ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВА
ЛЕГЕНДА О ЦАРЕ АЛЕКСАНДРЕ БЛАГОСЛОВЕННОМ
И СТАРЦЕ ФЕДОРЕ КУЗЬМИЧЕ
(Продолжение. Начало в № 385)
Плащ императора
Умер ли царь Александр Благословенный в Таганроге в 1825 году, или скрылся под видом старца Федора Кузьмича и окончил свои дни в Сибири?
Спустя некоторое время после мнимой или действительной кончины царя Александра Первого в Таганроге ему возвели памятник. Бронзовая фигура императора была задрапирована плащом, из-под которого виднелся генеральский мундир.
Что-то было в характере государя, заставившее руку скульптора накинуть простой плащ на его эполеты. И на вопрос – мог ли царь все бросить и уйти – почти два века из тысяч уст прямо и косвенно звучит ответ:
– Да, несомненно, это было вполне в его духе.
В последние годы жизни его все чаще видели стоящим на коленях. Царь молился, на колени, на стояние перед Господом все больше переносился центр тяжести государя, и стоит ли удивляться легенде, что однажды душа его и вся судьба перевернулись – император стал нищим странником.
Как-то раз Вяземский обронил об Александре Первом: «Сфинкс, не разгаданный до гроба». Добавим, что и после гроба. Но кто только не брался отгадывать!
По следам Федора Кузьмича
Жизнь св.Федора Томского более или менее хорошо прослеживается с середины 30-х годов ХIX века. О том, что он делал прежде, имеется несколько весьма смутных намеков.
Есть версия, что после своей мнимой смерти государь отправился в Саровскую пустынь, где окормлялся преподобным Серафимом под именем послушника Федора. Сохранился рассказ, как император Николай Первый не поленился однажды проскакать сотни верст до Сарова, чтобы повидаться с братом.
Так это или нет – трудно утверждать. В пользу этой версии можно сказать лишь то, что первые упоминания о Федоре Кузьмиче появляются через какое-то время после смерти св.Серафима. Некоторые изречения старца выдавали его знакомство с преподобным.
* * *
Существует также удивительный рассказ о том, как Федор Кузьмич в 35-градусный мороз ходил босой по Красноярску. Потом исчез на глазах толпы, причем все почувствовали, что потеряли что-то близкое и дорогое. Там же, в Красноярске, один богатый господин якобы опознал в нем царя Александра и заплакал.
Увы, это мало согласуется с известной нам частью биографии старца. Он не любил привлекать к себе внимания.
* * *
Поэтому попробуем лучше начать с официальных документов. Первое свидетельство о Федоре Кузьмиче датируется 4 сентября 1836 года. Старец ехал на лошади, запряженной в телегу через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии. Ехал в неизвестном направлении. Документов при нем не нашли, зато на спине обнаружены были следы ударов кнутом или плетью.
10 сентября дело бродяги было разобрано в суде. Старик имел величественную наружность, приятное обхождение и манеры. Это очень расположило к нему судей, однако все просьбы открыться, сообщить, какого он звания, были тщетны. В результате бродяга был присужден к 20 ударам плетей. Хотели отдать его в солдаты, но по возрасту он был к этому непригоден. Тогда решено было выслать старика в Сибирь.
И здесь вот что любопытно. Старец приговором остался доволен, но, сославшись на неграмотность, доверил расписаться за себя мещанину Григорию Шпыневу.
Между тем нам доподлинно известно, что Федор Кузьмич был не просто грамотен, но хорошо образован. И всю жизнь опасался, что образец его почерка попадет к властям.
* * *
Не только красноуфимцы дивились манерам Федора Кузьмича. Он был единственным человеком во всей партии заключенных, отправленных в Сибирь, кто не был закован к кандалы. На ночлегах ему отводили особое помещение.
Офицеры, солдаты и сотни каторжников полюбили старика, как отца. Он заботился о слабых и больных, для всякого находил теплое слово. Здесь важно подчеркнуть, что почитание старца началось задолго до появления легенды о его царственном происхождении.
В Томск арестанты прибыли 26 марта 1837 года. К тому времени относится рассказ об одной томской горожанке. Она страстно хотела увидеть царя, и вот однажды ей приснился сон. Некий человек говорит ей: «Выйди завтра на Воскресенскую гору, и твое желание исполнится». Женщина вышла и увидела, как приближается арестантская партия. Осунувшиеся, угрюмые, несчастные лица проплывали перед ее глазами...
В Сибири
Первые пять лет
своей ссылки Федор Кузьмич прожил в селе Зерцалы близ Томска. Заметив желание старца удалиться от людей, казак Семен Сидоров построил ему келью-избушку в станице Белоярской.
Это внимание к старцу весьма любопытно. «Нужно обладать редкими качествами и иметь за собой блестящее прошлое, чтобы возбудить в Сибири всеобщее внимание и уважение», – признает исследователь Г.Василич.
Между тем Федор Кузмьмич, не прилагая к этому никаких видимых усилий, достигает того положения, которого не могли добиться сотни опальных вельмож, генералов, архимандритов, живущих в тех местах. Чем это объяснить?
Доходило до смешного. Е.Монахов в очерке «Кто он?» (1906 г.) доказывал, что в томском Богородице-Алексиевском монастыре он видел железные башмаки Федора Кузьмича, весом в семь килограммов, сильно стертые на пятках.
Однако настоятель монастыря о.Иона решительно это опроверг. На самом деле башмаки принадлежали некому юродивому Константину.
Все, что известно о жизни старца со слов очевидцев, говорит о том, что претерпевая немало лишений, никогда не искал он страданий специально. Одна почитательница принесла Федору Кузьмичу пирог с нельмой и выразила сомнение, станет ли он его кушать.
– Отчего же не буду, – спросил старец, – я вовсе не такой постник, за кого ты принимаешь меня.
Следует заметить, что он не любил жирной и вкусной пищи. Питался обычно сухарями, вымоченными в воде. Но при этом он ни от чего не отказывался, даже от мяса, хотя ел понемногу – скорее, для вида. На праздники его заваливали дарами – пирогами, шаньгами. Он охотно принимал их, а потом раздавал нищим и странникам. Денег никогда не принимал и не имел.
Доказывая, что старец пытался создать свой культ, Василич не сумел найти ни одного доказательства.
Самое удивительное как раз в том и состоит, что на протяжении всей жизни Федор Кузьмич вел себя предельно естественно. Никто не видел, как он молился, но после смерти обнаружилось, что колени старца представляют собой сплошные мозоли.
Он строго постился, но не требовал, чтобы и другие следовали его примеру. Ходил по селениям и учил детей грамоте, но поучать, лезть с советами ни к детям, ни ко взрослым не пытался. Быть может, поэтому к нему шли за советами отовсюду, шли тысячами. Пропала ли корова, или заболел кто – отправлялись к старцу.
Огромного роста, большой силы, голубоглазый старик в белой полотняной рубахе не воспринимался как юродивый и не вызывал жалости. Поднимал на вилы целую копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи. Все, что нам известно о нем, оставляет светлое чувство. Даже покаяние у Федора Кузьмича было какое-то раннехристианское, радостное. Все понимали, что он птица высокого полета, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений.
Старец улыбался в ответ и говорил примерно следующее:
– Почему вы думаете, что мое нынешнее положение хуже прежнего? Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа.
* * *
Епископ Парфений Томский одно время полагал, что старец находится в прелести, но потом ему явился во сне св.Иннокентий Иркутский и приобщил его вместе с Федором Кузьмичом из одной чаши. На этом конфликт был исчерпан.
Рассказывают, что брат известного алтайского миссионера архимандрита Макария, сильно ополчившийся на Федора Кузьмича, после беседы с ним раскаялся и со слезами говорил о старце как о великом святом человеке.
Причина, по которой старец вызывал сомнения у духовенства, заключалась в том, что никто не видел, как он причащается. Однако, когда выяснилось, что старец принимает Святые Дары в Красноярске у духовника, отношение к нему стало меняться к лучшему, пока не переросло в уважение.
Кроме епископа Томского Парфения, старца навещали владыки Афанасий Иркутский и Иннокентий Иркутский.
Начало легенды
Но продолжим описание скитаний старца по Томской губернии. В начале ХХ века в доме казака Сидорова, давшего приют Федору Кузьмичу, можно было увидеть рядом на стене литографированный портрет царя Александра Благословенного и большую карточку Федора Кузьмича с надписью на обороте:
«Великий раб Божий старец Феодор Козьмич, скончался 20 января в Томске, в келье при доме купца Хромова. Тело его погребено в Томском Алексиевском монастыре. Здесь же был из бродяг, пришел в Сибирь в 1837 году в 43-й партии».
И хотя сходство царя и старца было несомненным, никаких комментариев к этому на карточках не было. Именно из-за этого сходства старец и покинул Сидорова. Однажды в гости к Сидорову зашел другой казак – Березин, который долго служил в Петербурге. Увидев Федора Кузьмича, он ахнул и опознал в нем покойного государя. Старец молча ушел в свою келью.
Еще один казак – Антон Черкашин – вспоминал в начале ХХ века, что императора Александра опознал в старце также и местный священник о.Иоанн Александровский. Он за какую-то провинность был выслан в Белоярскую из Петербурга. Священник неоднократно и открыто заявлял, что не мог ошибиться, так как видел императора много раз.
Все это заставило Федора Кузьмича жить в своей келье почти безвылазно. Наконец он решился покинуть станицу Белоярскую.
Многие зажиточные крестьяне стали его звать к себе, но старец выбрал избушку беднейшего крестьянина Ивана Малых. Тот только что окончил срок каторжных работ, жил с большой семьей, в кругу которой старец провел зиму. Затем ему из старого овечьего хлева крестьяне соорудили новую келью. Здесь Федор Кузьмич прожил десять лет.
В 1907 году 70-летняя крестьянка Мария Петровна Меньшикова из села Зерцалы вспоминала о старце, что каждую субботу Федор Кузьмич выходил за околицу, встречая там очередную партию арестантов, и щедро наделял их милостыней.
* * *
В 1849 году старец перебрался в келью, построенную для него крестьянином Иваном Латышевым близ села Краснореченского, рядом с пасекой. Об этом периоде сохранилось воспоминание, как Федора Кузьмича навещал архиерей – Афанасий Иркутский. Что удивило местных жителей: разговаривали они на иностранном языке – скорее всего, на французском. На этом языке старец разговаривал и с другими знатными посетителями.
* * *
Истории узнавания в старце императора многочисленны, но часто недоказуемы. Поэтому обратимся к фактам, пусть и косвенно, но подтверждающим, что старец и император Александр, возможно, были одним и тем же лицом.
На протяжении всей жизни Федор Кузьмич держал при себе иконку св. Александра Невского, чрезвычайно ею дорожил. В день Александра Невского старец бывал, по многим свидетельствам, очень весел, рассказывал, как отмечался некогда этот день в Петербурге, позволял себе покушать более обычного.
И, наконец, покидая село Зерцалы, старец оставил в здешней часовне образ Печерской Божией Матери, Евангелие и раскрашенный вензель на бумажном листе, изображающий букву «А», с короной над ней и летающим голубком вместо горизонтальной перемычки в букве. Этот вензель можно было видеть в зерцаловской церкви еще накануне революции.
Исходя из этого, можно со всей ответственностью утверждать, что Федор Кузьмич в прежней своей жизни именовался Александром. А вот что означала корона над буквой – это пусть каждый судит сам.
* * *
Особую страницу в истории Федора Кузьмича занимали его рассказы о последних десятилетиях русской истории, которую он знал едва ли не досконально. Рассказывая о войне 1812 года, сообщал такие подробности, что его знакомые из образованных ссыльных, священники, казаки, солдаты не переставали удивляться.
Вспоминал об Аракчееве, Суворове, Кутузове. О Кутузове старец обронил, что царь Александр этому полководцу завидовал. И рассказал, как вышло, что Кутузов был назначен главнокомандующим в Отечественную войну:
– Когда французы подходили к Москве, император Александр припал к мощам Сергия Радонежского и долго со слезами молился этому угоднику. В это время он услышал, как внутренний голос сказал ему: «Иди, Александр, дай полную волю Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов».
Когда пришло известие о смерти Николая Первого, Федор Кузьмич отслужил панихиду и долго, истово, со слезами молился.
Купец Симеон Хромов рассказывал также, как однажды в присутствии старца рабочие запели песню «Ездил Белый русский Царь», в которой рассказывалось о победоносном шествии Александра Благословенного на Париж.
Федор Кузьмич слушал, слушал, потом заплакал и сказал:
– Друзья, прошу вас больше не петь этой песни.
Прозорливость старца
В селе Зерцалы поселился один бродяга. Раз он пошел познакомиться с Федором Кузьмичом, зная, что тот жалеет разбойников. Однако в этот раз все сложилось иначе.
– Уходи, уходи, – услышал он вдруг слова Федора Кузьмича, – у тебя руки в крови, свой грех другому отдал.
Убийца, говорят, побледнел как полотно, а через несколько дней ушел в Томск и повинился властям в убийстве десяти человек. Он действительно смог перед тем избежать каторги, поменявшись именем с одним ссыльным.
* * *
Купец Нацвалов поднял с земли потерянные кем-то монеты.
– Зачем ты взял медные деньги? Они положены были не для тебя, – укорил его при встрече Федор Кузьмич.
* * *
Один иерей прилюдно назвал Федора Кузьмича безбожником за то, что тот уклонялся ходить к нему на причастие. В тот же день священник слег. Врач, прибывший из Ачинска, признал его положение безнадежным.
Тогда семейство этого священника обратилось к Федору Кузьмичу с просьбой простить своего ретивого главу.
Старец осмотрел больного и строго сказал, что не нужно поносить тех, кто никому не делает зла, и надо воздерживаться от вынесения приговора над людьми. Затем сказал, что больной скоро поправится. Так и вышло.
* * *
Купец Хромов, благодетель Федора Кузьмича, как-то тяжело задумался, что ему делать после смерти старца, как его хоронить без документов?
Однажды Федор Кузьмич вдруг заговорил:
– Панок... если ты сомневаешься во мне, то выбрось меня на улицу, и пусть там тело мое съедят псы.
Хромов разрыдался и более о документах старца не беспокоился.
* * *
Любимица старца, его ученица Саша, вспоминала, как старец обещал ей:
– Ты непременно выйдешь замуж за какого-нибудь офицера.
И верно, в одном из паломничеств, совершаемых по благословению старца, Саша приглянулась хорошему, глубоко верующему человеку – майору Федорову – и стала его женой.
Однажды, еще в пору девичества, Саша сказала старцу, что ей очень хотелось бы увидеть царя, имея в виду Николая Первого. Старец задумался и отправил ее в Почаевский монастырь, наказав там найти некую добрую графиню-паломницу.
В обители девушке указали на графиню Остен-Сакен, у которой Саша прогостила после этого несколько месяцев в Кременчуге. Здесь сбылась ее мечта – она не просто увидела царя, но и познакомилась с ним. Николай Павлович был с девушкой очень ласков, забросал ее вопросами о крестьянской жизни.
Но что самое интересное – вернувшись, Саша безо всякой задней мысли сказала старцу:
– Батюшка Федор Кузьмич, как вы на императора Александра похожи!
Старец изменился в лице, нахмурился и спросил, кто научил ее это сказать. Девушка испугалась. Ответила, что никто ее не учил, просто она видела портрет царя Александра у Остен-Сакенов. И мало того, что покойный государь лицом со старцем схож, но и руку так же любил держать.
Федор Кузьмич встал и вышел в соседнюю комнату. Саша при этом заметила, как он отирает рукавом слезы.
Этот рассказ был записан М.Ф. Мельницким непосредственно со слов Александры Никифоровны Федоровой.
Кончина Федора Кузьмича
Последние годы Федор Кузьмич жил в доме купца Семена Феофантьевича Хромова, который то богател, то разорялся, одно время даже владел золотыми приисками.
– Охота тебе заниматься этим промыслом, – заметил ему старец при первой встрече, – и без него Бог питает тебя.
Потом строго наказал не обирать рабочих, пока будет владеть приисками, и не развивать добычу золота. Человек Хромов был, впрочем, хороший, и старец в конце концов согласился переехать к нему.
Перед смертью Федор Кузьмич немного погостил у своего первого благодетеля казака Семена Сидорова. На обратном пути до самого Томска перед повозкой двигались два ослепительно белых столба. Старец не глядел на дорогу, но когда дочка Хромова Аня обратила на столбы внимание Федора Кузьмича, тот промолвил тихо:
– О, Пречистый Боже, благодарю.
В последние свои дни старец страдал, но терпел, стараясь никого не беспокоить. Это было для него очень характерно.
Когда прибыл его исповедовать о.Рафаил из Алексиевского монастыря, то и на смертном одре Федор Кузьмич наотрез отказался раскрыть свою тайну.
– Это Бог знает, – тихо проговорил Федор Кузьмич в ответ на предложение назвать имя своего ангела, для помина души.
Имена родителей он также назвать отказался, сказав лишь, что Святая Церковь за них молится.
Симеон Хромов рассказывал, что ему больше посчастливилось. Упав на колени, он спросил у старца, не Алекандр ли Благословенный тот?
Федор Кузьмич будто бы ответил:
– Чудны дела твои, Господи... нет тайны, которая не откроется.
Было ли то на самом деле, или Хромов себя в этом убедил, остается неясным.
Умер Федор Кузьмич, сложив пальцы для крестного знамения. В момент его кончины многие увидели, как из дома Семена Хромова трижды поднялись громадные языки пламени. Пожарные, увидев зарево, долго искали место пожара, но так и не нашли.
Архимандрит Иона вспоминал в начале ХХ века, что после смерти старца в его бумагах нашли свидетельство о бракосочетании Великого Князя Александра Павловича с принцессой Баден-Дурлахской Луизой-Марией-Августой.
Это подтвердила томская жительница О.М.Балахнина. Она вспоминала, как зашла в келью старца и застала там Семена Феофантьевича Хромова, разбирающего бумаги Федора Кузьмича. Он, очевидно, все еще надеялся найти его документы. Увидев Балахнину, Хромов показал ей один из листов, грустно и торжественно заметив:
– Старца называют бродягою, а вот у него имеется бумага о бракосочетании Александра Павловича.
Это был толстый лист синеватого цвета, где часть слов была отпечатана типографским способом, а часть написана от руки. Внизу листа находилась белая печать с изображением церкви. Все найденные бумаги Хромов отвез в Петербург, где след их затерялся.
Похоронили старца, как он и завещал, в томском Алексиевском монастыре. Над могилой был поставлен крест, выкрашенный белой краской, с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича, скончавшегося 20 января 1864 года».
Слова: «Великого Благословенного» власти велели скрыть. Но со временем белая краска слиняла, и надпись вновь себя обнаружила.
Утрата и обретение мощей
На месте кельи старца после его смерти забил родник. Семен Хромов основал там Феодоровский мужской монастырь, позднее вошедший в состав томского Богородице-Алексиевского монастыря (он изображен на литографии внизу).
Царь Николай Второй приезжал сюда, хотел на месте кельи начать возведение каменной церкви и детского приюта. Благословение на строительство было
получено от отца Иоанна Кронштадтского. Однако война и революция помешали осуществлению этого проекта.
Успели, однако, построить часовню на могиле старца. Возведение ее благословил в 1903 году настоятель Богородице-Алексиевского монастыря архимандрит Иона. Пожертвования собирали в Томске и близлежащих селах – отказа ни от кого не было. А когда начали рыть фундамент под часовню, частично вскрылась могила старца. Как засвидетельствовано настоятелем монастыря в присутствии подрядчика И.П. Леднева и архитектора В.Ф.Оржешко, мощи старца остались нетленны...
После начала смуты могилу старца разорили. В 1923 году многие горожане стали свидетелями явлений старца в Томске.
Прославление Федора Кузьмича состоялось в 1984 году по благословению Святейшего Патриарха Пимена. Тогда было установлено празднование в честь Собора сибирских святых, в число которых включили, конечно, и старца Федора – небесного покровителя Томска.
Самое позднее, в начале 90-х годов начались поиски мощей старца. В них приняли участие даже лозоходцы, не вполне понятно, зачем. Потому что нашли косточки Федора Кузьмича там, где им и положено было быть – на месте часовни, построенной в его память. Там какие-то местные студенты устроили уборную.
Когда семинаристы стали доставать из зловонной ямы мощи, прибежали представители комитета по защите памятников, заявили, что мэрия, разрешив раскопки, превысила свои полномочия. Семинаристы под эти безумные выкрики продолжали работать.
Кости омыли и сложили в специальный сосуд, который был помещен в храме монастыря. Увы, главы старца найти так и не удалось. Местные краеведы рассказывают, что в середине 60-х годов в одной из московских газет прошла публикация, что череп старца был изъят из могилы и отправлен в Москву. С какой целью? Установить, был ли старец императором Александром Первым?
К какому выводу пришли ученые и куда они дели главу Федора Кузьмича, неизвестно. А день 5 июля, когда томские христиане обрели мощи старца, стал еще одним православным праздником.
В канун его недавно случилось одно чудо. Заговорили колокола на звоннице Алексиевского монастыря. Как рассказывает настоятель обители о.Силуан, монахи, мечтая о собственной колокольне, обратились с молитвами к св.Федору Томскому. Вскоре нашелся человек, который взял на себя все расходы.
Верю ли я?
Верю ли я, как автор этой публикации, в то, что Александр Благословенный и старец Федор Кузьмич могли быть одним и тем же лицом? И да, и нет.
Спросим, например, куда запропастилось свидетельство о браке царя Александра, найденное Хромовым, и почему власти не нашли его прежде при обысках старца? Есть еще несколько таких вопросов.
Очевидно, по какой-то причине Господь не благословил нам окончательно раскрыть тайну старца Федора. Ни подтвердить ее, ни опровергнуть, несмотря на самые энергичные попытки.
Вот один пример. Противник легенды о Федоре Кузьмиче Г.Василич много страниц посвятил сбору доказательств, что Александр Благословенный был душевнобольным человеком, и его болезненная религиозность тому порукой.
Далее Василич пришел к выводу, что и Федор Кузьмич тоже был плох головой. И привел поразительный аргумент. Старец на единственном своем портрете, сделанном каким-то любителем, стоит, заткнув левую руку за пояс, а правую прижав к груди. Вот что пишет об этом Василич:
«Ни у кого не хватило духу видеть в этом своеобразном способе держаться признака болезненного состояния, по всей вероятности, душевной болезни... так как подобная поза нередко у больных принимается и усваивается благодаря известным бредовым идеям, обыкновенно тщательно скрываемым».
Судьба столь откровенно посмеялась над бедным Василичем? Сам того не заметив, он сделал для легенды о Федоре Кузьмиче больше, чем иной из ее пропагандистов... Ведь та же самая привычка – держать правую руку на груди, а левую за поясом – была и у императора Александра.
Утверждая, что царь Александр и Федор Кузьмич были двумя разными сумасшедшими, Василич переусердствовал и доказал, что они имели идентичные «бредовые идеи». Что весьма странно, если учесть, что один из этих «безумцев» был первым и последним русским монархом, который посетил Берлин и Париж во главе своей армии, а другой – святым странником без роду и племени.
* * *
Или вот другой пример. Великий князь Николай Михайлович передал конверт с надписью, сделанной старцем, четырем опытным графологам. Они заявили, что почерк не принадлежит императору Александру.
Казалось бы все – вот он момент истины. Ничего подобного.
За полвека почерк государя мог радикально измениться. Он мог изменить его намеренно. Но даже не это главное. Вслед за конвертом в.к.Николаю Михайловичу было предложено показать специалистам записку старца, именуемую «тайной Федора Кузьмича» (датированную 1837 годом).
Она была найдена в келье подвижника сразу после его смерти купцом Семеном Хромовым. Сходство почерка Федора Кузьмича и царя Александра настолько бросалось в глаза очевидно, что Николай Михайлович объявил эту запись поддельной.
Но откуда сибирский купец мог взять образец почерка императора? Почему он не подделал надпись на конверте, адресованном ему лично? Нет, версия с фальсификацией не выдерживает никакой критики. Стоит добавить, что Хромов пользовался репутацией честного, неподкупного человека.
* * *
Противники легенды терпели поражение всякий раз, когда им казалось, что они нашли некие доказательства.
Словно ангел опрокидывал пальчиком их построения. И словно тот же ангел стоит на страже тайны кончины императора Александра. Вновь и вновь исследователи оказываются на распутье.
Эпилог
Быть может, отчаявшись в возможностях науки, нам следует взглянуть на тайну императора Александра с другой стороны – религиозной?
Вспомним метания государя между Богом и либеральными опытами, коммунистическими опытами. Через все это пришлось пройти и нашей стране. И есть ощущение связи между судьбой Александра Благословенного и судьбами России.
Если он действительно сумел перерасти все свои заблуждения и стать святым, то и у нас появляется надежда.
Над этой связью задумывался еще философ Владимир Соловьев. В своей повести о грядущем антихристе он написал о том, что вождем православных перед кончиной мира станет некий старец Иоанн. Далее Соловьев пишет, что «некоторые уверяли, что это воскрес Федор Кузьмич, т.е. император Александр Первый, родившийся около трех веков до того».
Вслед за этим Владимир Сергеевич дает портрет старца Иоанна, совпадающий с портретом Федора Кузьмича. Удивительно, что из всех русских святых Соловьев выбрал именно его в качестве возможного предводителя православных во времена антихриста.
* * *
А отчего бы и нет? Два века без малого мы питаемся легендой о государе, который взлетал над царствами земными, но презрел свою власть и после смерти не умер. Сам ли он продолжал нести крест своего покаяния, или его подхватил безвестный подданный – в этом ли суть? Вспомним святую Ксению, надевшую одежды мужа и принявшую его имя. Была ли она самозванкой?
Тот тихий свет, который исходит от жития святого Федора, говорит сам за себя.
Мы стоим над пустой гробницей царя Александра Благословенного, победителя галлов, как некогда стояли первые христиане перед опустевшим гробом Сына Божьего.
Мы в недоумении, растерянности, но радостное предчувствие поднимается из глубины сердца. Святой Федор Томский, моли Бога о нас.
В.МАМАЕВ.
 | назад |
| вперед |  |
