!”.
– А кто содержит? Это какое-то издевательство над Церковью и над здравым смыслом – заявлять подобное. И духовные школы, и храм существуют за счет бюджета Московской Патриархии. Это не значит, что Его Святейшество является единственным прихожанином этого храма. Студенты тоже являются прихожанами этого храма. Это основной признак принадлежности к общине. Это, а не материальные взносы.
Мы все время талдычим, что академия должна жить вокруг храма, что он должен быть центром нашей общинной жизни, и тут выясняется, что студенты – не община. Если бы они пришли в другой храм и там стали кричать – это было бы другое дело.
– Сколько человек кричало?
– Человек тридцать-сорок.
– А сколько всего человек присутствовало?
– Учитывая хоры, около сотни.
– Что сейчас с вашим музеем?
– Опечатан.
– Вы как-то уже устроились?
– Никак пока. Это была моя единственная работа.
“НАМ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ...”
Это интервью было взято нами в Петербурге у студентов СПбДАиС, просивших не называть имен. Так как взгляд на случившееся, изложенный ниже, вполне нейтрален, мы сочли возможным пойти на это.
– С чего все началось?
– Перед службой Андрей Пинчук начал раздавать листовки, в которых говорилось, почему мы должны сказать “Анаксиос!” – “Недостоин!” – во время рукоположения о.Игнатия. Когда ребята, девчонки из регентского класса стали кричать “Анаксиос!”, атмосфера в храме как-то сгустилась. Возникло состояние тревожности, угнетенности. Хотелось выбежать из церкви.
– Мусин и другой диакон, тоже наш преподаватель о.Игорь, должны были ввести Игнатия в алтарь через царские врата. Когда раздались крики, отец Александр Мусин зашел в алтарь боковыми вратами, спросил что-то у владыки. После этого владыка вышел и сказал, что хиротония будет совершена вопреки протестам, что он не Пилат и не будет внимать крикам толпы.
Я думаю, листовка подстегнула многих, но многие знали и заранее. Прилично людей кричало, почти весь храм.
– Как вы лично относитесь к диакону Игнатию?
– Нормально. Это все-таки инспектор – карающая рука. Кто-то очень им недоволен, кто-то к нему неплохо относится, кому-то наплевать, лишь бы закончить учебу. Я с ним практически не общался. Он помощник проректора. Есть четыре помощника. Сегодня один дежурит, завтра второй, и так далее. Кроме того, о.Игнатий преподает историю Русской Церкви.
– Ваш курс был посвящен в происходящее?
– Может, кто-то и был, но разговора об этом не заходило. Потом, после случившегося, все окончательно замкнулись в себе, замолчали.
– Многое мне лично непонятно в том, что случилось. Например, за что уволили о.Александра. Он с Пинчуком ругался и к себе вызывал – ругал его. То, что у него авторитет есть, – это да. Отца Александра у нас уважают. Но какое он отношение ко всему случившемуся имеет, я не знаю. Был очень удивлен.
– Это ведь он отца Игнатия в алтарь завел, из послушания архиерею. Я не думаю, что он знал заранее о том, что случится. Видно было, что очень удивлен, растерян. Хороший был преподаватель, очень жаль, что так все вышло. Может быть, были какие-то другие причины, а связали с этим. Он же очень много делал. Две конференции провел. Возил нас в Эрмитаж бесплатно. Без него многое замрет в плане научной деятельности.
– Как отнеслось большинство студентов к тому, что произошло?
– По-разному. Кто-то равнодушно, кто-то с сочувствием.
– Многие поддержали позицию ректора?
– Нет.
– Вы знаете Андрея Пинчука, общались с ним?
– Постоянно. Он возглавлял детскую воскресную школу. Не рядовой был студент. Не из серой массы. Очень деятельный, при этом тихий человек. Работящий, спокойный. Удивительно, что именно он оказался в центре конфликта.
– Ваше отношение к ректору не изменилось после всего этого?
– Как ректора, как епископа я владыку Константина по-прежнему уважаю. Он поставлен к нам Синодом.
“БУНТ, или слово в защиту епископа Константина”
В заключение мы хотим высказать некоторые доводы в защиту епископа Константина. К сожалению, они едва ли смогут помочь санкт-петербургским духовным школам скоро оправиться от удара.
Самое печальное следствие случившегося – разрушена та атмосфера доверия, без которой духовное заведение рискует превратиться в казенный дом. Увы, нынешние отношения владыки Константина с профессорско-преподавательским составом оставляют желать много лучшего.
Это вовсе не значит, что именно ректор кругом не прав. То, что СПбДАиС либеральны для духовного заведения РПЦ, я слышал столько раз, что в сознании возник некий штамп. Я не хочу здесь ничего упрощать. Петербургские духовные школы были и остаются ценны для Русской Церкви. Немало имен преподавателей академии на слуху, пользуются столь огромным уважением (имя епископа Константина в их числе), что о ней можно говорить как об одном из крупнейших культурных центров страны.
Но именно культурных. Некоторая отстраненность от православного народа здесь все-таки чувствовалась. Достаточно вспомнить то неприятие, которое вызывало в стенах академии обретение мощей св.Александра Свирского. Их подлинность была поставлена под сомнение, несмотря на явленные чудеса. И вот сегодня вчерашние противники признания мощей оказались разделены. Студенческие волнения показали, сколь непрочным было это единство в разуме.
Культуры оказалось недостаточно. Хотя без нее все могло бы выйти гораздо хуже.
* * *
Теперь вернемся к тому злополучному дню, когда студенты попытались сорвать рукоположение о.Игнатия Тарасова.
Тем, кто осуждает владыку, можно предложить поглядеть на случившееся его глазами. Глазами человека строгого воспитания, монаха.
Следует заметить, что если для византийских греков, арабов или коптов кричать “Анаксиос!” было пусть редким, но нормальным явлением, то на Руси это, пожалуй, что и новость. Можно докторскую диссертацию написать о правах мирян и каноничности поведения студентов в храме академии, но есть еще и традиции данной Церкви. Например, апостолы, будучи епископами, имели жен, а у нас это не принято. Древним болгаркам-кочевницам благословлено было ходить в штанах на службу, а остальным христианкам нет.
Поэтому те, кто говорят, что епископ должен был остановить рукоположение о.Игнатия (Тарасова), услышав “Анаксиос!”, не обладают, очевидно, достаточным воображением. Я сильно сомневаюсь, что за последние пять веков у нас рождался такой архиерей, который на месте епископа Константина повел бы себя иначе.
Одно дело, если бы недостаточно проверенную кандидатуру предложил некий священник, преследующий свои цели. В этом случае паства могла бы раскрыть обман, донести до епископа свое мнение. Но о.Игнатий является ставленником самого владыки Константина. То есть протест студентов был направлен непосредственно против епископа.
Это, безусловно, был вызов. Можно говорить о том, насколько о.Игнатий недостоин и насколько студенты, кричавшие “Анаксиос!”, хороши. Но как это часто бывает у правдолюбцев, они выбрали не то время и не ту форму, чтобы проявить себя. Заставить архиерея криком, насилием над волей отказаться от своего, пусть неправильного, решения – это иначе как бунтом назвать нельзя.
Помню, как один мой товарищ, морской офицер, с гневом обрушился на “Цусиму” Новикова-Прибоя:
– Как он, халдей, который командовал только рюмками и ложками, мог взяться судить действия адмирала? – говорил мне капитан-лейтенант, прошедший огонь и воду.
Следует заметить, что личность вице-адмирала Рождественского, этого командующего погибшим русским флотом, не пользуется в ВМФ популярностью. Но профессиональная этика военных моряков запрещает им обсуждать действия своих командиров. Даже мертвых, даже спустя век без малого. Это не имеет отношения к дисциплине. Здесь понимание того, что невозможно оценивать действия человека, не побывав не его месте. И сколько бы он ни ошибался, это не может быть поводом для мятежа. Повторюсь, даже против мертвого адмирала.
Если говорить о владыке Константине, то он несет ответственность за полтысячи человек – это тяжелейший груз. Практически все признают, что он справлялся со своими обязанностями хорошо. Например, отец Александр Мусин несколько раз об этом говорил при разных обстоятельствах.
Что значит быть загнанным в угол?
– Я не Пилат и толпы слушаться не стану, – волнуясь, сказал влыдыка, стоя перед алтарем.
Так он случившееся воспринял.
Эти слова некоторые назовут потом бессвязными. Но как иначе епископ мог ответить на вызов своих чад, учеников, которых, по словам многих из них, он любил. Какого остроумия или глубокомыслия можно ждать от человека в минуты сильного душевного потрясения. Когда одни кричали “Анаксиос!”, некоторые из студентов плакали. Многие говорят, что были подавлены, ощущая как что-то злое, нечеловеческое сгущается вокруг.
* * *
Да, естественно, этот эпизод лишь часть картины. Можно предположить, что владыка допустил ошибку, когда решил, несмотря на негативное мнение преподавателей рукоположить о.Игнатия (Тарасова).
Но вот ошибка совершена, и что происходит дальше?
После случившегося никто не наказан. В такой ситуации это можно воспринять как искание мира со стороны владыки, предложение простить друг друга.
А в ответ начинается публичное обсуждение достоинств ректора. Епископу настоятельно, неотвязно намекают на необходимость покаяться в одностороннем порядке. Справедливый, быть может, протест окончательно вырождается в бунт – бессмысленный и совершенно безжалостный.
И это самая печальная часть этой истории. Вспомним, что происшествие в академии произошло Великим постом, когда нервы особенно напряжены. И люди иногда совершают такие поступки, которых потом стыдятся. Но вот пост закончился, а правдоискатели не подошли к владыке ректору и не извинились за скандал. Та малая правда, за которую они стояли, затмила им глаза и не позволила увидеть большей. Которая заключается в том, что отца можно просить, умолять, ему можно высказывать в глаза неприятные истины. Но нельзя силой принуждать его к исполнению своей воли.
* * *
В этой заметке я выражаю даже не мнение всей нашей редакции – лишь свое личное. И я далек от того, чтобы утверждать, будто епископ Константин был во всем прав. Но во всем, что произошло, он выглядит как-то понятнее и выше своих непримиримых оппонентов.
В.Мамаев
| назад |
| вперед |  |
