ЖИВОЕ НАСЛЕДИЕ
«РУССКИЙ
ЧЕЛОВЕК НА ОДНОЙ НОГЕ»
Наши предки считали грамотным того, кто владел и русским,
и церковнославянским
Наш корреспондент беседует с Н.П.Саблиной (г.Санкт-Петербург),одним из инициаторов создания Общества ревнителей церковнославянского языка. Среди его учредителей петербургский университет и консерватория, Фонд славянской письменности...
Ревнители
– Нина Павловна, насколько мне известно, в ближайшее время будет зарегистрировано российское Общество церковнославянского языка. Расскажите, кто был у истоков?
– Наш главный методист и научный руководитель – ведущий сотрудник института языкознания, преподаватель института св.Иоанна Богослова профессор Владимир Константинович Журавлев. Ему около 80 лет.
У него много замечательных идей: церковнославянский язык надо начинать изучать с текста, а не с грамматики, это язык не только богообщения, но и богопознания, и знание текстов на церковнославянском языке уже открывает устроение Божьего мира. Он говорит, что, когда Европа переживала железный век, Россия уже знала Аристотеля. Дочь Ярослава Мудрого, Анна-Регина, когда ее муж – французский король – пьянствовал, ходил на охоту и был неграмотным, писала своему батюшке: куда вы меня сослали, в какое захолустье! Она привезла с собой во Францию Евангелие на церковнославянском, которое впоследствии стало главной святыней этой страны, и на нем клялись все последующие поколения французских королей.
– Цель общества – просвещение?
– Да, но не только. В наши задачи входят и академические исследования, и изучение гимнографии, подготовка методических пособий, учебных программ...
– Да тут целая академия должна работать!
– А мы и хотим стать своеобразной академией – общественной. Нам нельзя ни одной задачи упустить. Пусть проблемы мы не решим, но хотя бы поднимем их, обозначим. Мы хотим восстановить церковнославянский язык как высший тип русского литературного языка, как утраченный нами стиль языка, соединяющийся с божественными энергиями. Известно, что черное слово испускает как бы черный дым. А сколько теперь этих слов! Недаром Господь закрыл от нас небо, которое Адам видел с ангелами, – воистину мы бы его увидели с эфиопами. Вот я шесть лет вела курс гимнографии, и мы выпускаем сейчас 90-й псалом с символами и разъяснениями: кто в псалме к кому обращается. Это при привычном написании невозможно определить, можно только в церковнославянском, раскрыв символы, показать, какой здесь ведется диалог между Богом и Давидом. Это настолько интересно, что один раз только научить этому родителей – они сами захотят передать детям…
– Другая книга, «Буквица славянская», написанная вами и только что вышедшая из печати, – тоже об этом?
– В ней рассказывается о судьбе каждой буквы современного богослужебного языка Церкви – от братьев Кирилла и Мефодия до настоящего времени...
«А», взмахнувшее крылом
– Несколько лет назад в обществе прошумела дискуссия о церковнославянском языке в богослужении – не устарел ли он, не пора ли его заменить на более понятный русский? В некоторых храмах – главным образом, в Москве – от слов перешли к делу, начав вводить в литургию молитвословия на русском. Потом как-то все затихло. Вы следили за дискуссией? На чем она закончилась, дала ли результаты или просто ушла в песок?
– Результат: каждый остался при своем мнении и делает свое дело. Была ли она полезна? Думаю, да. Всегда такие споры заставляют сторонников церковнославянского языка укреплять свои позиции, хотя каждый остается при своем. Ну и пусть, нельзя тут Святейшему выпустить директиву и все решить. Время – главный судья. И ситуация сейчас лучше, чем пять лет назад.
– Почему?
– Сейчас я вижу, что нужно только повысить культуру церковнославянского языка, а вопрос о том, принимать его или не принимать в качестве литургического языка, не стоит. Люди поворачиваются к языку, потому что достаточно чуть углубиться в православие, и церковнославянский язык начинает раскрываться. Трудности его освоения – не языковые, а догматические, трудности вообще вхождения в Церковь.
Пока неообновленцы доказывали свое, появились люди, освоившие церковнославянский язык и сознательно не желающие переходить на русский, близкий к улице и быту. Я по опыту знаю, что неообновленцы не имеют успеха: люди понимают, что на церковнославянском языке молиться удобнее.
– Подобные разговоры – о замене языка богослужения, – кажется, активно велись и до революции?..
– Да, ситуация эта не новая: была в 1905-1907 годах «Лига московских учителей» – молодежь, которая выступила против церковнославянского языка. Его преподавателей они просто освистывали как «ретроградов».
Тогда эти самые профессора и методисты собрались в Астрахани и серьезно им ответили в 1908-1910 годах, составив целую книгу, в ней разобраны почти все доводы, выставляемые «кочетковцами» сегодня.
– Наверняка звучал и такой довод: в свое время Католическую Церковь упрекали за то, что она теряет прихожан из-за нежелания отойти от латинского как единственного языка литургии. В конце концов, католикам все же пришлось отступить. Напрашиваются аналогии с ситуацией у нас...
– Да, мы слышали такие сравнения. Но разница тут в том, что церковнославянский – язык живой, и чтобы это понять, достаточно проследить, как он живет в современном русском языке. Церковнославянский язык нам не чужой, тогда как латынь, например, немецкому языку совершенно чужда, это языки разных групп. Драма первых переводов на естественные языки была в том, что у этих языков, к примеру, у того же немецкого, была лишь устная форма литературной речи – фольклорная поэтика, а письменной речи высокого стиля не было. Самым высоким стилем в немецком был канцелярский – вот Мартин Лютер и перевел Библию на язык немецких канцелярий. Да, переводить с латыни было необходимо, так она была совершенно непонятна народу. И в той же Чехии явился Ян Гус – он читал лекции в университете на славянском и собирался ввести на славянском языке богослужение. Так что у чешской части католического мира было бы добротное богослужение, но Яна Гуса сожгли – видимо, его время тогда еще не пришло.
У нас другая ситуация: наш славянский язык – той же группы, что и разговорный.
– Так-то оно так, да только никуда не уйти от того факта, что богослужение остается непонятным для молодежи, приходящей в наши храмы. Чем, кстати, пользуются протестанты и различные сектанты, предлагая «облегченный» русскоязычный вариант службы.
– Конечно, мы стараемся учитывать то, что в головах современной молодежи все перемонтировано, что ей недостает культуры. Но св. Николай Японский при переводе Священного Писания на японский язык пользовался 15 языками, а церковнославянский перевод поставил во главу угла как самый точный. И переводил он трудно для среднего японца, говоря, что никогда не снизит планку и не уступит невежеству.
Мы помним слова Евангелия, что Царство Небесное нудится, то есть достигается усилиями, и только труждающиеся достигают его. Мы не можем сейчас уступать стихиям мира, которые подсказывают: нажми кнопку – и приедет, а ты только потреби и развлекись. Мы как педагоги понимаем, что ученику надо объяснять наиболее доходчиво, но трудиться ученик должен очень серьезно.
Мы не можем относиться к языку по-протестантски, когда за словом признается только его прямое значение; мы считаем, что слово неисчерпаемо, и мы только по верху океана плаваем – а там, ух, какая глубина!
Казалось бы, я уже много лет занимаюсь славянским языком, но вот недавно одна студентка консерватории выяснила удивительную для меня вещь – какую большую нагрузку имеют в славянском языке местоимения. Например, слово «Бог» заменяется в славянских текстах местоимением «Той» или «Сей». Зачем? В отличие от существительного, они имеют преимущество в том, что более указывают на тайну. Они обозначают то, что призвано назвать слово, и таким образом язык помогает выполнять одну из заповедей – не упоминать имя Божие всуе.
– Чтоб трудиться, нужен стимул какой-то, интерес. Чем можно увлечь школьника, студента, чтобы заинтересовать этой материей?
– Сейчас лучшее – это показать, как церковнославянский язык живет в современном русском языке. Более половины всех элементов современного русского языка прямо или косвенно восходят к церковнославянскому. Церковнославянский – это, по существу, высокий стиль русского языка. Сравните: град – город, гражданин – горожанин, глас – голос, страна – сторона, просвещать – просвечивать и т.п. Родное слово, стихи несут на себе печать церковнославянского, потому что народ соединял народное слово, церковное и русское классическое. В нашем сознании сейчас все это разъединено, но это единое культурное пространство. И многие удивляются, когда этот разорванный смысл они находят в своем привычном словоупотреблении. И радуются, когда все соединяется.
А совсем маленьким детям можно показать древнюю книжную традицию рисования буквиц: например, «А» рисовали в виде птицы, взмахивающей крылом. Вообще, знакомя с древним рисунком букв, у детей можно воспитать этическое отношение к нашим буквам как к чему-то священному. У ребенка сформируется трепетное отношение к букве, а небрежное, ошибочное ее описание будет восприниматься как собственный грех, пусть маленький, но личная «грешна» (так болгары называют орфографические ошибки и опечатки).
«Добро» или «хорошо»?
– Зачем, по-вашему, нужно изучать церковнославянский?
– Цель преподавания церковнославянского – воцерковление, введение во Храм. Поэтому-то заучивать наизусть надо не склонения и спряжения, как это часто делается сегодня, а молитвы, заповеди, тропари к праздникам и т.п. К грамматике следует обращаться с целью более углубленного понимания текста.
– Боюсь, что церковнославянский все-таки останется уделом меньшинства.
– Не главное – количество последователей, потому что, как известно, широки врата погибели, всех не остановить. Бог дает нам право выбрать. В Гефсиманском саду Господь молился не обо всем мире, а о тех, «кого, Господи, Ты дал мне». Кто выбирает путь Христа, пусть трудится. Мы всегда будем сожалеть, скорбеть и звать за собой близких и молодежь, но если они не пойдут – вольному воля. Мы не можем пренебречь божественной мощью церковнославянского языка.
Вынимая один кирпич – церковнославянский язык, – мы не знаем, не обрушится ли все здание русской культуры. Сначала нужно исследовать предмет. Пример тому – синодальный перевод Библии. Церковь практически заставили перевести Библию на русский – и в параллельном переводе вторая колонка служила лишь толковательным целям. Но вскоре этот костыль для понимания церковнославянского стал самостоятельным и самоценным. Что получилось? Вот пример – замена в Библии слова «добро» на «хорошо». «И виде Бог, яко добро». В русском переводе получили: «И увидел Бог, что это хорошо». Но если взять эти два слова и составить их корневую систему, то получается, что у слова «добро» свои связи, которые очень хорошо сочетаются с церковнославянским – «добродетель», «добропобедный» и др.
Первоначальный корень – «-доб-». Мир устроен у-доб-но, подходящим образом. И человек создан по образу и по-доб-ию Божию, поэтому и называются препо- доб-ными святые люди, в высшей степени подобные Творцу. Ведь приставка «пре-» показывает высшую степень качества: пречистая, преславный.
А у слова «хорошо» нет этого словообразовательного гнезда типа «хорошота», «хорошетель» (по типу «доброта», «добродетель»). Есть только слова «прихорашиваться», «похорошеть» – слова заниженного стиля, горизонталь, а не вертикаль.
Теперь обратимся к этимонам – первосмыслам этих слов. У слова «хорошо» в основе имя языческого бога солнца – Хорса. Даже если мы этот этимон забыли, «-хор-», как черный коршун, незримо витает над словом. В нем как бы изначально заложен отрицательный заряд, тогда как главное свойство Бога – добро, оно противопоставляется злу, и славянская Библия вводит это понятие с первых шагов.
Зачем нужна «ять»?
– У русского языка были периоды взлетов, теперь – упадок, но все это, по меньшей мере, означает, что язык – жив. Можно ли сказать это про церковнославянский, развивается ли он?
– Естественный язык развивается быстрее книжного. Устный язык позволяет себе всякие эксперименты вплоть до жаргона. Книжный язык более консервативен, он старается сохранить всю сокровищницу текстов, которые создаются и фиксируются в письменной речи. Время от времени появляется необходимость привести в гармонию отношения этих двух типов языка. И тогда в истории нашего Отечества происходили «справы». Раньше, при Синоде, действовала языковая комиссия, которая занималась этими вопросами. Заводились дела по поводу текстов, составляемых для молитвенных целей, они проходили цензуру – скажем, русизмы туда не допускались. Но как же не включить название «Новгород» в акафист, если там столько святых просияло! Пробовали «Новград» и «Новеград». Тут целая история – это слово и по сей день кто-то правит, а кто-то нет. Комиссия выпускала время от времени предписания по малым и большим буквам, правили стиль акафистов, но что-то принципиальное, как при Никоне, не меняли.
Даже и сейчас, теоретически рассуждая, можно произвести некоторые изменения в системе времен церковнославянского языка или убрать какие-то другие архаические формы. Но это делать пока нельзя, несвоевременно. Мы находимся в горячем состоянии, нам этот язык служит хорошо, а на переправе коней не меняют.
– Я подумал, что, может быть, проблема не в самом церковнославянском языке, а в его неумелом использовании? Тексты некоторых акафистов и чинопоследований XVII-XVIII веков очень тяжелы для понимания. Может быть, следовало переписать в них темные для понимания места хорошим церковнославянским языком?
– Действительно, многое зависит от таланта гимнографа. Но ведь часть темных текстов задана нам в древнейших тропарях – их менять нельзя. Скажем, тропарь святителю Николаю Чудотворцу. Там есть строка: «Правило веры и образ кротости, воздержания учителя яви тя стаду твоему яже вещей истина». Попробуйте с ходу перевести!
– «Тебя твоему стаду яви...» Правильно?
– Вот и ошибка: не «яви», а «явила»; кто явила? – вещей истина, то есть Святая Троица; как явила? – правилом веры, образом кротости и учителем воздержания. Вот такое значение получается. Сложный текст, но ведь, наверное, этот, веками намоленный, текст никому в голову не придет менять. Здесь нужно просто знать или хотя бы чувствовать…
– Сейчас выходят книги на церковнославянском языке, но при этом не все буквы славянской азбуки используются, вместо 43 букв издатели обходятся 35, как в дореволюционной графике. Нет и так называемого «неба» – различных титлов, ударений. Стремление упростить понятно – это веяние времени...
– Церковнославянский язык – это икона наша, в церковной букве он как в киоте. Многие люди буквально за одно занятие научаются читать и понимают, что враг рода человеческого натыкается на покров над святым словом, он не может к нему пробраться, потому что титлы – это как бы орфографический нимб над словом. Тогда как современная русская графика невыразительная, вся в земле: в «гробу» – там и «р», и «у», все хвосты внизу. Немного культуры, просвещения, и человек начинает понимать, зачем нужна «ять». Ведь она указывает на действительно важные корни – «грhх», «вhра», «мhра». И потом, она различает суффиксы словопроизводства: всегда школьники путают безударные «е» и «и». А если бы они знали, что безударная «е» всегда была «ятью», а «ять» зрительно легче запоминается, она бы помогала ученику в правописании. Тем более, что «h» – это крест, церковь, купол храма над строкой, белый лебедь русской орфографии.
С утратой «h» и других букв гражданское письмо утратило и внешнюю красоту: если в церковной азбуке мы видим, словно небо, ажурное надстрочье из титл, ударений, придыханий, дающее глазу простор и помогающее при чтении, то строка светская подобна чахлой тундре, над которой редко возвышается хилое деревце буквы «б» или прописные буквы.
В XIX веке не считался грамотным человек, если он не был обучен и русскому, и церковнославянскому. А наш современник остался «об одной ноге», да и та нездоровая.
Записал И.ИВАНОВ
Адрес для контактов с оргкомитетом Общества ревнителей церковнославянского языка: 191180, Санкт-Петербург, Большой Казачий пер., д.11, кв.71. Саблиной Н.П.
Ниже: главки из книги Н.САБЛИНОЙ «БУКВИЦА СЛАВЯНСКАЯ».
Буква «И десятеричная», помимо обозначения
ею цифры 10, какого-то особого имени не имеет. Но на письме у нее много работы. |
ЧЕРВЬ, А НЕ ЧЕЛОВЕК: «Червь» ( Ч ) Имя буквы «червь». Почему святые братья так назвали букву? Ведь не просто акрофонически, то есть по любому
некоему слову, звучание которого начинается с «Ч». Давайте разбираться. |
Как назвать букву, если этот звук не может начинать слово?
Например, хорошо знакомое нам «Ы»! В древнецерковнославянском таковыми были еще два особенных сверхкратких звука «Ъ» и «Ь». Как же их назвать? И святые братья именуют букву «наоборот», по последнему звуку: еръ – ъ, ерь – ь. |
«РЕПРЕССИРОВАННАЯ» БУКВА:
ПЯТОЕ КОЛЕСО: «Еръ» ( ъ )
 | назад |
| вперед |  |
