РУССКИЙ КОСМОСПомогла патриаршая молитва В
тот день, когда я ему позвонил, космонавт Александр Серебров был сильно простужен. Мощный кашель прерывал время от времени наш разговор. К тому же я все никак не мог понять, чем галетный тумблер отличается от нескольких дюжин других, какие двигатели
отвечают за поворот корабля вправо-влево, а какие вверх-вниз и т.д. – Технику изучать надо, – наконец бросил мне в сердцах Серебров. Особо православным Серебров себя представить не пытался. Сказал только: – Придерживаюсь этого. Рождество отмечаем не католическое, а российское. Пасху тоже российскую, а не католическую и не еврейскую. Я побывал во всех местах, где был Иисус Христос. И в Назарете, и в
Вифлееме, и Голгофу прошел. И у гроба Господня побывал. Я эти вещи неравнодушно принимаю. – И что больше всего запомнилось в Палестине? – Полно на улице грязи, помоев – и ни одной мухи. Любопытное явление.
– А о святых местах что можете рассказать? – Посмотрел Голгофу – она не такая большая, как это в кино показывают. Локальная такая достаточно. – О Боге на станции вы говорили? – У нас там бог один – техника, ухаживаешь за ней, она тебе платит тем же. Так что там некогда о Боге разговаривать. Библию читал. Любая мудрая мысль она душевно помогает. А такого, чтобы в экстаз приходить, не было. Слова о том, что на «Мире» был один бог – техника, меня покоробили, но Серебров сам же и опроверг вскоре это заявление, да еще как опроверг... Уважаю этот тип русского мужика, когда человек не пытается через свою
голову перепрыгнуть. Что у него на уме, то и на языке. А вот то, что на душе, вслух проговаривается неохотно и не всегда. – Когда возвращаюсь из полета, свечку ставлю, за друзей, за родных, – произносит Серебров сдержанно. Он уверен, что Бог о его умерших позаботится. Это нормально, по-мужски, сомневаться в этом также глупо и суетно, как и в том, что товарищ-летчик подстрахует в трудную минуту. * * * О том, что
несколько лет назад по молитве Патриарха в космосе произошло чудо с двумя нашими космонавтами – Циблиевым и Серебровым, – впервые рассказал мне вятский батюшка Александр Коротаев. И вот что обидно – многие ли об этом знают? А случись катастрофа, то
весь мир бы заговорил. ...Новый 1994 год Серебров с командиром Василием Циблиевым встретили на орбите. На Рождество им сообщили с Земли, что на связь должен выйти Патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй. Далеко внизу проплывала заснеженная Россия. С Дома Советов в Москве еще не успели счистить всю гарь, что осталась после штурма. После безуспешных переговоров, накануне бойни в Москве Святейший оказался в больнице. Не выдержало
сердце. Никогда прежде его имя не значило для страны так много. Александр Серебров вспоминает о том времени: – Патриарх беседовал с нами минут 40 о разных делах. Задавал вопросы, мы тоже
о чем-то спрашивали. Командир мой – Василий Васильевич – человек крещеный, а я – нет, поэтому обращался к Патриарху: «Алексей Михайлович». Рассказали, как живем, что читаем, о том, как жизнь неправильно на земле устроена. Что
границ русских не видно, и надо порядок наводить в меру своей географической ответственности. – А что вы в те дни читали, Александр Александрович? – На станции? «Историю государства российского» Соловьева.
– Советы какие-нибудь дал вам Святейший? – Нет, он скромный человек, что советовать? Дал совет вернуться на Землю живыми-здоровыми. А через неделю прибыл новый экипаж, мы быстренько смену
передали. Осталось облететь на аппарате станцию, сфотографировать стыковочный узел для «Шатла», а потом – посадка. И тут начались проблемы. Я перешел в бытовой отсек с теле– и фотокамерой, а Василий остался внизу, за пультом
управления. И вот сначала оказалась, что сгорела лампочка – единственный светильник в спускаемом аппарате. Потом не сработал галетный тумблер... – Что? – Ну «галетник», галетный
переключатель двигателей. Он клювиком-то показывал, что занимает нужную позицию, стоит на цифре один. А на самом деле электрическая часть его была не включена. В нормальных условиях командир это бы заметил. На пульте должен был
загореться транспарант, зелененький такой, люминесцентный, он показывает, сработал тумблер или нет. Но из-за того, что светильник вышел из строя, командиру пришлось открыть шторку иллюминатора, а солнце было очень яркое, слепило, поэтому не видно было
– светится транспарант или нет. В инструкции такая ситуация вообще не предусмотрена, не сказано, что правильно отжатый «галетник» может не сработать, и за ним нужен особый глаз. | Космонавт Серебров испытывает космический мотоцикл. Да... Наш мир за 40 лет космической эры стал технологичнее. Но человек остался прежним. Даже закованный в скафандр, внешне похожий на робота, он всё тот же – страдающий, любящий, верящий... |
Всего на аппарате стоит четыре двигателя, с помощью которых он управляется. И вот командир убежден, что включил поворот, но не видит, какие сопла работают, и нас несет прямо на станцию, причем достаточно быстро – около метра в секунду. Я
понимаю, что мы сейчас врежемся, командир-то может и уцелеет, а бытовой отсек, где я сижу, точно лопнет. Это в лучшем случае. А в худшем, неизвестно, что случится со станцией. Заглянул я тогда в глаза старухи с косой, очень даже так пристально... – Как потом оказалось, – продолжает Александр Александрович, – в этот день Патриарх лежал в больнице. И, тем не менее, о нашем с ним разговоре помнил, тревожился, как мы там, – позвонил в Центр управления полетами, попросил передать
свое благословение экипажу на спуск. Ну и молился за нас, я так думаю... В общем, в последний момент, когда я уже готовился коньки отбросить, нам совершенно немыслимо повезло. Аппарат случайно впился антенной в станцию, и это
смягчило удар, мы мягко так затормозили и... «я люблю тебя, жизнь». Спустя какое-то время в годовщину интронизации мы Патриарха поблагодарили за его благословение, рассказали, как оно оказалось кстати. Вот,
собственно, и все. В.Г.
eskom@vera.komi.ru
|