ЭКСПЕДИЦИЯ ПОД БОЛЬШИМ ШАТРОМ ГОЛУБЫХ НЕБЕС Дневник паломничества редакции в южные пределы Русского Севера (Окончание. Начало в № 397-400)(Из дневника Михаила Сизова) Слудка Среди ночи дождь сник, и утром огромное, вставшее из-за Вятки, солнце быстренько высушило землю. Так что можно заводить машину и выбираться на шоссе – без опаски завязнуть среди поля. Но мы «загораем»... Игорь, раскрыв техническое руководство к «Жигулям», изучает схему электроцепи. Ключ зажигания сломан, надо как-то запускать мотор, но поди разберись в путанице этих проводков. «Господи, помилуй!» Отбросив книгу, вставляет Игорь обломок ключа в замок, и... машина заурчала, ожила.В путь! Паломничество наше, можно сказать, закончилось. По дороге заедем еще к о.Гурию – и домой. Переваливаясь с боку на бок, машина выбирается на ровную дорогу. Вот и Слудка. Здесь что вечером, что утром одна картина – длинная пустынная улица. Если вчера из всех здешних обитателей мы видели двух бабусь (сидели на бревнышках, на закат любовались), то сегодня встретили всего одну. Стоит около храма, рядом козленок пасется. – Давно здесь церковь восстанавливают? – спрашиваю. – Да два годе будет, – отвечает настороженно, щурясь на солнце. – У вас отец Гурий служит? – Он. Только здесь вы его не найдете, он в Вятских Полянах живет, сюда только наездами. Но у него заместитель есть, Брызгалов. Он тут всей стройкой руководит и деньги рабочим платит. Брызгалов, как мы потом узнали, – сын последнего слудского священника. Живет он в Подмосковье, уж 80 лет ему, но хорошо помнит, как ребенком помогал отцу, пономарил. Перед смертью решил поднять этот храм из руин, второе лето приезжает, все свои сбережения в это дело вложил. – Рады, что церковь у вас появилась? – Слава Богу. А то у нас уже и сектанты завелись, нонче целый автобус приезжал, устроили гулянья на полях, – показывает рукой в сторону, где мы ночевали. – Теперь церковь к старому повернет, да и больше порядка станет. А то страх на улицу выйти, меня уж два раза обворовывали. Жить страшнее, чем в блокаду. Я ж ленинградской блокадницей была, всякого натерпелась. – А как в Ленинграде очутились? – Из Финляндии проездом... Это, милок, долго рассказывать... И поведала Степанида Александровна Шубина удивительную историю – про то, как слудские мужики «страну Суоми заселяли». Сразу после финской кампании надо было осваивать завоеванные территории. И вот в Вятско-Полянский райком партии пришла разнарядка: столько-то семей отправить в новую Финляндию на вечное поселение. Силком туда никто не загонял – как ни странно, добровольцы появились сами. Из Слудки несколько семей, из Вятских Полян, из Нового Бурца. Что заставило крестьян бросить обжитые дома, прекрасные сельхозугодья (Вятско-Полянский район – житница Вятского края) и отправиться в неведомые земли, этого Степанида Александровна обяснить нам не смогла. Бежали от колхозов? Но и там обещали устроить такие же колхозы. Поманил большой заработок? Но какие там заработки – одна неустроенность, земли бедные, камни да болота. И ладно бы вызвались добровольцами какие-нибудь бездельники, искатели приключений. Нет, подобрались как раз крестьяне справные, хозяйственные. Что же их потянуло? Может быть, проснулось древнее, дремучее – генетическая память о великом переселении народов? Историки утверждают, что вятичи самые последние из восточнославянских племен пришли на Русь, причем из самого сердца Европы, с берегов Эльбы. Движение их по инерции продолжалось уже по Вятской земле – вдоль реки Вятки на юго-восток, в пределы нынешней Татарии. И было это совсем недавно, какие-то 400 лет назад. Может, эта не угаснувшая пассионарность и подвигла их в новые земли? Неведомо. В ту пору Шубиной исполнился 21 год, была она комсомолкой, работала в райкоме бухгалтером по строительству. Командировали ее сопровождать переселенцев – довезти до «земли обетованной». Но в новой Финляндии уговорили остаться, поработать в комиссии по строительству. Хотя финны и оставили свои дома пустыми, но русские не хотели в них жить, строили новые. Освоение территорий продолжалось всего две-три недели. Грянула война, и Степанида оказалась уже в другой комиссии – по эвакуации колхозников обратно в Россию. Когда вятские садились на поезд в Ленинграде, пришла весть: город окружен. – Многие так и не вернулись обратно, – рассказывает Степанида Александровна, – кто с голода умер, кто от снарядов. Когда еще бежали в Ленинград, одну слудскую женщину прямо на моих глазах взрывом накрыло. Она шла рядом с возом, на котором дети ее сидели, и вела козу на поводу. Так и ее убило, и козу. А новобурецкие в Неве утонули, их баржу разбомбило. Когда я вернулась в Слудку, село было уже не то, опустынело. Сразу после войны и церковь нашу на кирпичи разбирать стали. Ужас что творилось. – Вы комсомолкой были, чего ж переживали? – Дак что же, что комсомолка? Когда нас, девчат, в комсомол принимали, приказывали шеи оголить – смотрели, есть ли крестики. А мы крестики к сорочке булавками прикололи, так носили, никто и не заметил. Не скажу, что была уж очень верующей, но церковь не хулила. А сейчас – как не верить? Сына моего Бог спас. Он академию ракетных войск закончил, офицер. Вертолет его разбился, все погибли, а он один-единственный живой остался. Теперь у него уже внуки появились. Одна правнучка со мной живет. Она да козленок – вся моя семья... Борька, Борька! Кыш из сада. Эка повадился...
– Вам Анатолия Ивановича? – спросил откуда-то сверху, с лесов, хриплый голос. – Ушел он на собрание в сельсовет, денег просить. А так он всегда здесь, по лесам бегает, на самую верхотуру забирается. Восемьдесят лет старику, больной, но удержу нет. Нам страшно туда карабкаться, а ему хоть бы что! Вот ведь... Наверное, последний он такой остался, слудский пассионарий. Кряшены Дом священника Гурия Харитонова в Вятских Полянах мы нашли быстро. В округе его многие знают. С виду дом его крепкий, основательный, какие обычно строят татары. – Батюшка как с собрания вернулся, так сразу уехал, – встретила нас хозяйка дома. – Вы подождите, он документы на мотоцикл оформит и вернется. – Покупаете? – Нет, продаем. Деньги нужны, вот и решились. Сыну-то мотоцикл вроде ни к чему, еще разобьется на нем. Проходим в дом, и первое, что бросается в глаза, – календарь нашей газеты на стенке. Ну, к своим попали! Матушка Антонина еще довольно молода, очень подвижная – так и порхает по дому, залюбуешься. Она, как и о.Гурий, из старокрещеных татар (кряшен). Сколько мы видели мусульманских полумесяцев над домами, пока ехали по южной Вятке. А тут заходим вроде бы в татарский дом: иконы на стенах, церковный календарь. Даже странно. Пока хозяйка собирала на стол, мы устроились в гостиной, попросили полистать семейные альбомы. В них вся жизнь отца Гурия. Вот он в военной форме, а вот в детстве – широкоплечий парнишка с серьезным взглядом, в рабочей фуфайке стоит на лыжах. – Мы с батюшкой из одного района, Кукморского. Это в Татарии, в 12 километрах отсюда, – рассказывает м.Антонина. – Я родилась в деревне Китяг. Она одна была кряшенская, а вокруг все мусульманские селения. Родители рано умерли, и оказались мы сиротами, семь братьев и сестер. Воспитывались у бабушки, очень верующей. С ранних лет водила нас в церковь. – А священники в вашем роду были? – Нет. У батюшки, правда, отец в хоре пел в вошульской церкви. Это в трех километрах от Сердоуси, их родной деревни. И мама у батюшки тоже очень верующей была. Когда церкви кругом закрыли, прихожане в ее доме собирались, вместе молились. Так что он с самого детства молитвы слышал. – А как он священником стал? – Батюшка после техникума лесником служил, бригадирствовал в колхозе, а уже здесь, в Вятских Полянах, на стройку поступил. А как сюда приехали – на стройку поступил. У меня здесь две сестры живут, потом и мы сами отстроились. Все это время муж в Никольский храм ходил, и настоятель о.Алексий Сухих его приметил, стал духовным отцом. 3 июля 92-го года, в день своего Ангела и в день рождения, он принял сан. Служил в Никольском храме, затем в Слудку поставили. – Тяжелее стало жить, как муж сан принял? – Конечно, тяжелее. Искушений больше, да и тягот разных. В Слудку надо постоянно ездить, так что пришлось продать корову и купить старенькую машину «шестерку». До этого ездили с певчей в автобусе. А в Слудке какой заработок? Приход очень маленький, да и ремонт же идет, все деньги туда. Пришлось ей в больницу устроиться подрабатывать, семью кормить надо. Я тоже вот и батюшке помогаю, и на производстве работаю. Сейчас еще дочка стала подспорьем – поступила работницей на меховую фабрику в Казани, делится с нами зарплатой. – В Слудке мы слышали, что хотят отца Гурия забирать от них. – Нет, пока церковь не восстановит, батюшка Слудку не бросит. А слухи – это потому, что батюшку любят! – рассмеялась м.Антонина. – Боятся, что уедет. Но ничего, даст Бог, поднимем храм. Батюшке многие стараются помочь. На праздники в его храм ездят духовные дети из Вятских Полян, из Шемордана – там кряшенов много живет. Удмурты ездят, батюшка их на родном языке исповедует, он ведь с детства рядом с ними жил. Даже татары-мусульмане к нему по разным поводам обращаются, некоторые помогают. – А как татары к кряшенам относятся? Ведь, по закону шариата, мусульман, перешедших в христианство, казнят... – В одном коллективе работаем, общаемся... нет, ненависти я не замечала. С детства, правда, помню, что нас так дразнили: вас, мол, Иван Грозный силком крестил. Но это неправда. Батюшка говорит, что кряшены приняли православие еще до Иоанна Грозного, в глубокой древности. Вообще мы отдельный народ, раньше у нас и в паспортах писали: «кряшен». – Но язык-то у вас один? – Раньше были какие-то отличия. Но я, например, уже в татарской школе училась, и все у нас было одинаковое. Власти не признают нас отдельной нацией, так что ни школ своих, ни книг у нас нет. – А в одежде отличия есть? – Да, особенно у женщин. В покрое платьев, в орнаменте. Мы платки под подбородком завязываем, а татарки их вдвое складывают и сзади, на затылке узел вяжут. – У мусульман большая рождаемость, а у кряшенов как? У вас сколько детей? – У меня пока трое. А у матери моей было семеро. Нет, большой разницы с татарами нет. Пока чаи распивали, пришел и хозяин дома. Широкое открытое лицо, добрые умные глаза. И сразу чувствуется в нем какая-то основательность, даже благословил нас этак твердо: на лбу моем, груди, плечах еще минуты две горел отпечаток его крестного знамения. Благословение В гостях у отца Гурия засиделись мы до полудня. О многом переговорили. Мы-то все пытали его про кряшенов, насколько они многочисленны и смогут ли что-то противопоставить исламизации южной окраины нашего Севера. Расспрашивали про традиции его народа. Во многом они схожи с русскими. Также после сбора урожая в их деревнях «гуляют» до самого поста: режут скотину и празднуют, неделю в одной деревне, неделю в другой, в зависимости от престольных праздников. «У нас ведь как, – объясняет о.Гурий, – умели работать, умели и отдыхать». Спиртное, надо сказать, раньше не было в почете, как-то обходились без него. Песни поют свои, но о том же – о поле-полюшке, о любви-зазнобе, о радостях и горе. Вообще, как оказалось, кряшены – очень музыкальный народ, может быть, именно поэтому так легло православие на сердце этого народа в древности. Расспросили мы и про Успенский храм, который он восстанавливает. Оказывается, первыми строителями его были итальянцы, плененные в 1812 году. Строили тридцать лет, а разрушили в несколько дней. – Как вы считаете, – спрашивает Игорь батюшку, – что важнее: сначала построить храм, а потом воцерковлять людей или наоборот? – Если людям веру привить, они сами без посторонней помощи храм Богу поднимут. Так что главнее душа человека – образ Божий, а остальное приложится. Я вот много по деревням езжу, где покрещу, где отпою. Кряшены, удмурты отовсюду меня зовут. И странную вещь подметил: в тех деревнях, где нет храма, у людей страха Божьего больше. – Отчего так? – Не знаю, сам удивляюсь. Может, эти люди чувствуют, что без Бога никуда. Расспросили мы батюшку о чудесах: что необычное встречалось за девять лет служения. К чудесам о.Гурий относится трезво, чего не видел сам, своими глазами, о том не говорит. – Несколько раз я видел исцеления, – вспоминает он, – только что в них необычного? Вот, например, такой случай. Одна 50-летняя женщина, продавщица магазина, тяжело заболела. Что-то наследственное у нее проявилось, неизлечимое. В общем, оказалась прикована к постели. Я ее пособоровал, причастил – стало легче. Потом еще раз пособоровал – ей еще легче. С постели поднялась, ходить начала. А ей хотелось быстрее вылечиться – и пошла она к экстрасенсу. Через три дня слегла и скончалась. Такая история. Толкуйте ее как хотите. – А много у вас экстрасенсов? – Да кругом! Вот где-то газетка была... смотрите. Батюшка нашел на столе свежий выпуск «Вятско-Полянской правды», показал объявление на последней странице: «Экстрасенс Фаттахова Т.В. приглашает на оздоровительные сеансы, определение и снятие порчи, проклятий, в т.ч. по фото». – Фаттахова – татарская фамилия. У них, у татар, тоже колдуны есть? – Как и у русских. Безбожников везде хватает. И не православные, и не мусульмане... не понять что. – Вам доводилось таких людей в православие крестить? – Вы татар имеете в виду? Это редкие случаи. Будь у нас храмовые службы на кряшенском, тогда бы другое дело. Церковнославянский язык для них труден. Они и обиходный-то русский плохо знают. Что уж говорить, даже среди кряшенов в деревнях много таких, кто русским вообще не владеет. – А перевод Богослужения на кряшенский язык есть? – Давно уже есть. Но, насколько я знаю, по-кряшенски сейчас служат только в двух храмах – в селе Щура соседнего Кукморского района и в Казани. Там уже с 1996 года кряшенская Тихвинская церковь действует, настоятель отец Павел и Божественную литургию, и вечерню, и все остальные службы на родном языке совершает. Кряшенские молитвословы распространяет, другую литературу. Под конец мы с Игорем предположили: вот бы здесь, на юге Вятского края, открыть миссионерский центр! Чтобы и свой транспорт был, и денежные оклады для работников, и свое издательство. Отец Гурий добродушно посмеялся над нашими мечтами, особенно над «окладами». Он уже привык полагаться лишь на себя да Божью помощь.
* * * Проводить нас вышла вся кряшенская семья, кто был на этот час в доме. Батюшка благословил нас на обратный путь. Когда отъезжали, я оглянулся: отец Гурий поднял руку, чтобы перекрестить вослед. Таким я его и запомнил... Опять разворачивается перед нами черная лента дороги. Достаю карту: сколько там км до Сыктывкара? Даже если гнать во весь опор, до ночи не успеем. С шипящим свистом нас обгоняет «девятка» – помигала фарами и скрылась за косогором. Игорь тормозит, выходит из машины, смотрит: не отвалилось ли что у нас. «Чего он мигал-то? – пожимает плечами. – Все вроде в порядке». Еще раз обходит машину и замирает, увидев что-то вверху. Я тоже вылезаю из машины на свет Божий. И справа, и слева колосящиеся поля, кузнечики стрекочут. А над полями – пышный, украшенный дивными облаками шатер голубых небес. И.ИВАНОВ, М.СИЗОВ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |
Степанида Александровна принялась ловить козленка, а я, по ее совету, пошел на поиски Брызгалова. По пути осмотрел церковь: храмовая часть, уже полностью восстановленная, колокольня в лесах, а посередине провал. Вместо трапезной, на строительство которой, видно, средств не хватило, возвели крытый переход, соединяющий храм и колокольню. Интересное решение...
Удивительно устроена наша Церковь. Все ведь держится на людях, исключительно на их доброй воле. Не на организации, не на дисциплине, не на выгоде. А на таких простых батюшках. Нужно ездить по приходам – меняют корову-кормилицу на старенький «жигуленок». Нужно храм восстанавливать – все деньги туда, а сами уж как-нибудь. А сколько искушений разных – хоть бросай все и разбегайся в разные стороны. Но стоит Церковь, не рассыпается. Ибо нет более прочной скрепы, чем Святой Животворящий Дух.
