ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ
РАНА НА СЕРДЦЕ
Конечно, сердце России бьется в Лавре преподобного Сергия. Множество раз за эти почти сорок лет я бывал в Лавре, даже жил там, исповедовался, причащался в ее храмах, особенно в Троицком. В полутьме, освещаемой огоньками, слышалась Херувимская, открывались древние царские врата, и всегда казалось, что там, в алтаре, склонясь к причастной Чаше, молится сам преподобный.
Помню Лавру зимними лунными ночами, когда золото куполов Успенского собора обливается небесным светом, когда серебро снега на крышах невесомо, будто и храмы стали воздушны, легко могут подняться над грешной землей. А летние ночи... Эти ранние вставания на монашеский молебен, этот запах травы медуницы и особый воздух Лавры и, главное, это паломники со всего света, бедные и богатые, старые и молодые, больные физически и душевно – все притекали к преподобному, чая спасения, помощи, прощения. И всегда уезжал я с грустью, понимая, что такой отрады, такого спокойствия для души нет нигде в нашем мире. Оглядывался с длинной масленичной горки, крестился на кресты куполов и молился бесхитростно об одном – чтоб дожить во благополучии и здравии до следующего приезда, до следующего обретения сил для жизни и трудов. И этот следующий приезд наступал, ноги сами неслись от платформы к монастырю, к его белым лебединым стенам, к его мощи, молитвенности и сердечности.
Но мог ли я даже в страшном сне помыслить, что когда-то буду уезжать из Лавры не со светлой грустью, а с тяжелым сердцем, горечью и слезами? А это случилось. Дело в том, что сейчас в Лавре идут реставрационные работы. Это хорошо, что Лавру украшают, ее технические службы обновляются. Вопрос в том, КАК ведутся эти работы.
Лет 7-8 назад около Свято-Духовской церкви меняли покрытие – грубый безжизненный асфальт заменяли камнем. Бережно семинаристы и студенты академии снимали слои почвы, отбирали в специальные ящики косточки почивших. Ведь, по сути, вся Лавра – это кладбище, тут захоронения на каждом шагу, а не только в заалтарных местах у храма. Тогда-то и были обретены мощи преподобного Максима Грека, перенесенные с молитвой в Свято-Духовскую церковь. Читавшие историю Троице-Сергиевой лавры знают записки Ксении Годуновой об осаде Лавры польско-литовскими войсками в пору Смутного времени. Болезни, голод, постоянные артиллерийские обстрелы уносили столько жизней, что иной раз отпевали за день по несколько сотен человек. Мы ходим по этим захоронениям, ходим как по камню нашего спасения, и какое должно быть молитвенное чувство, какое уважение, когда косточки и черепа почивших во славу Божию открываются при раскопках территории монастыря. Именно такое уважение я всегда видел у монахов Лавры, студентов и семинаристов. Но если бы они сейчас вели работы! Если бы. А ведут специалисты. Молятся ли они Богу и какому? То, что я увидел, ужаснуло...
Зияющая рана меж Троицким собором и митрополичьими покоями, разрытая экскаватором. Подъезжают самосвалы «КамАЗ», ковшом грузится вырытый могильный грунт, увозится за стены. Куда? «Откуда я знаю, – отвечал мне рабочий, – на свалку, конечно. Тут костей было много, монахи набежали, кой-чего похватали. Тут полно могильных плит выламывали, многие с надписями». Я обратился к проходящему монаху, но он в мольбе поднял руки, побежал, отворачиваясь от страшного святотатства.
Так же грубо и неопрятно проводились работы у церкви иконы Смоленской Божьей Матери. Там тоже копали по живому.
Но кто я такой, чтобы мне докладывали, кто приказал и кто ТАК ведет работы? Экскаваторщик привык прокладывать трубы, это его работа, и это не его дело, где проходит траншея. Но неужели он так же раскапывал бы могилы матери, бабушки, дедушки? Ведь у могилы нет срока. Она живет в вечности. В прахе душа соединяется по воле Божьей. Какое право мы имеем тревожить прах? А уж если необходимо его потревожить, так это надо делать трепетно и бережно. Больше того, мне сказали: разворот работ таков, что коснется всей территории Лавры, включая академию. Якобы есть даже такой план, чтобы снять весь грунт Лавры и на довольно большую глубину. Завезут будто бы плодородную почву, посеют траву, посадят кустики. Прямо будет парк для прогулок. А то, что этим будут осквернены святыни, что этим мы навлекаем на себя гнев Божий, – это учитывалось при планах реставрации? Или уж их составляли отпетые безбожники, прямые враги православия? Другого объяснения у меня нет.
Перемолоть, переломать стальным ковшом экскаватора память монахов и защитников Лавры – это как? Или настали времена забыть, что именно Лавра спасла Россию? Уже бояре, тогдашние дворяне, скакали в Смоленск присягать польскому королю. Уже уголовная шпана шла к тушинскому вору. Уже дрогнули казаки. А Лавра держалась. И выдержала. И вот – новое нашествие. Почему в Лавру въезжают «КамАЗы», как танки захватчиков, почему над вечным покоем ревут дизельные моторы экскаваторов и погрузчиков? Руку на сердце кладу и говорю: кинуть клич по России о помощи Лавре – и будут добровольцы, бесплатно придут копать эти траншеи для отопления и воды. За одну еду. Лопатами, но бережно и благоговейно.
Пока же – рана на сердце России. Она не скоро заживет. И простится ли такое...
* * *
Уже когда была готова эта статья, мне позвонили из Лавры и сказали, что внезапно умер экскаваторщик Александр Лесский, который копал траншею.
Владимир КРУПИН
| назад |
| вперед |  |
