ЭКСПЕДИЦИЯ

ПОД БОЛЬШИМ ШАТРОМ ГОЛУБЫХ НЕБЕС

Дневник паломничества редакции в южные пределы Русского Севера

(Продолжение. Начало в № 397-399)

(Из записок Игоря Иванова)

В ночи

С водителем малмыжского автобуса, который подвез нас от реки к храму, я договорился о том, что он подбросит меня попутно до Казанского тракта – это с десяток километров от села. Только там, если повезет, можно поймать проходящий транспорт на Уржум. В Уржуме мы оставили машину и во что бы то ни стало до утра нужно перегнать ее сюда, в Малмыж. Дальше мы поедем на ней, а лодку приторочим на крышу. Как ни хотелось нам прощаться с рекой, но сроки командировки поджимают...

Искать автобус я отправился уже в сумерках и сбился с дороги: незнакомые улочки, шумные пивные компании, какой-то парк и пустырь, вроде как стадион. Эка, куда занесло. Вдалеке блеснул крест на куполе церкви – слава Богу, – я решил вернуться к храму напрямки и снова начать от него искать дорогу. Путь перегородил глубокий овраг. Спускаясь в него, я заскользил, упал и покатился до самого дна. Пока счистил с себя грязь, пока выбрался наверх и в нагромождении сараев нашел щель... К автобусу я опоздал. Попыхивающий трубочкой старик на крылечке развел руками: «Только что уехал». Все еще не теряя надежды на попутный транспорт, стал подходить ко всем машинам на обочине, останавливал проезжавшие. Безрезультатно. Возможно, мой вид после падения в овраг не вызывал особого доверия. Возле одного из крайних домов стояла легковушка, я постучал в стекло. «Чэго тэбе?» – мрачный верзила, опустив окно, оценил меня взглядом с головы до ног. «Не подвезете?» – неуверенно произнес я. Заглянул ему за спину: там сидели еще трое таких же дюжих молодцев, с виду татар. «Мы пока стоим». Я вздохнул с облегчением и потопал дальше.

* * *

Интересно идти в полной темноте по сельской улице – это сплошное приключение для приезжего горожанина. Помню, как-то глубокой осенью шел по улицам Усть-Цильмы (это на севере Коми) – фонарика взять с собой не догадался, спичек не было, поэтому продвигался в буквальном смысле на ощупь: хоть бы не слететь с деревянных мостков. А всякий раз, когда они кончаются и нужно переходить на перекрестке улицу, это целая лотерея: ступишь на твердую кочку – ты выиграл, попал в колдобину по щиколотку в грязь – не повезло. «Эй, Коля, ты, что ли!» – окликает кто-то на той стороне. «Нет, не он я!» – внезапно слышится в ответ в нескольких шагах от меня. «Витька, это ты? Не признала. А мой где?» – «А ты-то кто будешь?» Это жена в день получки вышла на поиски мужа. Такие вот диалоги.

Я вспоминал их, когда шел по ночному Малмыжу: от дома к дому стайка девчушек со смехом перепорхнула; два мужика молча покашливают на крылечке, только красные огоньки тлеют; со всхлипыванием залился цепной пес – чертыхаясь и запинаясь, шарахнулся в лужу подвыпивший мужичок; в окошке избы, точно в операционной, мерцает мертвенный фиолетовый свет, доносятся выстрелы и истошный вопль: «А-а-а-а!..» – опять сериал про гангстеров. Иду дальше. С кладбища потянуло холодом и сыростью, незнакомая птица выкрикнула и полетела, шурша крыльями.

За спиной показались огни автомобиля. Без особой надежды помахал рукой, вдруг вижу – тормознула. С воодушевлением подбежал и тут прямо чувствую, как с лица моего сползает заготовленная улыбка: в машине сидят те самые «крутые» парни, с которыми я разговаривал. «Все, – думаю, – попался». Но отступать поздно, подсаживаюсь, и машина срывается в темноту. Меня сразу же окружает чужая гортанная речь – наверное, решают: ограбить меня и бросить здесь же, на обочине, или увезти заложником в Чечню. Потом все замолкают, едем в грозовой тишине. Все-таки лучше мне было остаться, а утром отправиться в Уржум, – приходит в голову запоздалая мысль...

* * *

...На Казанском тракте на посту расхаживают двое хмурых милиционеров, один из них с автоматом, на конце которого поблескивает металлическая воронка. Тот, который без автомата, наконец приближается ко мне и сообщает, что «вообще-то не положено». – «Куда ж мне деваться?» А на трассе пустынно, скучно, и потому завязывается разговор о российских дорогах, о рыбалке – в общем, находим общий язык. Рассказываю им о нашем паломничестве: одобрили. Через полчаса я трясусь в кабине бензовоза – единственной за час машины, прошедшей в нужном направлении. «Вообще-то пассажиров нам брать не разрешают, – рассказывает водитель, – но уж раз сами милиционеры подсадили...» И добавляет: «Раньше здесь круто было – пока не заполнишь бензобак милицейского УАЗика, не проедешь».

Он везет бензин в свой колхоз (или как он там называется теперь – АО, ООО?) из Татарии. Не привезет к утру – машины не выйдут на поля. Рассказывает мне про обычаи и нравы местных марийцев в сравнении с русаками – про их священные рощи (по дороге встретились нам две березки, огороженные штакетником, – остатки капища), чудные традиции свадеб и похорон, наконец, о своеобразии пития у тех и других. А я пытаюсь рассуждать о том, как христианские традиции русских растворили язычество марийцев. А собеседник мой не соглашается, говорит, какие мы христиане? Никакие. Очень интересный диалог вышел, может быть, как-нибудь в другой раз опишу.

Пару раз останавливались с поломками. Уже глубоко за полночь мы затормозили возле ограды уржумского храма. На его территории около поленницы должны стоять «Жигули», там их оставлял. Долго стучался в окошко сторожки и калитку – без толку. А стены-то, надо заметить, вокруг храма каменные, глухие, высокие – не перелезешь. Отправился в гостиницу и на всякий случай решил позвонить оттуда в храм. И – о счастье! – на другом конце провода мне ответила какая-то бабушка. Еще четверть часа ушло на то, чтобы объяснить: кто я и чего добиваюсь. По слышимости можно было предположить, что говорил я никак не ближе, чем с Алеутскими островами. Перешел улицу к храму – в окнах сторожки уже горел огонек, вскоре появился знакомый мне дядя Саша. Разбудив в конце концов весь спавший причт, сыпя извинениями, я выехал с церковного двора в третьем часу ночи, кажется. Отправился искать бензоколонку. Нашел кое-как, но, заправившись, заплутал-таки среди темных пустынных улочек, выехал в какое-то поле, развернулся и встал в недоумении: что же дальше?

* * *

Паломничество отличается от турпохода или экскурсии не тем, что путешествуешь к святыням. И даже не тем, как ты это паломничество совершаешь – с молитвой, с благочестивым ли настроем. Паломничество – это когда ум (или сердце – это у кого как) все время открыт Богу. Это трудно, эту Божью перспективу надо все время в себе поддерживать усилием воли. Но тогда Господь в награду как бы вступает в диалог с тобой, отвечает на сомнения и «ведет».

Опыт этой ночи состоял в том, что я устал, отупел от недосыпа и, быть может, поэтому утратил это, главное, – доверие к Богу. Забыл, что не я усилием «вытаскиваю» себя из ситуаций, а Он. И, как следствие, утратил восприимчивость к Его знакам, «вешкам» в виде событий и эпизодов, разбросанных на пути тут и там.

Вот и сейчас, остановившись у обочины, мне бы откинуть спинку сиденья и поспать чуток. Но заметил я, как возле деревьев мелькнула чья-то тень. Выскочил из машины, догнал нимало не смутившегося мужичка, спросил дорогу. Тот начал было объяснять, но встряхнул головой и сказал: «Ладно, поехали». Направо, налево, снова направо, на горку, вниз... «Стой, приехали, – сказал минут через десять мой спутник. – Вот твоя дорога на Малмыж». Я поблагодарил его, но тут подумал, что мы ведь далеко уехали. Спросил: «А как же ты?» – «Я? Обратно пойду». На мое предложение подвезти его, усмехнулся: «Так и будем колесить: я – тебя, а ты меня будешь подвозить?» На том и расстались.

* * *

С удовольствием набирая скорость на пустынном ночном шоссе – 100, 120, 130 километров в час, – я разматывал неспешную череду приятных мыслей. Вот этот незнакомый мужичок, наверное, не меньше часа пехом будет добираться до того места, где ко мне подсел у обочины. Зачем это ему нужно было? Зачем вообще люди помогают незнакомцам? Надеются, что и им кто-то поможет в трудный момент? Но ведь по всем законам нашего апостасийного, катящегося к своему закату мира должно быть так: ты – поможешь, а тебя за это...

Впереди по ходу движения, очень далеко к югу, засверкали зарницы – таких не бывает на Севере, это точно; а стало быть, мы приблизились уже к самым южным границам Севера. Это потрясающее зрелище сравнимо разве что с Полярным сиянием: все небо озаряется белыми сполохами, иногда является грозный ветвистый ствол молнии, точно посох, ударяет он в землю, но при этом тихо-тихо кругом.

Вот величие Божие, красота и ужас поднебесной! – прекраснодушествовал я. – Смотри на это, человек, и сознавай свое место во Вселенной; я бог, я – червь и т.д., и т.п.

Все же какой большой соблазн, выстроив в голове схему, думать, что ты проник в замысел Божий!

* * *

...Я среагировал только потому, что заметил в отсвете зарницы кучу песка у обочины. Молниеносно вспомнил: впереди – разобранный мост, проезд и проход закрыты – несколько часов назад на бензовозе мы это место очень аккуратно объезжали.

Дальше все произошло в одно мгновение: я выдавил тормоза, машину на скорости моментально «повело», что-то стукнуло по днищу, почувствовал, как два колеса оторвались от асфальта... Мне уже доводилось бывать в похожей ситуации, в одном шаге от нелепой мгновенной смерти: увы, ничего, кроме «ну вот...», подумать не успеваешь.

Но в очередной раз мне совершенно незаслуженно повезло – машина остановилась хоть и поперек шоссе, у края, но не разбитая – в кювете, не перевернутая – под мостом. Я вытер ладонью мокрый и холодный лоб и долго еще, отъехав от опасного места, стоял в раздумье – все-таки продолжать путь или переночевать?

У Параскевы

Мы выехали из Малмыжа, так и не дождавшись, когда отец Борис закончит службу. Сразу после литургии начался молебен, а в это время к храму подрулили два катафалка, привезли отпевать старушек. Нам же надо поспешать – в Вятские Поляны, конечный пункт паломничества. Михаил предложил заехать еще на святой источник Параскевы Пятницы, главную местную святыню. Сегодня большой праздник, Яблочный Спас, и захотелось поддержать праздничный настрой.

Путь к святому источнику объяснили нам кратко: «Доедете до деревни Дерюшево, там – рядом». Для начала выяснилось, что на карте такой деревни вообще нет. Неспешно мы ехали, разглядывая каждый столб, нет ли указателя, – и, несомненно, уехали бы в Татарию (она тут рядом, в каких-то пяти километрах), но вдруг заприметили впереди неторопливо идущего куда-то мужичка.

Спросили дорогу. Удивительное дело – так же спокойно, как мой вчерашний попутчик в Уржуме, он согласился проехать с нами до места, хотя, как потом выяснилось, ему было совсем в другую сторону.

Познакомились: зовут Сашей, 44 года, сторож на ферме, русский, а вот жена его – крещеная татарка родом из соседнего села Нослы. Дорогу к святому ключу, как он сам сказал, знает отлично – еще в детстве со дна его пятаки доставал себе на леденцы. Вот только, признался, лет уже двадцать на том источнике не был.

Разговор как-то сразу, с места в карьер, пошел о главном: «Како веруеши?»

– Туда со всего района едут, из Вятских Полян, из соседней Татарии. А я рядом живу, да не бывал. Так же и на рыбалку хожу: речка в ста метрах, а все не дойти. Сколько уж раз собирался со своими на источник сходить, искупаться, а все недосуг.

– Чего так? В Бога, что ли, не веришь?

– Я в Бога-то верую. Но про себя, не вслух.

– Как это, «про себя»? Стесняешься, что ли, прилюдно креститься?

– Может, и стесняюсь. Я вот детей своих люблю, но не говорю же им вслух об этом. Вон, теща да жена у меня верующие, а что толку? – Саша показывает на свой разбитый нос.

– Ну да что ж с ней, с бабой, поделаешь? – примирительно добавляет он. – Вот здесь сворачиваем.

Съехали с асфальта в травы, на неприметный проселок – чем дальше едешь, тем гуще обступает колею с обеих сторон рожь, тем яснее становится, что сами мы, без Саши, ни в жизнь не нашли бы дорогу. Проехав километра 3-4 в поля, останавливаемся у края балки. «Здесь», – уверенно говорит наш проводник.

yug16.jpg (16653 bytes)
Саша у св. источника

Выходим и идем вдоль оврага, поднимаясь вверх по склону, словно по груди матери, – а в ложбине между титьками – река Шошма течет, а за рекой, по другому склону, ползет крохотный трактор. А в огромном небе заливается ручейком жаворонок, и на душе так светло и покойно.

– Вот где-то здесь ложок есть...

– Ты же говорил, здесь крест должен стоять – где он?

– Значит, не то место. Найдем, – успокаивает нас Саша, – тут утоптано должно быть. Еще не так давно – в середине июня, на девятую пятницу после Пасхи, – сюда много народу приезжало. Колхоз специально автобус выделял.

Я пошел чуть впереди и вскоре увидал крест – оказалось, как всегда, не совсем то, что ожидал: не величественно, а вроде одинокой могилки – деревце, крест за оградкой. Тропинка вниз, в овраг.

– Святая здесь вода, святая! – уверенно говорит Саша, спускаясь вниз, и принимается объяснять устройство источника. – Внизу из земли бьет ключ, а в нескольких метрах выше сруб, купальня вроде колодца. С крышкой. Воду сюда носят с родника ведрами. Ту, что в колодце сейчас, почитай, два месяца назад наносили. А она в этом срубе даже не зацвела, чистющая. Смотри, архитектор (нас он почему-то архитекторами прозвал), из купальни пить можно!

Раздеваюсь и, перекрестясь, ныряю трижды с головой в обжигающе ледяную воду: чувствую при этом себя Иван-царевичем из сказки о Коньке-Горбунке. Следом купается Миша, фырча и охая. Набираем воды с собой. Дарим Саше пластмассовую бутылку. «Бабе своей отнесу. Ну и сам причащусь...» Кинули в кладезь монетку (дань традиции), поклонились кресту – пора идти обратно.

На полпути к машине обнаружил, что забыл у родника часы. Вернувшись, остановился над источником на краю оврага, окинул взглядом бескрайние, убегающие за горизонт, поля, запад, где скроется когда-нибудь и для меня – не так уж долго осталось – солнце. Какой простор! Такая легкость в теле! Вот если б я был птицей... Я подумал, что, наверное, счастливее этих мгновений в экспедиции у меня уже не будет. И по этому поводу даже что-то протяжно запел, впрочем, вполголоса, помня о своих скромных вокальных талантах и надеясь, что спутники меня не услышат. А потом, расправив руки в стороны, точно крылья, побежал догонять своих.

«Нашел?» – крикнул Миша, увидев меня, и я не сразу понял, о чем он.

yug17.jpg (5021 bytes)Вятские Поляны

(Из путевого дневника Михаила Сизова)

Все-таки на машине ехать – не на лодке плыть. Не успели оглянуться, как впереди показались трубы Вятских Полян. Город этот довольно крупный, со своей промышленностью. На здешнем заводе «Молот», как нам потом объяснили, делают мотороллеры, автоматы «Калашникова» и еще Бог весть что. Улицы запружены машинами, народом, прям голова кругом. Но около городского храма тихо... Напротив него кучей навалены арбузы, торговля идет неспешно, прохожих почти нет. У ворот храма на самом солнцепеке сидит один-единственный нищий, седобородый татарин.

yug18.jpg (7335 bytes)– Открыта церковь? – спрашиваю его.

– Да уж давно служить закончили, поп домой ушел.

– А ты чего остался?

– А куда мне идти?

На руке, на пальцах у нищего выколоты буквы «тимох». Для буквы «а» пальцев не хватило.

– Вас как зовут-то?

– Тимофей Григорьевич. А по-татарски Талгат Гарифулович. Я с русаками долго жил, поэтому меня все зовут Тимохой.

От зноя и бессмысленности сидящего в одиночестве нищего разморило и нас: никуда уже не хотелось спешить. Купили арбуз, угостили Тимоху, разговорились. Наколку он сделал гвоздем на зоне, где был «чуть-чуть авторитетом». Срок отбывал большой, получил кучу болезней, превратившись в развалину. Теперь только тем и живет, что подадут ему Христа ради. «Хороший у вас батюшка?» – спрашиваю. «Строгий. На паперть не пускает, определил мне здесь, у ворот, место».

О настоятеле здешнего Никольского храма мы слышали много хорошего. Отец Алексий Сухих в Вятской епархии пользуется большим авторитетом – и как молитвенник, и как ученый-краевед. Материалы, собранные им о Матфее Яранском, стали основой жития не так давно прославленного святого. Сам же батюшка написал и акафист ему. Многие священники здешнего края – его духовные дети, их он привел в алтарь, подготовил к принятию сана. В общем, от встречи с о.Алексием мы ждали много и, передохнув, отправились к нему домой.

Встретила нас матушка Галина, собиравшая в саду у дома ягоды.

– Как же так! – искренне огорчилась она за нас. – Батюшка ведь недавно уехал. Он помнил, что вы из Сыктывкара звонили, договаривались о встрече. Но срочно надо было в Кильмезь поехать за новым срубом.

– А для чего сруб, для бани? – окинув взглядом усадьбу священника, спрашиваю у хозяйки.

– Для монастыря. Мы тут новый монастырек строим, я потом вас свожу и все покажу. А пока проходите в комнаты, я на стол накрою.

Кабинет отца Алексия меня впечатлил: две стены до потолка занимают книжные полки, другая тоже до самого потолка – в иконах, а на четвертой картины с русским пейзажем и часовней преподобного Серафима Саровского. Соседняя комната вся заставлена книгами. О батюшке м.Галина рассказала следующее:

– Он, как и я, местный, вятский. Родом из Котельнича. Род его древний, священнический, только в советское время отцом батюшки была прервана династия, но батюшка ее восстановил. Первый приход ему дали в 82-м году в селе Русские Краи Кикнурского района. Люди там хорошие, да и храм, хоть в нем прежде и хранили удобрения, чудно сохранился. Особенно красивы росписи палехских мастеров. Смотришь на Страшный суд – аж леденит. В Русских Краях жили мы два с половиной года, потом переехали в Малмыж. Крыши над головой не было, всей семьей (трое детей, потом четвертый родился) ночевали вместе с рабочими, которые на храме работали.

Через четыре года, когда открылся приход в Вятских Полянах, переехали сюда. Это был один из первых вновь открытых приходов, даже за границей говорили, что вот, мол, за год два прихода в России зарегистрировали! Святейший Патриарх Пимен прислал телеграмму со своим благословением. А батюшка еще в Макарьеве приход организовал. Церковь была развалена, одной стены нет, окна фанерой забиты – а мы в самые морозы стоим, и никто ведь не заболел! Батюшку за активность такую снять хотели. Уполномоченный по религии ультиматум ставил владыке Хрисанфу: или убирай этого отца Алексия, или мы тебя уберем! Но владыка не устрашился, хотя рисковал многим. Вообще у нас в Вятской епархии в советское время много было исповедников. Батюшка рассказывал, что в шестидесятые годы, чтобы не молиться за безбожные власти, диаконы на ектении возглашали: «О Богохранимой стране нашей, областех и воинстве ея Господу помолимся». Уполномоченным-то и невдомек, что православные молятся о «областех» нашей страны, а не о «властех». Такое время... Десять лет в Вятско-Полянском районе ни одной церкви не действовало, безбожники закрыли. А сейчас уже шестую строим.

– А сколько лет батюшке?

– Сорок пять. День рождения на 29 февраля приходится, так что празднуем раз в четыре года. А вообще для молодых он свой, для стариков – тоже ровня. Пользуется уважением среди мусульманских старейшин.

– Ходят татары в ваш храм?

– Да, и не только крещеные. Случай мне один запомнился. Приходит к нам в Никольскую церковь молодая мусульманка, лет двадцать с небольшим. Спрашивает в свечном киоске: «Какой иконе молиться, чтобы от бесплодия избавиться?» Она уже и к врачам ходила, и всех своих родственниц-бабушек объездила, знахарок. А детей нет, муж сердится. Я ей показала храмовые иконы – чудотворный образ святителя Николы, Божией Матери «В родах Помощница», Спасителя. Поставила она им свечки, купила молитвослов. Проходит год, татарка снова появляется и молитвослов мне протягивает: «Вот, передайте, кому понадобится». – «А тебе разве не нужен?» – «А все уже. Я молилась по нему, и у меня родился ребенок». – «Так оставь молитвослов себе!» – «Я мусульманка. Увидят – заругают».

Так и ушла. Бывали и другие, похожие истории. Это мусульмане. Но есть у нас и крещеные татары, их много. Вообще они набожные люди. Алтарница, монахиня Елизавета, татарка. В Слудке служит отец Гурий, тоже этих кровей. Его наш батюшка в храм привел, в священники готовил. На Пасху «Христос воскресе» обязательно на татарском и марийском поем.

– Вы сказали, икона святителя Николая в вашем храме – чудотворная?

– Несколько лет назад она мироточила (это чудо повторилось и совсем недавно, за несколько дней до катастрофы в Америке, – ред.), крупными каплями миро исходило. Много исцелений происходило прямо на наших глазах: экземы сходили, зрение возвращалось. Один кировский журналист, ярый коммунист, не поверил, что в храме чудо совершается, пришел удостовериться. А у него как раз глаза болели. Батюшка его помазал елеем от иконы святителя Николы – и глаза поправились. А потом из Кирова нам письмо пришло от этого журналиста: пришлите миро, у друга ноги болят.

За разговором закончили мы трапезничать, и хозяйка предложила отдохнуть у телевизора: «Я видеозапись с батюшкой поставлю. Раз его на месте не застали, то хотя бы по телевизору посмотрите». Я улыбнулся такому «техническому» решению проблемы.

Монастырек Михаила Архангела

Запись оказалась документальным фильмом, снятым кировским телевидением. В нем рассказывалось, как отец Алексий перевозил с другой стороны Вятки, из села Суши, храм Архангела Михаила, которому 400 лет. Этот деревянный храм, построенный без единого гвоздя, батюшка решил сделать как бы «головой» нового, заложенного в Вятских Полянах, монастыря.

Дело в том, что один монастырь, женский, батюшка уже возобновил в городе (о Христо-Рождественской обители – рассказ отдельный, в рамки этого очерка он не вмещается). А теперь строит мужской. Как я стал потом догадываться, уж не для себя ли готовит обитель – на будущее? Примечательно, что храм отец Алексий решил перенести не из прихоти и не из-за экономии. Напротив, куда проще бы поставить новый храм, чем разбирать древнее строение, сложенное мудрено, по старинке, а потом снова его собирать. Нет, причина – в намоленности Михайло-Архангельской церкви.

История церкви уходит в глубь веков. Когда разбирали ее, то обнаружили так называемое закладное бревно. Надпись полностью прочитать не удалось, но первые две цифры четко видны: «15...» В 1595 году пришел в эти места преподобный Трифон Вятский, но известно, что до него здесь жили монахи. Так что, возможно, храму не 400, а более лет. Архивы, к сожалению, не сохранились – их сжег «антихрист» Емелька Пугачев, когда проходил здесь со своим войском. Он вообще все архивы сжигал, какие встречались – словно хотел уничтожить память народную.

Из убранства Михайло-Архангельского храма до наших дней сохранились только две иконы: храмовая собора Архистратига Михаила (находится в малмыжской церкви) и Нерукотворного образа (в с.Рождественское). Третье, что сохранилось, – евхаристическая Чаша. Интересно, что сделана она скорей всего татарским мастером: Спаситель на ней выгравирован с раскосыми восточными глазами. Эту Чашу уже в наше время выловили из реки. Когда храм закрывали, благочестивые христиане бросили священные сосуды в Вятку, спасая от осквернения. А пришло время – и она явилась, «случайно» попала в рыбацкий невод. И скоро, когда вновь откроется Михайло-Архангельский храм, Чаша займет свое место в алтаре.

Смотрим телевизор: батюшка обходит вокруг чудо-церкви, уже собранной на новом месте, гладит ладонью темные бревна. «Таких храмов у нас в области только три, – рассказывает. – Пока собирали, пришлось несколько бригад поменять, не могли мастера замки, сцепки бревен понять, тут же все без единого гвоздя. Я думаю: будет стоять этот храм – будет стоять и Россия. Приходя сюда, люди будут чувствовать сцепку времен, соединение истории, прошлое и настоящее. И если это чувство соединения перейдет к нашим праправнукам, не прекратится Русь...»

После фильма мы засобирались. Матушка Галина вынесла нам банку золотистого меда: «Это наш мед, вятско-полянский, батюшка его сегодня освятил. Примите! С праздником, Спасом Христовым!»

* * *

Матушка Галина, как и обещала, отправилась с нами в строящийся монастырь. По пути я спросил, откуда она сама родом.

– Из села Караванное, деревни Шалагино, – отвечала, – это совсем рядом с Яранском, где преподобный Матфей подвижничал. Помню, мама к нему за целебной земелькой ездила. Очень она болела, так что Матфей Яранский был у нас на слуху с детства. Место его могилы было заасфальтировано, но женщины отверстие пробивали, чтобы руку можно было просунуть, и брали землю. Святую могилку и асфальтировали, и бетонировали, сторожевую собаку даже ставили, но все равно мы туда ходили.

– Вот совпадение! Потом вы стали матушкой священника, который акафист преподобному Матфею написал, прославление его готовил. А сами вы видели чудотворения от преподобного?

– Так я и рассказываю. Мама очень болела, мучилась головой. Она и земельку брала, и молилась преподобному, чтобы вылечил или послал ей целителя. И тут в Яранск приехал Мышкин, сын здешнего репрессированного священника, чтобы собирать материал об отце. Мама ему помогла, и оказалось, что он хирург, как раз по тому профилю, что нужно. У нас-то таких специалистов нет. Он и сделал маме сложную операцию.

– А вам самим Господь помогал?

– Как же не помогал, молитвами и живем. Вот сына в армию забрали. А накануне смотрели новости, показывали Чечню – бежит сухонький мальчишка с огромным гранатометом, снарядов на нем понавешено. Батюшка вздохнул и заявил сыну: «Быть тебе гранатометчиком». Вскоре забрали его и отдали в учебку танкистов. А потом приходит письмо: меня перевели в Буденновск переучиваться на гранатометчика, посылают в Чечню. Уж как мы молились о нем, только Господь знает. Вернулся живым, и сам никого не убил, ничего не разрушил.

Чудеса, рассказанные матушкой, показались мне какими-то приземленными, не очень «чудесными». Но Божья помощь в жизни-то обычно так и проявляется.

yug19.jpg (16128 bytes)Монастырь – на окраине города рядом с кладбищем. Вошли в ограду, сразу обдало свежим духом стружек. Главный, Михайло-Архангельский, храм почти готов. Он поставлен на каменный первый этаж, где будет придел во имя Параскевы Пятницы.

– Так было и прежде, – пояснила матушка, – внизу Параскева, а над ней, на втором этаже, Архангел.

– Красиво сделано, – оценил я отделку каменной части, выложенной как бы булыжниками.

– А после нас такую облицовку кругом по городу стали делать, в моду вошло. Сюда много экскурсий было, приходят посмотреть. А сколько народа было, когда крест на храм устанавливали! Ставили его поздней осенью в прошлом году. Тучи на небе. И тут они так собрались над куполом, что получился как бы ангел с крыльями. Все это видели... А вот здесь у нас надвратная церковь будет в честь Онуфрия Великого, батюшка как раз для нее сруб из Кильмези везет. Сверху еще колоколенку поставим. Тоже – каменный низ с облицовкой, деревянный верх. А вот здесь будут монашеские кельи...

Обойдя территорию, зашли в сам храм. Тихо в намоленных веками стенах, благодатно. Уходить не хочется.

Последняя ночевка

Простившись с матушкой, отправились мы в Слудку, небольшое сельцо на берегу Вятки. Там служит отец Гурий, тот самый, которого упоминала матушка. Он бывает в восстанавливаемом храме только наездами, так что решили там заночевать, а утром пойти к нему на службу и взять интервью. После этого – в обратный путь, паломничество наше закончилось.

Свечерело. По дороге навстречу ползут огромные железные жуки – комбайны возвращаются с полей. В красных лучах заходящего солнца они смотрятся фантастически. Дорога ведет в гору, все выше и выше на вятский крутояр. Не случайно село Слудкой назвали – на финно-угорском это означает «обрыв». Въезжаем в селение. Безлюдно. Только две старушки сидят на сваленных у забора бревнах, лузгают семечки, закатом любуются. Игорь притормозил, и я, опустив окно, высунулся наружу:

– Бабушки, где тут дорога к реке?

– Как храм проедете, там и увидите.

– Хороший у вас батюшка служит?

– Ой, хороший! За него мы в огонь и в воду, никому не отдадим.

– А что, в другое место переводить собираются?

– Да собираются... Ты чего это, пишешь?

Я уже достал блокнот с авторучкой, стал делать пометки. Бабка спрыгнула с бревна, заглянула в окно:

– И впрямь пишет! Корреспондент, что ли?

– Да.

– Издалека?

– С севера.

– Из газеты «Вера», что ль?

Тут мы онемели. Ну и догадливая бабка! Откуда узнала? Оказывается, баба Зоя выписывает нашу газету и пропагандирует ее среди слудских старушек. «Я одну-единственную «Веру»-то и выписываю». Пока мы ахали да охали, радуясь встрече, другая бабушка, удмуртка, сходила в свой сад и принесла полную сумку яблок. «Может, у вас ведро есть? Я еще схожу». Ну вот, теперь у нас настоящий Яблочный Спас!

Радостные, поехали дальше. Тянуло к Реке, по которой мы столько проплыли, добираясь сюда. Непременно последняя ночевка должна быть на ее берегу.

А река все не показывалась. Сначала ехали по асфальту, потом по проселку, потом по стерне, по чистому полю, потом... неизвестно по чему ехали, потому что стемнело, хоть глаз выколи. «Стоп. Приехали», – давит на педаль Игорь. Впереди серебрится лунная дорожка. Река. Пока ставили палатку (как обычно, на ощупь), небо затянуло, стал накрапывать дождь. В темноте я перепутал ключи, сунул в замок багажника ключ зажигания, и он сломался.

– Игорь, – окликнул я друга, забравшись в черное нутро палатки, – у тебя есть второй ключ зажигания?

– Нет.

Дождь уже вовсю барабанил по брезентовому тенту. Действительно, приехали... На самом краю Вятской области, в голом раскисшем поле, теперь уже совсем не проезжем, да еще без ключа зажигания, которым машина заводится. Зато рядом с Вяткой-рекой!

yug20.jpg (5169 bytes)

Засыпал я со спокойной душой. Бог все управит. В палатке пахло яблоками, и я вспомнил о подарке матушки – о солнечном меде, как он золотится на свету. Сразу стало теплее.

(Окончание следует)

sl.gif (1214 bytes)

назад

tchk.gif (991 bytes)

вперед

sr.gif (1243 bytes)

На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга


eskom@vera.komi.ru