СЛОВО
Мысли и думы владыки Александра (Толстопятова) Недавно православное общество «Панагия» в Перми выпустила небольшую, карманного формата, книжку «Путь ко спасению», где помещены мысли епископа Александра (Толстопятова). В.ДОНАРОВ Вопрос: Если я утвердился в каком-нибудь подвиге, скажем, в посте, и пощусь уже безо всякого труда, так, что не чувствую ни лишения, ни слабости, вменяется ли пост мой мне в подвиг? Ответ: Нет, не вменяется. Вопрос: Значит, безразлично, буду ли я продолжать поститься или оставлю пост? Ответ: Нет, если я перестану поститься, то за это буду осужден, так как разрушу то, что приобрел большим трудом и что имеет большую ценность. Вопрос: Какую же ценность имеет образ действий, который мне даже не вменяется в подвиг? Ответ: Ценность заключается в том, что при продолжении этого образа жизни будут проявляться терпение и послушание, а послушание порождает всегда добродетель смирения. * * * В дни моего юношества, через четыре года после окончания морского училища, мне было поручено привести большую двухмачтовую парусную шхуну от берегов Японии в бухту Св.Ольги, расположенную недалеко от Владивостока. Погода была штормовая, и я чувствовал себя героем, когда успешно выполнил это лестное для молодого моряка поручение. В то время во Владивостоке проживал выдающийся по своим знаниям и опытности адмирал Терентьев, которого я очень любил и глубоко уважал. И адмирал ко мне любовно относился и благосклонно беседовал со мной. После прибытия со шхуной во Владивосток я с увлечением рассказывал старому моряку, как я в море штормовал и боролся с водной стихией. Выслушав меня внимательно, адмирал заметил: «А это очень всё хорошо, но не думайте, голубчик, что вы сделали что-то великое: если бы потерпели аварию и не довели бы свою шхуну к месту назначения, разве вы могли бы считаться моряком?» С тех пор прошло сорок лет, но мудрые слова адмирала Терентьева мне памятны доныне, и каждый раз, когда я, с Божией помощью, плывя по вечно бушующему житейскому морю, успешно обходил подводные опасности, а враг человеческий возбуждал в моей душе горделивый восторг, я повторял эти слова применительно к духовной жизни и говорил себе: «Всё это хорошо, но не думай, что ты совершил что-то великое: если б ты не поборол врага, ты был бы низким христианином, преданным Богу только на словах». * * * Никогда не назначайте себе сразу длинного молитвенного правила, дабы, не будучи в состоянии его выполнять в течение продолжительного времени, не ослабить и не оставить его, что очень вредно для духовного преуспеяния. Нужно начинать с малого правила и не спешить его расширять, но от принятого никогда не отступать. Надо помнить, что сам враг человеческий первоначально помогает в совершении длинного правила и все побуждает преумножить и преумножить молитвы, и когда правило достигает громадных (для новоначального) размеров, он сразу бросает неопытного подвижника, и тот с громадным трудом творит свое моление. В то же время враг стремится рассеивать его молитву, делает ее волевой, машинальной и ужасно утомляет молящегося. Появляются какое-то чувство неудовлетворенности и томление духа, начинаются уныние и скука на молитве. С каждым днем подвижник все более и более сокращает свое правило и иногда в конце концов его оставляет. Враг торжествует, а уловленному подвижнику много-много труда стоит вновь вступить на путь спасения. * * * Молитва бывает трех родов: самая несовершенная – это волевая молитва, когда подвижник благочестия побуждает себя молиться и прилагает все свои старания к тому, чтобы вступить в живое общение с Богом, и, хотя мысли его постоянно рассеиваются и молитва превращается в машинальную, подвижник борется со своей рассеянностью и не оставляет своего правила. Само собою понятно, что такая молитва очень утомительна и посему не может быть продолжительной. Более совершенной является умная молитва, при которой молящийся разумом своим вникает в слова молитвы, понимает, что произносит, и читает свое правило так, как читают книгу. Слова молитвы не проникают в его сердце, и душа, можно сказать, пребывает на земле. Совершенной молитвой является сердечная молитва, то есть исходящая из сердца и, как фимиам благоуханный, возносящаяся к Богу. Во время умной молитвы христианин молится своими разумными силами и порой чувствует, что молитва исходит как бы из головы: во время сердечной молитвы он не только умом, но и сердцем и всей своей душой возносится к Богу. Он всеми своими душевными силами вступает в самое живое общение с Богом, почему и не утомляется. Мало того, подобная молитва ему доставляет громадное наслаждение и в ее совершенном виде совсем его не утомляет. Посему-то великие подвижники благочестия, не чувствуя утомления, молились целую ночь. Обычно человек не молится одной лишь волевой, или умной, или сердечной молитвой, но той, и другой, и третьей: исключение составляют великие подвижники, почти всецело молящиеся сердечной молитвой. * * * Одним из наиболее веских доказательств бессмертия души для меня служит сознание, что и сейчас, когда мне идет седьмой десяток лет и тело ослабевает, и появляются болезни, душевно я себя чувствую столь же молодым и бодрым, как в юношеские свои годы. Когда я разговариваю со своими сослуживцами, убеленными сединами, но значительно более молодыми, чем я, мне всегда кажется, что они намного, много старше меня. Объясняется это тем, что о них я сужу по признакам разрушения их тела и приближения смерти, а о себе составляю понятие по состоянию своей души, которая не знает старости и в этом отношении не изменяется. И лишь тогда, когда я случайно в зеркале вижу свое изображение, я убеждаюсь, что смерть все ближе и ближе ко мне подходит. Если же душа моя лишь обогащается знаниями и опытом, то это говорит о том, что она не разрушается, а совершенствуется с годами, и о смерти души не может быть и речи. * * * Если у тебя появится бессонница, твори неустанно молитву Иисусову, и время для тебя пройдет незаметно и с пользой для души. * * * Когда я жил в общежитии (надо полагать, что имеется в виду лагерь, – ред.), со мною помещались два епископа. Один из них, чтобы не мешали ему сосредоточиваться и отрешаться от всего земного, удалялся для молитвы в уединенные места и там изливал пред Богом свои прошения и раскрывал свою душу. Не видя ни утром, ни вечером его молящимся, насельники сильно осуждали его, говоря: «Что это за епископ, который никогда не молится». Другой владыка, не считаясь тем, что в помещении находилось много атеистов, готовых его как исповедника оскорбить за любовь к Богу, и утром, и вечером долго молился в бараке. Разговоры и шум барачный ему не мешали, и молитва его возносилась, как дым кадильный, от земли на небо. Окружающие его осуждали, говоря: «Вот истинный фарисей, молящийся Богу на глазах у всех, чтобы казаться праведным». Который же их двух епископов поступал правильно, и кому их них нам следует подражать? Оба избрали надлежащий и богоугодный путь общения с Богом. Христианин не должен ни на кого смотреть, памятуя, что, как бы он ни поступал, всегда найдутся лица, которые станут его осуждать, посему во всех своих делах он должен поступать по совести, поступать искренно, не бояться людского суда. * * * На молитве наши мысли рассеиваются оттого, что мы слишком принадлежим миру. Но есть и другая причина, состоящая в том, что с детства мы не приучены целиком сосредоточиваться на предпринятом деле. Так, при чтении мы не только не вникаем целиком в почерпываемое из книги содержание, но часто параллельно думаем о том, что уже прочли. При разговоре мы слушаем своих собеседников, а мысли парят в пространстве. При работе, даже умственной, мы нередко думаем о своих домашних делах. Очевидно, привычка никогда не принадлежать целиком своему делу дает себя знать и на молитве. Посему родители, приучая детей молиться, должны обращать серьезное внимание и на то, чтобы дети, какое бы дело они не делали, целиком ему принадлежали и в то время ни о чем другом не думали. * * * При моем рукоположении во епископа митрополит Московский и Коломенский блаженнейший Сергий (Страгородский) мне дал дивное наставление и, между прочим, сказал: «Учи свою паству и паси ее с любовью. Но смотри, не уподобляйся верстовому столбу, который другим указывает путь, а сам с места не движется». Какое дивное наставление! Тогда же я решил заказать живописцу написать в красках изображение верстового столба, чтобы постоянно иметь его пред глазами и помнить данный мне завет. * * * Одни поступают в монастырь для того, чтобы спасаться, а другие – чтобы спасать. Вот эти последние также уподобляются указанному выше верстовому столбу. * * * Все мы лицемеры, ибо ежедневно на молитве Господней читаем: «Да будет воля Твоя», а когда Господь нам посылает испытания, мы тяготимся или желаем, чтобы все творилось так, как мы хотим, а не как Бог велит. * * * Вор считает всех ворами, обманщик – всех лжецами, блудник – всех людьми распутными. Посему, если ты думаешь, что нет честных людей, знай, что сам ты нечестен, и старайся исправиться. Если говоришь, что бескорыстной любви быть не может, это значит, что в тебе самом ее нет, а поэтому старайся ее развить в своем сердце. * * * Случается, что один старец дает своим ученикам одно правило жизни, а другой – диаметрально противоположное, причем старцы обладают большой жизненной опытностью и сами являются подвижниками благочестия. Как может иметь место на поприще спасения такое противоречие во взглядах? Объясняется это тем, что в вечно бушующем житейском море подводные камни можно безопасно обходить и с одной, и с другой стороны, то есть идея сначала по двум диаметрально противоположным направлениям, которые, однако, в конечном счете, сближаются и наконец сливаются, породив в душе поборника благочестия любовь к Богу и ближнему. А любовь отверзает нам райские двери. Но неразумно поступают те, кто пользуется противоположными указаниями старцев, применяя то одно, то другое наставление. Они уподобляются растерявшемуся кормчему, желающему обойти под ладью ту самую опасность. * * * Старообрядцы считали за грех пить чай. Согрешали они, когда пили чай? Да, согрешали, ибо, полагая, что они при питье чая прогневляют Бога, с этим вполне мирились и тем самым обнаруживали пренебрежение к воле Господней. Они как бы говорят: «Я знаю, Боже мой, что мой поступок Тебе неугоден, и каюсь в том, но все-таки да будет воля моя, а не Твоя, потому что чай мне доставляет удовольствие, а с Твоей волей я не считаюсь». Очевидно, такое расположение сердца греховно и даже преступно. А если православный пьет чай, он не согрешает, так как не почитает то грехом и его не обличает совесть. Скажут: «Быть может, и вор, потерявший совесть, не согрешает, когда совершает кражу, так как не считает то грехом?» Нет, он, безусловно, повинен перед Богом, так как Господь чрез Моисея сказал: «Не укради». Посему кража есть беззаконие или грех». * * * Идет сильный дождь, на улице грязно, прихожане с мокрыми и грязными подолами спешат домой. Еще день, а уж темно, сверкает молния, гремит гром. Как неуютно! Какая разница в сравнении с ясной солнечной погодой! Но если подняться выше облаков, там солнышко сияет, нет ни дождя, ни грязи, там царит благодать, там светло, и сердце радуется и прославляет Бога. То же самое наблюдается и в жизни духовной: если человек всем сердцем прикреплен ко всему земному и не стремится узреть Солнце Правды – он ходит впотьмах, живет в безнравственности, неудовольствии, в постоянных ссорах, в злобе и во всем терпит неудачи и лишения. Но если он поднимается выше этих темных земных облаков – туда, где царит Царь царствующих и Господь господствующих, – он вечно радостно настроен, всем доволен и чужд безнравственной грязи– этого корня всякого зла и неудачи. * * * Я знал слепца игумена, который из г.Слободского ходил по праздникам за тридцать верст в г.Вятку к церковной службе. Вот пример любви ко храму Божиему и укор нам, нерадивым. * * * Если видишь человека, согрешающего и чрез то в тебе вызывающего неприязненное к нему чувство, поспеши с ним заговорить приветливо и любовно. Благодать Божия коснется твоего сердца, и ты почувствуешь к нему расположение. Дух осуждения будет от тебя отогнан, и его место займет христианская любовь. На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |