ДЕРЖАВА


ЕСЛИ ВЕРНУСЬ

6-я парашютно-десантная

В начале марта 2000 года на Псков обрушилось горе. Едва отзвучали выстрелы над могилами 25 спецназовцев, как пришла новая страшная весть – из Чечни везут 6-ю роту Псковской парашютно-десантной дивизии. 85 ребят полегли в неравном бою с полутора тысячами последователей Басаева и Хаттаба.

Один из журналистов обронил тогда, что наши ребята повторили подвиг трехсот спартанцев. Это правда, но не вся правда.

Спартанцев выращивали так: слабых убивали во младенчестве, остальные тренировались, истребляя рабов. С младых ногтей им прививали мысль, что пасть на поле боя – великая честь.

У нас все иначе. Детство и юность погибших десантников пришлись на время «реформ», когда каждый день с экранов телевизора неслись издевки в адрес «патриотов–идиотов», которые готовы защищать свое Отечество.

Но отбор, и очень жесткий, десантники все-таки прошли. Они принадлежали к тем немногим, кто не стал запасаться справками и раздавать взятки, чтобы избежать армии.

И вот они встретились. Несколько десятков русских парней, татар, евреев... с 20-кратно превосходящими их силами противника. Боевики годами презрительно отзывались о российской армии. Похвалялись своей волчьей ментальностью, хвастались, что один чеченец стоит десяти «федералов». 29 февраля 2000 года, в последний день зимы, этот миф навсегда рухнул, похоронив под собой сотни бандитов.

Накануне нашим войскам удалось перекрыть горную дорогу Итум-Кале – Шатили, по которой бандиты получали боеприпасы и продовольствие. Ее построили сотни «рабов» из России.

Федеральные силы погнали боевиков вниз по Аргунскому ущелью, но, как вспоминает генерал Трошев, «мы не могли тогда предположить, что противник рискнет пробиваться на восток крупными силами. Банды соединились. К отрядам арабских наемников «прилепились» банды других полевых командиров – Шамиля Басаева, Вахи Арсанова, Багауди Бакуева, отряд «Джамаат»...»

Они шли в Введено, где их ждали тепло и еда, а дальше собирались двигаться на Дагестан. Вся эта масса и обрушилась на шестую роту, которая не успела даже окопаться. Наши ребята очень спешили – 15 километров прошли по горам с полной выкладкой, печками-буржуйками, но опоздали, столкнувшись близ высоты 776.0 с передовыми группами бандитов.

В те часы удалось перехватить разговор по радио Хаттаба с Басаевым. Привожу его по книге генерала Трошева «Чеченский дневник окопного генерала»:

– Если впереди собаки (так боевики называли представителей внутренних войск), можно договориться.

– Нет, это гоблины (т.е. десантники, на жаргоне бандитов).

Тогда Басаев советует Черному арабу, руководившему прорывом:

– Слушай, может, давай обойдем? Они нас не пустят, только себя обнаружим...

– Нет, – отвечает Хаттаб, – мы их перережем.

* * *

Первым приняли бой лейтенант Алексей Воробьев и четверо его бойцов-разведчиков, забросав гранатами чеченский дозор. В погоню за ребятами бросилось сразу несколько групп боевиков, пытаясь окружить их с флангов.

На помощь своим вышел отряд майора Молодова. Новый бой. Чеченцы поумерили прыть, но было ясно, что силы слишком неравны. Десантники, унося раненых на плечах, вернулись на высоту 776.0, которую им живыми покинуть уже не удастся.

Обе стороны окончательно себя обнаружили. Со стороны чеченцев заработали минометы и сотни автоматных стволов. Время от времени боевики кричали, предлагая десантникам сдаться, но это был лай на ветер.

Вот один эпизод боя. Снова цитируем генерала:

«Рядовой Е.Владыкин, видя мучения замерзающих от сильного холода раненых, решил сделать вылазку за спальными мешками, брошенными на склонах высоты. Его попытка оказалась роковой. Гвардейца обнаружили наседавшие боевики, зверски пытали, били прикладами автоматов, после чего, окровавленного и потерявшего сознание, бросили на снегу, считая, что он мертв.

Однако, очнувшись от ночного холода, искалеченный, но несломленный русский солдат сумел вернуть свой пулемет и пробиться с ним в расположение своего подразделения».

Основные силы российских войск были слишком далеко. Они могли помочь только артиллерийским огнем. Корректировал его с высоты командир самоходной артиллерийской батареи капитан Виктор Романов. Он продолжал управлять огнем даже после того, как ему оторвало миной обе ноги... Помогал ему комбат-десантник Марк Евтюхин. В 6 часов 10 минут 1 марта он последний раз вышел в радиоэфир и вызвал огонь артиллерии на себя... Возможно, это были его последние слова.

Трошев потом напишет, что когда он прибыл после боя на высоту 776.0, то увидел потрясшую его картину. Многолетние буки были подстрижены снарядами и минами, словно трава сенокосилкой:

«Оставшийся в живых солдат Алексей Комаров рассказывал, что с бандитами дрались даже врукопашную. Рубились саперными лопатками, ножами, прикладами. У А.Воробьева осколками мин были перебиты ноги, одна пуля попала в живот, другая – в грудь, но из боя он не вышел и бился до последней капли крови. Когда утром 2 марта 1-я рота прорвалась на высоту, тело героя было еще теплым. Именно этот отважный офицер убил в бою Идриса – хаттабовского друга и командира отборного отряда головорезов».

В дневнике Алексея Воробьева найдут потом запись: «Мои предки были связаны с каждой войной, воевали за интересы России, за волю, за веру, Царя и Отечество. Не стыдно ли им будет за меня, за мои поступки, ведь я их продолжатель? Это дает мне силы».

* * *

В живых на высоте осталось только четверо десантников. Прорваться боевикам так и не удалось.

Самоуверенность Хаттаба сыграла с ними злую шутку. Четыре сотни чеченцев и арабов нашли у высоты 776.0 свою погибель. Остальные были деморализованы и рассеяны. Через несколько дней целый отряд боевиков – 70 человек обмороженных, потерявших веру в себя, – сдастся в плен.

* * *

Священник Олег Тэор, настоятель храма Александра Невского, рассказывает мне, как незадолго до этого провожал ребят из Пскова, крестил, благословлял, исповедовал. Он один из самых известных батюшек в России, окормляющих воинские части. Очень неразговорчив, все листает альбом с фотографиями и стихами погибших десантников, стихами, написанными в память о них.

Солдаты медленно поворачиваются к вере, на первых порах принимая ее за идеологию. Не сразу понимают, что это не так.

И вот некоторое время назад один из полков Псковской парашютно-десантной дивизии принял имя святого Александра Невского. Командует полком Александр Искренко, один из тех командиров, кто в ночь с 3-го на 4-е октября 1993 года остановил свои подразделения у кольцевой дороги – и не двинул дальше, на штурм парламента. Он прошел Афганистан, Чечню, был в «Русбате» в Югославии.

Быть может, его поворот к вере связан еще и с тем, что лишь за один двухтысячный год в Чечне, Приднестровье, Косово, Боснии побывали более 1500 русских священников.

Отец Олег Тэор – один из них. Передаю запись нашей беседы.

Отец Олег


Храм св.Александра
Невского, г.Псков

– Я настоятель храма Александра Невского в городе Пскове, протоирей Олег, – представляется батюшка.

– Расскажите, пожалуйста, немного о себе.

– Я с детства полюбил ходить в храм Божий. Из-за этого пришлось пережить немало неприятностей не только мне, но и моим учителям. Их унижали, не давали продвижения по службе. Но они терпели, ведь и среди учителей были тайные христиане. Они пытались меня поддержать.

– На вас тоже оказывалось давление?

– Да, конечно. Иногда угрожали, иногда пытались ввести в соблазн. У нас дома были древние прекрасные иконы, и мне предлагали: «Выбрось их в реку и там, на берегу, лучше сам порисуй».

К счастью, сверстники понимали меня, с их стороны было мне много сочувствия. Но я в основном общался с верующими, которые откровенно мне рассказывали то, о чем не говорилось в печати. Ни пионером, ни комсомольцем я, конечно, не был.

– У вас не совсем обычная фамилия.

– Эстонская.


 
о.Олег Тэор (справа) и о.Николай с о.Залит

– Со скольких лет вы начали посещать службы?

– Меня привели в церковь, когда мне было, может быть, четыре, может, пять лет. Помню, как тогда, после войны, люди стояли в фуфаечках на службе.

У нас был батюшка, он ездил на табуреточке, и его поднимали по амвону. Дело в том, что он заболел чем-то, и его в больнице положили на очень короткую койку. Священников тогда презирали, как-то невнимательно к ним относились. Он долго лежал, согнув ноги в коленях, и в результате так и не смог их потом вытянуть. На табуреточке такой с колесиками ездил. Звали его отец Димитрий. Он возле алтаря был потом похоронен.

Там, в этом алтаре, и я еще школьником стал прислуживать.

– Как выглядел Псков после войны?

– Был очень сильно разрушен. От вокзала можно было увидеть Троицкий собор, обычно скрытый зданиями. Те, кто помнит, говорят, что это было удивительно. Псков в руинах, а все храмы целы. Они возвышались над городом, видные отовсюду (их уже потом разрушать стали).

Наши старые певчие рассказывали, как они сидели однажды перед собором, и к ним подошел военный. Он рассказал, что при наступлении им был отдан приказ бомбить этот храм. Но один из старших офицеров, который знал и любил историю нашего города, сказал: «Я собор бомбить не буду, возьму город и без этого».

– У вас были сомнения в существовании Бога?

– Да, были сомнения.

– Как вы их разрешали? Что окончательно утвердило вас в вере, подтолкнуло к тому, чтобы стать священником?

– Я не могу назвать такого момента, который стал переломным. Мне очень хотелось, чтобы у нас не было закрытых храмов на замке, чтобы все они действовали.

Священником я стал в 1970 году. Во диаконы меня рукополагали в Псково-Печерском монастыре, а во иереи – в Троицком кафедральном соборе Пскова. Вокруг престола меня водил тогда отец Иоанн Крестьянкин. Ныне он архимандрит, известный старец, но в те времена его еще мало знали.

– А с кем еще из интересных священников сводила вас судьба?

– В 60-е годы я сблизился с отцом Василием Роговским. Высокой духовной жизни был человек. Он был сослан в советское время куда-то на Енисей. И там заслужил о себе очень хорошее мнение своей изобретательностью.

Например, нужно вытащить большое судно из Енисея на берег. Составляется смета, деньги выделяются. А потом вдруг отец Василий изобретет какую-нибудь лебедку, и вдвоем с женой или парой помощников судно вытащит, считай, даром.

Когда он подвизался у нас, на Псковщине, то в местечке Малы в Печорском районе заслужил признательность местных жителей тем, что организовал паромную переправу. Еще в Пушкинских горах одно время окормлял приход. Я навещал его, и будучи мирянином, и потом, когда сам стал священником.

– Как начиналось ваше служение?

– Поначалу меня направили в Дновский район. Там, на станции Дно, находился во время революции поезд Царя-мученика. Но прослужить мне там, в селе Белое, пришлось недолго. Как я узнал много лет спустя, власти завели на меня уголовное дело за коллективное соборование больных.

Но владыка спешно перевел меня на другой приход, в Псков, и тем спас. Это был митрополит Иоанн (Разумов). Он восстанавливал Троице-Сергиеву лавру, был там наместником и сохранил трапезный храм, который хотели снести с лица земли.

Меня он любил. Может быть, за то, что я был исполнительный, старался не нарушать законодательства. А кафедральный собор – это такое место, которое власти очень тщательно контролировали. Я прослужил там около двадцати лет и еще около десяти в храме Александра Невского.

– Как случилось, что вы стали духовником у воинов?

– Случайно. Когда задумали восстанавливать этот храм, те священники, которым это хотели поручить, почему-то не пришли на заседание. И тогда я выступил о необходимости вернуть храм РПЦ. Два с лишним года мы боролись, двадцатку собирали, служили возле стен церкви. Это было в начале 90-х. Тогда же начали собирать библиотеку. Сейчас уже тысяч 15-18 книг подобралось.

Поначалу военные равнодушно отнеслись к нашему храму. Тогда они были очень богатые, но все деньги на что-то другое уходили, не на церковь. Как-то раз я увидел, как от лесов вокруг церкви солдаты отдирают лестницу. Какой-то командир потерял ключи и не мог попасть к себе в квартиру. Вот так военные первый раз приложили руки к храму.

Года два так продолжалось, а потом они сильно обеднели и начали помогать нам восстанавливать церковь как памятник архитектуры. Но вскоре мы стали сближаться, особенно когда началась первая, а затем вторая чеченская война. Помню, когда произошли взрывы в Москве, у нас царила паника, дети боялись в школы ходить. Мы прошли тогда с крестными ходами по военным городкам.

Отец Николай с острова Залит посоветовал мне обойти вокруг вокзала и трижды окропить его святой водой. Мы так и сделали. Потом мне рассказали, не знаю, насколько этому можно верить, что наш ход отпугнул боевиков, которые в тот день собирались куда-то направиться с вокзала.

– Какие-то чудеса в вашем храме случались?

– Чудо. Освещали однажды оружие. Были гром и молния. Той зимой это были единственные сверкание и громовой удар во Пскове. Мы быстро освятили оружие в темноте, продолжили молитву, и вдруг небо стало проясняться, и установилась хорошая погода. Все военные тогда заметили, что происходит что-то необычное. Это обсуждалось.

Вспоминается и другой случай, правда, он не в церкви произошел. Один наш офицер, побывавший в Чечне, рассказал, как его подразделение получило опасное задание. Опасное – не то слово. Живыми из таких переделок обычно не выходят. И он стал читать «Отче наш», и дал обет: «Если вернусь живым, в Печерах свечку поставлю».

И вдруг словно пелена с его глаз сошла. Он увидел всю местность под каким-то спасительным углом, учитывая особенности рельефа, которых прежде не замечал. Стал отдавать очень разумные команды. Его отряд выполнил задание, все вернулись живыми.

Обет свой этот офицер исполнил. Пешком из Пскова в Печеры прошел и свечу поставил.

– Судя по фотографиям, в Чечне вы тоже побывали.

– Да. Солдаты хорошо нас встретили, как родных. По ночам там стреляли. Я хотел отойти от группы, Терек сфотографировать, но мне сказали: «Нельзя, там минное поле». Грязь там, трудно. Это были когда-то русские земли, но кто-то из правителей отдал. И сами чеченцы говорили, что вот здесь раньше казаки жили, а потом в советское время Чеченской республике все передали.

Я общался с чеченцами. Что удивило, они все считают себя верующими – и дети, и мужики, и женщины. У нас спросишь иной раз, а люди не знают, что ответить, мнутся. Чеченцы жаловались, что школа закрыта. А одеты они хорошо – видно, что никто их не грабит.

Мирных жителей наши псковские десантники не обижали. С честью выполняли свой долг, и о них осталась хорошая память.

– Как вы узнали о гибели 6-й роты?

– В наш храм привезли разведчиков отпевать из спецназа. И сопровождающие сказали: «Скоро ваших привезут, из Псковской дивизии». Дали понять, что с шестой ротой что-то страшное произошло.

Потом прибыл самолет с телами, мы поехали в аэропорт, панихиду отслужили. Повезли их в Троицкий кафедральный собор. Там во время отпевания возле алтаря стоял чудотворный образ Царя-мученика. Государь еще не был прославлен в то время, но как-то все соединилось. Мы провожали лучших воинов России, наших ребят, а Царь их встречал.

Вспоминается, как лет двадцать или больше назад я решил найти то место, где родился святой князь Владимир, где начиналась Святая Русь. Искал по старинным книгам и, определившись, отслужил там молебен.

Многие поначалу удивлялись, считали, что я все выдумал. А лет через десять эта точка зрения получила признание. Туда даже кино приезжали снимать. Это место, где река Кепь впадает в Череху. Там, в местечке Череха, и стояла шестая рота...

В.ГРИГОРЯН

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга