ПЕРЕКРЕСТКИ
«НА БОГА УПОВАХ, НЕ УБОЮСЯ»
Случай, произошедший Великим постом
Нашей семье не повезло с духовным наставником. Такова была воля Божия. Благословен Его промысел, каким бы он ни был.
В течение всех десяти лет пребывания нашей семьи по милости Божией в лоне Святой Православной Церкви у нас постоянно случались разнообразные неприятности и преткновения со священниками. Как ни расценивать каждый по отдельности
досадный случай, произошедший со мной ли, грешной матерью семейства, с моими ли двумя детьми, с другими ли родственниками, – общий фон происходящего явно противоречил впечатлению от чтения литературы, продаваемой в церковных лавках (а именно
литературой воспитывается сегодня большинство неофитов) и повествующей, как правило, о духоносных наставниках. От чтения житий и воспоминаний создается впечатление благости и милости как нормы нашей церковной повседневности. Однако реальность,
встречающая вновь приходящих, порой отличается от книжной столь значительно, что не всякому под силу и выдержать этот ледяной душ.
Однажды, перечитывая помянник не во время молитвы, пишущая эти строки с горечью отметила, что
большинство имен в длинном списке духовенства так или иначе связано с недоумениями – мелкими или крупными, – и молилась я за них, только усиливаясь хранить заповедь сверх своего грешного естества. В уме было понимание, что все эти искушения направлены
на то, чтобы удалить нас из Церкви. Однако живет человек не одним только умом, и не в нем сосредоточена основная борьба. Холодок проникал в сердце, и оно болезненно сопротивлялось. Годы этой борьбы (в которой не устоять ни секунды без помощи Свыше)
довели все же до душевного изнеможения. И вот тогда-то, в состоянии, казалось, исчерпанности всех сил, мне был дарован чудесный случай, послуживший к укреплению веры, возрождению надежды и умножению любви. Во славу Божию и ради тех, кто оказался в
сходном положении, я обязана рассказать о нем.
Это случилось Великим постом. Я собралась впервые приступить к таинству соборования и привлечь к этому свою восьмилетнюю дочь. Надо сказать, что вся семья наша состоит из болезненных людей, но прибегнуть к целительному таинству каждый год препятствовала наша крайняя нищета и отсутствие как раз к Великому посту денег, которые хоть как-то можно бы выкроить и употребить на таинство. Кроме того, известно, что не всегда священники благословляют приступать к соборованию, особенно это касается детей. После долгих сомнений я приняла себе в руководство следующее рассуждение: если Господь не посылает средств, значит, не благословляет и собороваться.
Спросить совета священника я не решалась. Во-первых, как уже говорилось, по причине отсутствия у нашей семьи друга и доверенного лица среди духовенства. Во-вторых, исходя из нашего петербургского опыта и порядков, что буду вновь отослана со своим вопросом к «своему духовнику» без внятных объяснений, где его найти. В-третьих, мне казалось, что я поставлю себя и священника в неловкое положение, ибо ответ на этот вопрос на самом деле всем известен. Но исполнение воли Божией в этом деле представляет для нас некое испытание: меня – на простоту, батюшки – на бескорыстие. Я не хотела ни испытываться, ни быть орудием испытания.
Но в тот год случилось иначе. Неожиданно у дочки на внутренней стороне века буквально за одну ночь образовался какой-то нарост. Надо сказать, что когда я впервые взглянула на глаза дочери утром дома, то первая мысль была именно о великопостном искушении. Одновременно возникла уверенность, что за искушением последует и научение.
Врач-офтальмолог детской больницы, куда нас направили из районной поликлиники, выписала антибиотики и стероиды. Врач сказала, что если лекарства не помогут, надо будет готовиться ложиться на операцию. Дочь моя уже перенесла четыре серьезные операции. Этот факт, а также явная неуверенность в диагнозе, написанная на лицах всех врачей, которым мы показывали глаз, ставили под сомнение целесообразность рекомендуемого вмешательства. Было чувство растерянности.
Лекарства, кстати, довольно дорогие, не помогли. Я решила прибегнуть к елеосвящению во что бы то ни стало.
В изумительно прекрасном и намоленном соборе в центре города, куда мы ходим постоянно, мне показалось слишком дорого. Я выбрала монастырское подворье, где, как меня заверил дежурный, подойдя накануне таинства к батюшке я смогу попросить о снижении суммы пожертвования.
Наступил условленный день. Мы подошли в храм заранее, но священника нигде не было. С большим трудом, рискуя опоздать к началу, я «поймала» молодого иеромонаха и уладила дело, заплатив за нас двоих как за одного человека. Мы едва успели занять места в самом конце приготовленных рядов.
Эти мелочные меркантильные хлопоты привели меня в крайне недуховное состояние. К моменту, когда зазвучали предначинательные молитвы, я была совершенно не готова ни к чему чудесному. Я стояла холодная и деревянная, готовясь терпеливо перенести «процедуру» и уйти домой. Нарастало сомнение, что что-то может измениться в результате предполагаемых действий.
Неожиданно я почувствовала в одной из застарело-недужных точек своего организма мгновенно прошедшую горячую, прожигающую насквозь и одновременно несущую облегчение волну. Через минуту волны прошли сквозь меня еще в нескольких местах, где тоже гнездились болезни. Точность диагноза и невозможность предположить какое-либо самовнушение были несомненны.
Сильное чувство присутствия Божия охватило меня. Вслед за этим чувством пришли спокойствие, радость, благодарность, сознание своего недостоинства и готовность все принять от руки Божией.
Сейчас я могу сказать, что не будь этого чудесного предваряющего посещения, я не смогла бы без вреда для души перенести то искушение, которое последовало далее.
Началось помазание. Пожилой, высокий, величественного вида священник из монашествующих двигался медленно мимо людских рядов под дивное пение «Услыши ны, Боже...». Он помазал нескольких детей, спрашивая каждый раз, кто чем болен, помазал одну то ли душевнобольную, то ли юродивую, про которую говорили, что она ходит помазываться на все соборования подряд. Дошел до меня. По раздраженной резкости его движения я поняла, что батюшка то ли недомогает, то ли гневается, то ли еще что-то не так. Затем он прошел мимо моей девочки, которая стояла, подставив лицо и протянув ручонки с растопыренными пальцами. Прошел к другому концу нашего ряда и стал помазывать женщин, которые признались, что не вносили денег. Батюшка попенял им, что не подошли заранее, потому что имена их теперь не вписаны и молитва не совершается за них. Потом он подошел к женщине, которая стояла с другой стороны от моей дочери, потом повернулся и пошел к аналою. Я растерялась, постояла в нерешительности, затем побежала за ним.
– Батюшка, вы не помазали девочку!
Старец обернулся ко мне и грозным голосом спросил:
– Кто духовник?
– Я... э-э-э, то есть... мы ходим в ...ский собор, – я назвала наш приходской храм.
– Вот пусть там и благословляют.
Мы с дочерью, которая увязалась за мной, вернулись на место. Я сказала ей одеваться. В душе были растущая боль и страх потерять терпение и погибнуть духовно. Каюсь, грешница окаянная, было жаль и денег, с таким трудом выделенных из скудного семейного бюджета. Внезапно решение переменилось. Мною овладела непонятно откуда взявшаяся решимость. Я скинула пальто и опять побежала за старцем.
– Батюшка, у нас нет духовника.
Он обернулся и укоризненно покачал головой.
– Поздравляю, – в голосе прозвучал презрительный сарказм.
– Батюшка, мой ребенок – инвалид!
В ответ – молчание и удаляющаяся спина. Вокруг было множество людей. Как обычно бывает в церкви, все старались делать вид, что ничего не замечают – единственный приемлемый способ поведения в таких случаях. Но несколько взглядов – недоуменно-горестных – я все же поймала невольно.
На помазание выходил второй священник – тот, с которым я разговаривала накануне. Я кинулась к нему, сбивчиво пытаясь объяснить случившееся.
– Успокойтесь, – ласково сказал он, – что вы так волнуетесь? Идите на место спокойно.
С тех пор один священник помазывал мою дочь, другой – нет. И вместо семи положенных по чину помазаний она получила четыре. Пожилой батюшка под конец все же заметно смягчился и уже водил кистью по моему лицу осторожнее. Потом вдруг спросил:
– Читаешь дочке Библию?
– Да, и молитвы она знает, и причащается.
Что-то ему опять не понравилось во мне, потому что он посмотрел недоверчиво и опять с сарказмом сказал:
– Ну, конечно...
Странно, но наряду с наружным волнением было несвойственное мне внутреннее спокойствие. Я заметила, что батюшка в теплый день обут в валенки: видно, очень страдает ногами, но вынужден служить. Было очень жаль его и совестно, что приходится утруждать. Чувство присутствия Божия не ослабевало. Были любовь к окружающим меня людям и уверенность, что все мы – Его дети любимые, хоть и бестолковые, и побеждаемые злом, что у Него есть власть и сила утереть всякую слезу. Я стояла потрясенная, умиленная, масло стекало по лицу, попадало в глаза, смешивалось со слезами, ликование внутри едва вмещалось; уже казалось, что не певчие, а ангелы молили: «Услыши ны, Боже...»
Под конец батюшка сказал проповедь, где строго высказался о тех, которые «приводят соборовать детей, а что их соборовать, безгрешных, да еще фыркают, когда священник что-то сделает по их мнению не так».
– Истинно, истинно, – благочестивым тоном вздохнула стоявшая рядом женщина.
Благодушию, так неожиданно мне подаренному, не было, казалось, предела. Хотелось просить прощения, но батюшка на меня не смотрел, как ни старалась я попасться ему на глаза. Мы стали собираться домой. Моя дочь, до того терпеливо и с некоторым испугом переносившая все происходящее, решила, что можно уже и ей, наконец, высказаться по поводу случившегося.
– Мне понравилось, – вдруг громко сказала она, – теперь мы все время будем собороваться, да? Только батюшка какой-то зл...
– Тише! – шикнула я, оглядываясь вокруг. – Замолчи!
Посмотрела на ее глаз. Зловещий полип оставался на месте.
Мы вышли на улицу. Было чувство необыкновенной легкости, хотелось тихо смеяться. Зашли к знакомым, жившим поблизости. За чаем на кухне опять вспомнили про глаз. Мне показалось, что нарост уменьшился, но я решила, что выдаю желаемое за действительное. В течение последовавшей недели болячка на глазу исчезла без следа.
* * *
Предвижу, что отношение наших православных пастырей и архипастырей к тому, что сказано, будет разным. Скорее всего, мнения разделятся. Достанется на орехи и автору этих строк. Заранее прошу простить меня. Что сказать, чтобы не погрешить против скромных прав женщины и мирянки? Буду коротка.
Я получила потрясающий душу урок. Мне, маловерной, было вновь сказано, что таинство совершает САМ БОГ. Мне, унывающей, дана незаслуженная радость. Малодушной – урок терпения. Боязливой – урок дерзновения ко Господу.
Увы, унынием, страхом и ожесточением поражены сегодня многие православные христиане. Человек идет какое-то время за Спасителем, но потом ему становится страшно в раскачивающейся на волнах лодке, и вера заменяется обрядоверием. Но такой человек к этому времени обычно уже обретает прочное место в церковной структуре и теперь учит других. Как следствие – распространилось какое-то одностороннее прочтение Апокалипсиса, вызывающее только ужас и безысходность. Тогда как Откровение о последних временах мира сего содержит немало ободряющих обетований. Например, стоит задуматься о том, что Сам Господь через любимого Своего ученика велит всем жаждущим духовно приходить и брать воду жизни даром (Откр. 22, 17). Что сказать на это? Разве опять вспомнить слова святого Псалмопевца: «На Бога уповах, не убоюся, что сотворит мне человек» (Пс. 55).
Мира, любви всем и сил на прохождение Великого поста. Простите меня, грешную, и помолитесь обо мне.
Р.Б. МАРИНА
г.Санкт-Петербург
 | назад |
| вперед |  |
