НА НИВЕ ХРИСТОВОЙ
НЕВЕЧНАЯ МЕРЗЛОТА
Воркутинский приход помогает старикам, бывшим узникам «ВОРКУТАЛАГа»
В Иверском храме города Воркуты постоянно царит оживление. И не только в самом храме во время служб – главным образом, в подсобных помещениях во внебогослужебное время. Дело в том, что храм домовой, а располагается он в общежитии. Несколько помещений рядом с храмом на втором и третьем этажах обустроены под воскресную школу, трапезную, рабочий кабинет, гостиницу. Здесь же, в общежитии, живут иеромонахи братья Беловоловы.
Самое посещаемое место здесь, конечно, трапезная. За столом постоянно кто-то ест: то бомжи, то просто малоимущие, то многочисленные гости. Раба Божия Анастасия кашеварит за плитой, всех встречает с улыбкой. «У нас никогда храм не закрывается, – говорит она, накрывая на стол, – и на ночь двери открыты. В любое время можно прийти. Раньше я в храм по ул.Горняков ходила, но там нет такой кипучей жизни. Здесь на праздники мы возим подарки тяжелобольным старикам и старушкам, детям-сиротам. Поем каноны к причастию, все слушают внимательно, потом исповедуются, причащаются. В прошлый раз на праздник две палаты больных причастилось».
* * *
По порядку расспрашиваю все у о.Николая (Беловолова).
– На эти праздники мы стараемся как можно больше людей охватить социальной помощью, – говорит он. – Сначала объявляем по радио, что организуется благотворительная акция. На Рождество мы ее назвали «Рождественская радость», а на Светлой неделе – «Пасха Христова». Просим помочь детям в интернатах, старикам в домах престарелых, инвалидам. И многие откликаются на это. Коммерсанты привозят продукты питания, некоторые жертвуют деньгами, на которые мы закупаем подарки. Раньше мы разбивались на три группы, за каждой группой закреплялся свой священник. У о.Рафаила – тюрьма, СИЗО, психбольница, у меня – Дом престарелых, 2-й и 10-й интернаты, Дом ребенка, у о. Владимира – хоспис, 12-й интернат, общество слепых и другие заведения. В каждой группе у нас есть дети, свои певчие, которые исполняют праздничные песнопения, читают стихи. Священник поздравляет, прихожане раздают подарки. Сейчас у нас этими благотворительными акциями уже полностью занимаются прихожане...
Самая большая радость для нас – это посещение детских больниц. И дети там всегда рады нам: в день посещений собираются у окна, ждут. Постоянно мы окормляем детскую туберкулезную и психиатрическую больницы, потому что там дети самые обездоленные, домой их не пускают. Конечно, каждый раз приносим им подарки. Не трудно ведь купить конфеты, печенье, а детям это – в радость. Вы бы видели, с каким трепетом они причащаются, соборуются. После наших посещений врачи стали замечать, что дети становятся спокойнее, агрессия у них пропадает.
– Еще мы ищем одиноких брошенных стариков, – добавляет, слушая нас, Анастасия. – Носим им еду, приходим убираться, стираем белье.
– Ухаживать за ними нелегко, – продолжает о.Николай. – Многие из них имеют детей, но дети отказываются от них, потому что к старости те, прожив без Бога всю жизнь, становятся просто невыносимыми. Вот стираем им белье, и они через некоторое время начинают жаловаться: «У меня то-то пропало, этого нет». Такое уже не раз случалось. Доходит до того, что нам приходится покупать «пропавшие» вещи. Потом эти старушки все, что у них «пропало», находят, но такое их поведение отбивает всякую охоту им помогать. Совсем другое дело – ухаживать за верующими людьми, которые свою старческую немощь переносят со смирением. Мы даже думаем с о.Рафаилом специально для православных пожилых людей создать при храме богадельню, чтобы за ними ухаживали тоже верующие люди.
– У нас одна старушка есть, бывшая разведчица, ей 81 год, – снова вступает в разговор Анастасия. – Человек этот совершенно выброшен из жизни. Она инвалид, не ходит уже десять лет, и дочка у нее тоже инвалид, 45 лет. Нас только и ждут. Мы придем, их покормим, в квартире уберем. Сейчас, слава Богу, хоть в квартиру можно зайти…
– А как бы мне с ней встретиться? – спрашиваю у Анастасии.
– Сейчас Сергей обед к ним понесет. Сходите, она любит поговорить.
* * *
Пришел Сергей, парень лет тридцати пяти, взял приготовленный Анастасией термосок с горячим супом, и мы с ним отправились к Любови Яковлевне Калашниковой. Дорога неблизкая, в другой микрорайон. По пути разговорились. Оказывается, Сергей – буровик, геолог, работает вахтовым методом. Когда приезжает в Воркуту, первым делом спешит в храм, который он вместе с другими прихожанами сам строил – проводил паровое отопление, устанавливал сантехнику.
Как оказалось, прежде чем попасть в православную церковь, Сергей побывал у сектантов. «Раньше в городе православной церкви не было, – рассказывает он. – А я все ходил, искал и в восьмидесятые годы попал к пятидесятникам. Пять лет к ним ходил. Хотел уже водное крещение принять, специально поехал в Киев, чтобы там креститься, но что-то меня остановило. Ушел от пятидесятников, перешел к адвентистам, у них полтора года пробыл, диплом об окончании школы получил, но и там не смог остаться. Дома в отчаянии я стал молиться: «Господи, приведи меня в Свою Церковь». И сразу же после этого пришел к другу, он пригласил меня в православный храм – так я остался в православной церкви, потом крестился».
– Какой опыт ты получил у харизматиков – научился разговаривать на разных языках? – спросил я у Сергея.
– Да, было. Там есть крещение, называемое водное, и есть, как они говорят, «Духом Святым». Вот это, последнее, по их мнению, наступает тогда, когда люди начинают говорить на разных языках. Оно у них даже больше ценится, чем водное крещение. Если раньше люди годами ждали, чтобы на них сошел Святой Дух, то сейчас молодежь приходит, и у них это быстро получается, иногда в течение трех месяцев. Мне сказали, что если постоянно будешь молиться, у тебя может непроизвольно вырваться одно слово, потом два. Ты, мол, не пугайся, наоборот, старайся, чтобы больше говорить на разных языках.
– И какие слова у тебя вырывались?
– Честно сказать, я и сам не знал, что говорил.
– А рядом кто-то понимал, что ты говоришь или что другие говорят?
– Еще ни разу не видел ни одного человека, чтобы кто-то понимал, что он говорит или что говорят другие. А ведь в Библии Дух сошел на апостолов, чтобы они несли проповедь на разных языках для других народов, которые их понимали. Это меня больше всего и смущало.
* * *
Тем временем мы подошли к квартире Любови Яковлевны, двери которой держатся постоянно открытыми. Как только мы зашли, нас обдало ужасающим зловонием, запах совершенно невыносимый. «И как только здесь убираются прихожане, непонятно», – подумал я.
Сергей позвал: «Любовь Яковлевна, я вам обед принес. Я не один, со мной гость».
– Сереженька, проходи, зови его сюда.
Любовь Яковлевна к нашему появлению смогла усесться на диване, к которому прикована вот уже десять лет. Лицо ее, давно не видевшее солнца, имеет болезненную бледность, но яркий огонек в глазах и быстрая бойкая речь выдают в ней человека боевого. Зная о трудной судьбе старушки, я попытался расспросить ее о войне.
– А тебя как зовут? – обратилась она ко мне со встречным вопросом.
– Женя.
– Слушай, Женя, мне и повоевать-то толком не удалось. На войну ушла добровольцем в 41-м году. Сперва проходила обучение, потом нас бросили на Можайское направление. Участвовала в диверсионно-подрывных операциях. Взрывали мосты, штабы, дороги, боевую технику. Однажды, когда мы выходили из окружения, меня, пожалуйста, арестовали свои же, посадили в Бутырскую тюрьму. Следователь говорит: «Расстрел тебе, что ли, дать?» В конце концов по 58-й статье (измена родине) дали мне срок на полную катушку и оттуда в начале 42-го года привезли меня в Воркуту.
Здесь тогда были сплошные лагеря. Я работала на руднике. Мужчины и женщины вместе трудились за хлеб и баланду, в шахте уголь разрабатывали. Ох, Женя, лучше не вспоминать то время. Жили хуже скотов, туалет на улице, вода за тридевять земель, печурку одну шуровали. Со мной в одном лагере находились немцы, венгры, прибалты, румыны, финны, даже грек один был и один негр, который почти сразу же умер, не выдержал наших морозов.
– Целый интернационал. И как вы вместе уживались?
– Нормально. У меня муж – немец, прекрасная душа, тоже горе нас свело. Мы уже на воле познакомились. Он работал транспортником в «Воркутаугле». Пошли расписываться, а нас ни в какую не расписывают. Я с Рязанской области, а он – военнопленный, был в нацистской молодежной партии, здесь ходил в комендатуру отмечаться. Это еще до реабилитации было. А в 56 году меня полностью реабилитировали, и в этом же году дочка у нас родилась. А вот и она…
На пороге появилась дочь, что-то тараторя почти кричащим голосом. Я вздрогнул: передо мной стояла больная женщина с непропорционально большой головой.
– Иди на кухню, там Сережа кушать принес! – отослала Любовь Яковлевна дочку. – Вот видишь, Женя, с каким горем живу. Дочь – инвалид. Хоть бы меня похоронили не в вечной мерзлоте, а на кладбище в Москве вместе с отцом, матерью.
– Так вы же из Рязанской области?
– После революции мои родители с бабушкой и дедушкой сразу переехали в Москву и меня, двухлетнюю, вывезли туда. В Москве я росла, училась. Папа был строителем, мама – домработницей, а дедушка работал в паровозном депо. Когда Владимир Ильич умер, дедушка подавал состав, чтобы доставить тело в столицу. Все родственники у меня были верующие, крещеные, и я с ними постоянно ходила в церковь. С 14 лет я пошла работать в сейсмологический институт Академии наук. Мне папин брат прибавил два года в паспорте. В 16 лет я уже работала там научно-техническим сотрудником, в комсомол вступила. Ты не смотри, что я сейчас такая развалюха, раньше-то я очень бойкой, смышленой была. Просто жизнь у меня загублена, как у миллионов людей.
– Зря вы в Москву рветесь. Там сейчас не хоронят, а больше кремируют, сжигают то есть.
– У меня есть медаль за оборону Москвы и орден. Ну, неужели я не заслужила, чтобы меня похоронили по-человечески? Женя, дорогой, я все на церковь отдам, ничего не пожалею, лишь бы похоронили нормально. Здесь умру, и меня опять в вечную мерзлоту положат, в которой у меня вся молодость и вся жизнь закопаны…
Что я мог сказать Любовь Яковлевне на это?
Я оглядел комнату и только тут увидел множество икон, красиво расставленных на столе и книжной полке.
– Эти иконы вам из храма принесли?
– Это мои, Ира из театра все расставила! Они с Сережей приходят, помогают нам. Все дорожки вытряхнули, все тут прибрали, вымыли. Дай Бог им здоровья! Хорошие люди.
Во время нашей беседы с Любовью Яковлевной Сергей разговаривал с дочкой, которая что-то тараторила, как из пулемета, на кухне.
Когда мы покинули квартиру, я вздохнул с некоторым облегчением и почувствовал, что краснею от стыда. Всю обратную дорогу до храма я никак не мог понять, почему же мне так стыдно.
Е.СУВОРОВ
 | назад |
| вперед |  |
