ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ

АВАРИЯ

Несколько историй, рассказанных батюшкой

Ровно течет жизнь, но вдруг словно порывом бури тебя опрокидывает навзничь. Разом слетает с лица выражение покоя. Становится больно, как бывает больно человеку, которому целитель ломает плохо сросшуюся ногу. Иной теряет разум, другой крепится. А как там срастется вновь... Тут должно потрудиться. Но Господь дает нам такую возможность, врачуя нас подчас сурово.
     Недавно мы разговорились на эту тему с отцом Игнатием Бакаевым, старым другом нашей редакции, приход которого находится в поселке Максаковка близ Сыктывкара.
     Надо сказать, что всякий раз, созваниваясь с батюшкой, я слышу несколько новых историй, как правило, замечательных. В этот раз поводом для беседы стал несчастный случай. Перевернулся автобус, на котором батюшка ехал из Сыктывкара в Эжву.

«Автобус хороший, теплый...»

– ...Вот как, Володя, это было. Утром отправился в Сыктывкар причастить и соборовать болящего. Назад поехал на 34-м автобусе, задремал. На улице снегопад, такие сочные, крупные хлопья падают. А я радуюсь, что мне место сидячее досталось. Автобус хороший: теплый, новый, едет очень осторожно – видимость плохая. В просторном салоне народу не очень много: все места заняты, и еще человек двадцать стоят.

Проехали Нижний Чов, и возле поста ГАИ, чувствую, начинаем менять курс. Режим двигателя изменился, я в этом понимаю, сам был водителем. Думаю: что-то неладно с нами. Автобус тормозит, вихляет, потом начинаем сползать в кювет. А обочина там не очень.

Первая мысль – слава Богу, со мной нет Святых Даров, все израсходовал. Приготовился к падению, стал молиться. Время как-то очень медленно потекло. Успел Господу помолиться, Божией Матери и даже ангелу-хранителю. Скорость у автобуса погашена, поэтому он не резко, а так спокойно заваливается набок. Успеваю помолиться, чтобы нас еще раз не перевернуло.

Все пространство вокруг разом опустело – только что кругом были головы, и нет их. Все пассажиры лежат друг на друге где-то внизу, и я тоже туда падаю на кого-то. А весу во мне больше ста килограммов. Боюсь на лицо кому-нибудь наступить. Сиденья далеко, не ухватиться. Опять же молюсь, чтобы никого не раздавить, пытаюсь по ножкам сидения, как по лесенке, подняться, втиснуться так, чтобы на людях не сидеть. В этот момент из моторного отделения дым повалил. Молюсь, чтобы салон не загорелся.

Хорошо, ребята-студенты люк вентиляционный ногами выбили. Двое или трое вылезли и, к моей радости, не побежали, а стали помогать другим выбираться. И остальные помогали друг другу, такая возникла заботливая ситуация, что совсем растрогался. Вылез через разбитое стекло, там уже милиция собралась, какой-то «уазик» рядом остановился, водитель, Алексеем его зовут, спросил меня:

– Вы из автобуса?

– Да.

– Ну, садитесь.

И прямо до дому довез. Я сразу облачился в епитрахиль, свечи зажег, молебен отслужил. Потом стал батюшек знакомых обзванивать, монастыри – Печорский, Усть-Вымский – с просьбой помолиться. Слава Богу, все обошлось, в больницу попала только одна женщина, но и у нее не слишком тяжелая травма.

Ты знаешь, я благодарен, что так все вышло. Обновилось что-то в душе, боль людскую стал острее воспринимать. Я уже попадал прежде, до того как стал священником, в аварии. И что удивительно – впервые у меня не было животного страха. Удивляюсь и радуюсь, что не забыл в эти мгновения о Боге.

Как Сашу подымали

– А недавно, – продолжает отец Игнатий, – у нас сильно разбился Саша. Они с женой Тамарой давно у нас в приходе. Тамара активно ходила, Саша время от времени. Но человек он добрый. И меня возил на своей машине, и всей общине помогал, когда была нужда кого куда доставить.

Но вот попал в аварию. Автомобиль вдребезги, четыре ребра сломано, бедро, коленный сустав повредил, так что нога стала в любую сторону выворачиваться. А в больнице у него вдобавок началась пневмония. Врачи поставили диагноз: отек легких.

Стали служить молебны прямо в палате, нам врачи разрешили. И что замечательно – весь приход, а это, наверное, больше ста человек, у него перебывали. Из Максаковки ехали, Сыктывкара, Эжвы. Настоящее паломничество началось – до тридцати человек в день гостинцы везли. Потом начали как-то чередоваться, но все равно, как-то захожу к Саше – у него четверо наших. Пока сидели, еще четверо подошли.

Собрались уходить, поднялись, а Саша кашлять собрался: кхе-кхе. Силится, а не может – ребра болят, сразу бугром становятся. И вдруг кашлянул, громко так получилось, широко перекрестился и громко говорит: «Слава Богу, кашлянул». А мы все в таком напряжении были, за него переживали, но тут отпустило. «Слава Богу», – разом повторяем, радости столько было.

Я говорю:

– Ты ведь, Саша, когда машину купил, наверное, так не радовался.

Под его влиянием один человек в палате крещение принял, и остальные к Богу расположились. Наши-то пол вымоют, спиртом Сашу протрут, массаж сделают. А к одному из больных жена пришла. Он ей:

– Утку помой, пожалуйста.

– Кому деньги за это платят, пусть они и моют.

Смотрели люди, удивлялись, видя, как дружно, хорошо могут жить христиане. Поправлялся Саша прямо на глазах. Сейчас приходит в храм на каждую службу – сначала на костылях ковылял, потом своим ходом, хотя нога все еще в гипсе. И внешне изменился. Стал словно выше ростом, радостным, а уж нам-то видеть его – одно удовольствие. Хлопочем, может, кто подарит приходу машину или автобус старенький. Хотя бы неисправный. Отремонтируем и Сашу на него посадим.

Нина

Это не только с Сашей так. В прошлом году у нас Нина попала на операцию. Так к ней до 27 человек приходило, как-то сосчитали. Врач один спросил: «Чем она прославилась, с чего такое паломничество?»

И верно, всю жизнь Нина на бетонном заводе проработала, заслуг особых никаких. А тут такая честь, словно летчику-герою. Все идут и идут люди, кто на автобусе приезжает, кто на своей машине. Несут гостинцы, весь стол завален, а стол немаленький.

Мы как-то с матушкой Стефанидой, настоятельницей Кылтовской обители, зашли Нину проведать. Так болящая наша два пакета продуктов сестрам в монастырь отправила.

Тем и прославилась – что она наша, дорогой нам человек. Я один раз закончил службу вечернюю и не смог сдержать чувств, заплакал, глядя на своих. Говорю: «Вы мне самые близкие люди, я с родными реже вижусь, чем с вами».

И они обступили меня, счастливые: «А как мы к вам привязались и друг к другу».

Не прихожане они мне, не братья и сестры, а мои самые дорогие люди. Так про себя и зову.

Жизнь после жизни

Одна женщина попросила меня, чтобы я сходил к ее зятю в терапию, побеседовал. Пришел, но особой нужды во мне не было, так что разговор скоро пресекся. Однако на соседних койках еще двое лежали.

Один, 52-летний Александр, был человеком довольно сумрачным. Облучился в Чернобыле, с тех пор ездит по институтам, клиникам, однако ему становится все хуже. Сильно страдает, но в Бога верит, причащается, когда есть возможность.

Я спросил его:

– Может, на кого зло держите, вините их?

– Нет, – отвечает, – но я очень устал. Иногда хочется руки на себя наложить. Но знаю – это смертный грех. Поэтому молюсь, терплю.

Рядом лежал другой больной, бодрый такой, жизнерадостный.

– А вас как звать? – спрашиваю.

– Роберт.

– Вы крещеный?

– Нет, в Бога я не верю, не надо мне всего этого, закопают нас и сгнием.

Очень гордился, что является атеистом.

* * *

В нашем разговоре наступила некоторая пауза, уходить как-то не хотелось. И я рассказал случай, о котором мы читали в нашем храме накануне за трапезой.

Взял я его из газеты «Исцелись верой», которую издает на Кубани духовный отец нашего владыки, архимандрит Георгий. У него там большой монастырь.

В газете описывался случай смерти и воскрешения 37-летнего милиционера. Он имел жену, троих детей, и вдруг случилось несчастье. Инсульт. Кровоизлияние поразило более 90 процентов мозга. Не приходя в сознание, милиционер в реанимации умер. Во всяком случае, приборы показали смерть. Через два часа его перевезли в морг, жена сопровождала.

Как потом оказалось, он видел свою смерть – после того, как душа вышла из тела. Видел, как врачи стали удаляться, когда он поднимался наверх, услышал какой-то свист, а потом увидел красивый город, окруженный четырьмя стенами. В них было двенадцать красивых ворот цвета золота, на них огромные жемчужины.

Ангелы встретили умершего – не страшные, а весьма располагающие, в одеждах такого цвета, какой бывает у медной стружки.

После этого увидел милиционер светлое сияние, наполняющее радостью все его существо. И услышал голос, сказавший: «Сын мой». О чем Господь еще с ним беседовал, я уже не помню, но в заключение было сказано:

«Я показал тебе Свою славу, возвращайся обратно, покайся и веруй».

Кажется, так все было, я в деталях уже не помню. А милиционеру не хочется возвращаться, но как ослушаться. Очнулся в морге. Видит: металлическая дверь. Думает: «Как я ее открою». И вдруг дверь срывается с петель и падает. Подумал: «Как я выйду, сил-то нет?» – и обрел силы. Выходит в коридор, видит – жена за него молится. Как увидела мужа, схватила простыню, прикрыла его, а врачи до смерти перепугались, попытались запереться в ординаторской, испугавшись расправы или каких-то обвинений.

На следующий день «усопший» вышел на работу, но ему не поверили, что он здоров. Пришлось 2,5 месяца обходить 15 комиссий. Сейчас работает участковым в одном из сел Хмельницкой области.

* * *

В самом начале этого рассказа – на том месте, где душа милиционера вышла из тела, – Александр чернобыльский меня перебил:

– Батюшка, я дважды был в коме, и у меня оба раза душа тоже выходила из тела.

И что удивительно, Роберт тоже вспоминает:

– А у меня выходила, когда я инфаркт перенес.

– И что ты видел? – спрашиваю я с интересом.

– Что видел? – польщенный нашим интересом, сказал Роберт. – Там очень много народу, там темно, страшно, какие-то люди голосят, вопят...

Потом неуверенно так добавил:

– И еще вроде какими-то скобами кожу с людей сдирают.

– А ты что видел? – повернулся я к Александру.

– Видел красивый луг, чудесные цветы, каких никогда в жизни не встречал, речку вдалеке. А главное, покойных отца с матерью. Мама даже обняла меня и поцеловала.

Там же стояли и другие усопшие мои родственники и святые в отдалении. Было так радостно, так покойно, и ничего у меня не болело. Возвращаться на землю, конечно, не хотелось.

Услышав этот рассказ, я подумал, что атеисту даже во сне рай присниться не может. Он своим безбожием отлучен от хорошего, и страшно ему будет умирать, а после смерти еще страшнее. Страх – вот его стезя. Вспомнил, как у моего знакомого умирал тоже неверующий, кричал: «Ох, люду-то сколько, люду сколько много, ведут, мучают».

Три человека лежали в палате. Богоборец был весел, другой – ни то ни се, а третий, самый страждущий, говорил: «Потерплю ради будущего». То, что он видел, – это не рай, а преддверие рая, где ждут всеобщего воскресения из мертвых хорошие люди.

Я бы поподробнее их расспросил, но до меня не скоро доходит. Я был слишком потрясен и опомнился много позже.

Записал В.ГРИГОРЯН

назад

вперед