ВЗГЛЯД Венценосная семья «Кинопродукт, выдающийся по своему лукавству и клевете на Царскую Семью», «кощунственный фильм», «поцелуй Иуды, длящийся почти три часа экранного времени»... Такое заключение о вышедшем на экраны фильме Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная Семья» сделала одна православная журналистка. «Хорошо, но мало», – сказал о фильме другой критик, петербургский священник.
Мне очень понравился фильм Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная Семья» – в противном случае я не взялась бы за перо. Это добрая и добротная картина. Светлая романтичная музыка, очень чистый монтаж, огромная работа по воссозданию интерьеров Александровского дворца, царского поезда, Тобольского губернаторского дома и дома Ипатьева в Екатеринбурге. К несчастью, в наш кинопрокат попала неудачная копия – темная, с микрофонами и машинами в кадре. На видео –все безупречно. На просмотре для журналистов из зала уходили, на премьере в кинотеатре сидящая рядом со мной парочка вначале щелкала семечки и шушукалась: – Они что, в монастырь уйдут? – Кто? – Царевны? – Да вроде всех убьют. Ближе к сцене расстрела мои соседи притихли и молча слушали, как рыдает половина зала. То есть прославление уже год как состоялось, заграничные воспоминания переизданы, масса документальных фильмов показана, а до общенародного почитания ужасно далеко. Кто-то в храм не ходит, книжек не читает и хотя бы в кино прочувствовал трагедию невинно убиенной Семьи, а кто-то так и остался с профилем вождя на партбилете. У Володи Ульянова тоже была в детстве семья и кудри вились, книжек и кино про это было выдумано – пруд пруди. Сам он, правда, как и большинство партийных вождей, нормальной человеческой семьи уже не имел. Царская Семья, Государь в отечественном кино изображаются редко – кроме «Агонии» и «Цареубийцы», вспомнить нечего. Хорошо это или плохо? О.Георгий Митрофанов как-то сказал: «Я бы хотел, чтобы мои прихожане читали Шекспира и слушали Гайдна, но если они предпочитают «Брата» с «Вором» смотреть, приходится им и на этих примерах растолковывать, что такое хорошо и что такое плохо». «Хорошо, но мало», – оценил «Романовых» на премьере другой священник. Фильм Панфилова – не шекспирова трагедия и не Житие. Это постановка с пространными цитатами – не только из мемуаров, но и из кинохроники, – связанными в рассказ об аресте, заключении и расстреле Венценосной Семьи. То есть даже не в рассказ, а в сказку. Если в сценах с воспитателем царевича Пьером Жильяром диалоги из его книги «Николай II и его семья» воспроизводятся почти дословно, то в сцене встречи Государя в Ставке генералом Алексеевым и танца царских детей узнавалась кинохроника: собачка на первом плане, выбежавшая под ноги Государю под гром военного оркестра, хоровод царевен вокруг царевича на палубе «Штандарта». У Глеба Панфилова Государя играет малоизвестный Александр Галибин, а Ленина – Александр Филиппенко, лично у меня ассоциирующийся с чтением Зошенко. Галибин играет в Государе прежде всего человечность, порядочность, обаяние, верность. Царевич спрашивает у отца в тобольском дворе за пилкой дров: «Папа, а кто такой Ленин?» – «Лидер большевиков, юрист, закончил Казанский университет». – «А он хороший человек?» – «Не знаю, Алеша, я с ним не знаком». – «А хотел бы познакомиться?» – «Нет, не хотел бы». Яснее некуда. Керенского Государь знакомит со своей Семьей, жмет ему руку, и тот вслед за генералом Корниловым уверяет Царя с Царицей: «Не волнуйтесь, все будет хорошо! Преступления, предательства за вами не обнаружено, устоится все – в Ливадию переедете...» – «Неприятный человек этот Керенский», – говорит Ольга. «Это потому, что он не уважает папу. И маму тоже», – царевич. Глеб Панфилов в аннотации к фильму пишет, что «зритель, как правило, зная, что случилось с Царской Семьей, плохо себе представляет, какими они были людьми, вот мы и стремились показать характеры...» Видимо, на этом месте и происходит срыв восприятия у части зрителей. Разве у святых могут быть характеры? Разве можно называть в кадре Царя – пупсиком, а царевича – дураком? Разве может Татьяна Николаевна матери дерзить, а Государь – не то чтобы лгать, но по-детски врать Царице про «Лебединое озеро» и «Лебедя», случайно выронив из кармана гимнастерки фотографии Кшесинской. Или, заходя с другой стороны, считают ли авторы фильма святыми своих героев? В финальных титрах, помимо Семьи, выплывают четыре разряда персонажей: Императорский двор, Дума, верные слуги и большевики. О верных слугах. Про запись от 2 марта 1917 года все мы помним: «Кругом измена, и трусость, и обман!» Но вот записи о Светлом Христовом Воскресении. 1914, последняя предвоенная весна в Ливадии, христосование с «верными слугами»: 512 человек в воскресенье и 920 – в Светлый понедельник. 1917-й, Пасха под арестом в Царском: «Перед завтраком христосовался со всеми служащими, а Аликс им давала фарфоровые яйца из прежних запасов. Всего было 135 человек». Уже на порядок меньше, но все-таки – 135! Через год не останется почти никого, в Екатеринбург приедут доктор Боткин, Чемодуров, Седнев, Демидова. Жаль, что начальник охраны Кобылинский (Владимир Конкин) и Пьер Жильяр (Андрей Харитонов) исчезают с экрана необъяснимо: первый заболел в Тобольске, второй так и не «Реки крови хлынут с царского креста», и на патриархийной иконе Новомучеников рядом с Царской Семьей – не слуги, а Елизавета Федоровна и первосвятители. Но фильм не о трагедии России, а о семье. Если и делит Панфилов причастных к этой трагедии людей на четыре разряда, то уже от нас зависит – зачислять ли в злодеи всех «неверных слуг»: Двор и генералов, Думу, большевиков. У него никто «монстрами» не выглядит, и вроде бы все – до появления Голощекина с Юровским – не желают Семье зла. Солдаты охраны поданы «наивно»: один – Андрей Денисов – хороший, «верный слуга», другой – Дорофеев – плохой, «большевик». Но эту наивность принимаешь, как и всю картину в целом: с «Мамой» Линдой Беллингхем и на весь фильм остриженными под машинку после кори красавицами-царевнами, с мальчиком-царевичем Володей Грачевым, выглядящим младше своих 14 лет. Детские наивные чувства, «сказка для детей». «Пикник» и купание в пруду по дороге в Сибирь, катание с ледяной горки в Тобольске, музицирование –царевен, Царя с сыном и Ольгой. Царица в ужасе смотрит на старшую дочь: «У вас выпадают волосы, а вы ведь невесты!» То есть все должно бы закончиться свадьбой, а заканчивается расстрелом, и Панфилов этот жанровый срыв компенсирует документальной сценой прославления Царственных страстотерпцев. Мне показался уместным этот переход, эта склейка: от подвала – к иконе. Для меня «Романовы» – сказка еще и в том смысле, в каком мы говорим обычно: «Как в кино!» Я верю в то, что в Венценосной Семье все друг друга любили: супруги друг друга и детей, дети – родителей, сестры – дорогого единственного брата. Но в жизни никогда таких семей не видела. И не я одна. Из сотни моих учеников в школе лишь единицы сумели по моей просьбе рассказать о проживших достойную подражания жизнь родственниках. Большинство писало о Царственных мучениках или литературных героях («Мария Болконская – праведница»). То есть наши дети в коммунистические сказки уже не верят, других не знают, а детям сказки необходимы, как воздух и солнце. Царственным мученикам составлены службы и акафисты, иконы написаны дивные, но и сказка для детей – это не кощунство, хоть и не житие. Когда у царских детей в Тобольске охрана разрушила горку, видна, дескать, поверх забора, Жильяр придумал домашние спектакли ставить. Эта будничная жизнь обычной русской семьи – совместные прогулки и музицирование, веселые чаепития за столом, чтение вслух (читал обычно сам Государь), подарки слугам и друг другу, переписка, семейная молитва – теперь воспринимаются, как сказка. – Я счастлив, мне так хорошо с вами, – говорит Государь Царице в ночь перед расстрелом, за минуту перед тем, как постучит в дверь доктор Боткин и передаст просьбу коменданта Юровского всем одеться и спуститься в подвал. С этого места трудно смотреть на экран. ...«Вы принц по крови и воспитанию и будете им всегда, где бы ни находились», – говорит Пьер Жильяр наследнику, плачущему в своей походной кроватке о разлуке с родителями, первой и последней за всю его жизнь. Как-то я прочла, что «старую русскую жизнь» теперь играть невозможно, потому что артистам не у кого перенять хорошие манеры, а врожденное благородство и вовсе не изобразить. Так что перед Глебом Панфиловым трудная была задача: по фото, мемуарам и немой хронике воссоздать атмосферу и характеры. Может показаться, что он-таки с ней не справился: Царь с Царицей непохожи и внешне, и, что важнее, внутренне, не мог Государь так подчиняться Царице, он был волевым и сильным человеком. В делах государственного управления. Александр Галибин играет не только нежного и любящего мужа и отца, но и воспитанного офицера, соответственно ведущего себя с дамами, пусть это всего лишь «свои домашние». Припрятанные в дорожную укладку ром и фотографии Кшесинской, Есть воспоминания о том, как на Рождество пожилой Александр III сам лазил под елку за подарком для своей старушки-мамки и однажды чуть не устроил пожар своей сигарой. «Эта нянька скоро съезжала на «ты» с Государем, они усаживались на красный диван, разговаривали шепотом и иногда явно переругивались». Немного и эту мамку играет в Царице Бэллингхем. Что же, и Александр III был под каблуком у женщины? Воочию нам никогда не увидеть, как вели себя воспитанные мужчины, а на панфиловскую версию всякий смотрит со своей колокольни. Непринявшие фильм о своих мотивах говорят примерно одинаково: сентиментально, мелодрама, и ни слова о том, что стало с Россией за время правления последнего Царя и позднее. Так ведь известно что, неизвестно только, кто в этом виноват, до или после семнадцатого года корень наших нынешних бед: Царь недоглядел или большевики напортачили? А может быть, и впрямь «рок»? Вот познакомились бы и в самом деле поближе – перестали бы друг друга презирать и ненавидеть, все и закончилось бы свадьбой, царевна за солдатика замуж бы вышла, царевич кораблестроителем стал, а Россия – Новой Америкой. Как у Блока в стихах. Но нет ни Новой Америки, ни семей таких. После Рождественских чтений я выступала не педсовете школы и говорила, что на примере жизни Царственных мучеников нужно воспитывать детей, что пятеро детей в среднем было по статистике в каждой русской семье до революции, а теперь – что же? Меня не поняли, возмутились и ответили, что, может, Царь и мог себе пятерых детей позволить, но – не учитель. Мне кажется, Панфилов ответил на это так: кем бы ни был Государь, могущественным правителем или арестантом, он был и остался дворянином, офицером, любящим мужем и отцом, человеком чести, «самым воспитанным из всех, кого я знал» (как писал о нем в мемуарах Витте, его политический враг). Н.ПЕТРЕНКО
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
был допущен в Ипатьевский дом, хотя приехал в Екатеринбург и рвался к Семье, а они, в свою очередь, просили о нем охрану. Генерал Татищев и князь Долгорукий, сразу расстрелянные в Екатеринбурге и канонизированные Зарубежной Церковью, тоже за кадром заканчивают свой верноподданический путь. Подробней, выпуклей всех из «верных слуг» показан доктор Боткин, и играет его Эрнст Романов (не знаю, случайное ли это совпадение). Юровский предлагает ему перед расстрелом «свободу и работу», тот предпочитает остаться с Семьей, и единственный понимает, зачем их ведут в подвал: целует в фуражку царевича, улыбается Царю в последнее мгновение. А другие слуги? Анюта, Нюта Демидова: всего-то и подает то градусник больному наследнику, то доктору Боткину – котлеты. И тоже святая? Не говоря уже об оставшихся без речей троих других слугах?
курение в момент известия о предательстве всех командующих фронтами и уединенная истовая молитва «склеиваются» в цельный образ. Государь Николай Александрович был представителем одиннадцатого колена династии, триста лет управлявшей Россией. Это, конечно, сыграть никому не под силу – кажется, и Панфилов, и исполнитель роли даже не собирались это показывать, и не про «крушение династии» кино – про семью. Линда Бэллингхем играет «Маму». Сказочную Царицу. Александра Федоровна в молодости была дивной красавицей, а к моменту ареста – пожилой матерью пятерых детей. Что о таких превращениях писал в «Анне Карениной» Толстой? Сама Государыня говорила Анне Вырубовой: «Теперь я руина». Но в кадре не дивная красавица и не руина, а статная внучка королевы Виктории, но не только.
