МУЧЕНИКИ
МУЖ БОРЬБЫ
Он встал на пути сатанинского зла и не дрогнул
Янис Поммер родился в 1876 году в семье латышского крестьянина на хуторе Иелзессала Праулинской волости. Эта семья приняла православие еще во времена прадеда Яниса, несмотря на жестокое преследование за это со стороны немецких землевладельцев. Янис с малых лет помогал родителям на поле и вырос физически крепким парнем. Впоследствии, когда он учился в Рижской Духовной школе, а затем и семинарии, одноклассники уважали его за богатырскую силу. Но Иоанн никогда не кичился силой. Мальчиком он был тихим и все время проводил в читальном зале библиотеки.
|
По окончании семинарии, в 1897 году, Иоанна (Поммера) назначают народным учителем в сельскую приходскую школу, а через три года направляют учиться в Киевскую Духовную академию. Там латышский «бурсак» принимает постриг (по благословению св.праведного Иоанна Кронштадтского) и рукоположение в иеромонахи. Начальство ценит его за музыкальный слух и голос, доверяет ему руководство академическим церковным хором. Но в академии он не остался, молодого иеромонаха ждала другая судьба.
После академии его посылают сначала в Черниговскую епархию, а затем в Вологодскую. У нас, на Севере, и начинается его высокое служение. В 1906 году владыка Вологодский ставит его инспектором местной Духовной семинарии (выпустившей в ту пору многих будущих священномучеников, просиявших на Русском Севере) и через год возводит в сан архимандрита. Пройдет всего шесть лет, и в Александро-Невской лавре архимандрит Иоанн будет хиротонисан уже в архипастыри, он становится самым молодым епископом в Российской империи. Будто сама судьба спешила приготовить его к святительскому исповедничеству...
Революция застала епископа Иоанна в Таганроге на вновь открытой Приазовской кафедре. Вначале новые власти попытались возвести клевету на владыку, но очернить его в глазах народа не удалось. Тогда его просто посадили в таганрогскую тюрьму. Но в защиту его поднялась народная волна, крестным ходом люди пришли к месту заточения и потребовали освобождения пастыря. Владыку выпустили – и тем же крестным ходом все пошли от тюрьмы в собор служить благодарственный молебен.
Известно, что Патриарх Тихон весьма уважал владыку Иоанна и во всем ему доверял. Поэтому и послал его уврачевать раскол сначала в Тверскую епархию, а затем и в Пензенскую, где творилось уж совсем невообразимое.
В Пензу уже в сане архиепископа владыка Иоанн приезжает во вторник, на Страстной седмице, 1918 года. Он должен был занять место предшественника, епископа Феодора, который умер от разрыва сердца, не вынеся скорбей, причиняемых еретиками-живоцерковцами.
Ситуация в епархии была такова. Впавший в ересь живоцерковников прежний пензенский епископ Владимир, соборным судом извергнутый из сана и отлученный от Церкви, все еще находился в Пензе и активно действовал, поощряемый ГубЧК. Со своими сторонниками он захватил кафедральный собор и основные храмы. В Великий четверг живоцерковники собирались «взять» и Петропавловскую церковь, где приехавший новый владыка должен был читать в тот день двенадцать Евангелий.
Во избежание внезапного нападения архиепископ Иоанн поселился в загородном мужском монастыре и сразу по прибытии собрал верное духовенство. Многие священники боялись безумной злобы преследователей, но были среди них бесстрашные пастыри, готовые жизнь свою положить за овцы Христовы. Наступил Великий четверг. У ворот Петропавловского храма собралась толпа неистовствующих людей. Самому владыке Иоанну удалось беспрепятственно войти храм, но келейника остановили и не дали внести внутрь архиерейское облачение. Смиренный архиепископ вышел на чтение Евангелий в одной епитрахили.
Прочитав первое Евангелие, владыка Иоанн обратился к народу с проповедью, начав словами Спасителя: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга». Он говорил дальше, и все слушали, затаив дыхание. Недаром прихожане называли его потом «наш Иоанн Златоуст». Уже первые архиерейские службы привлекли сердца людские к архипастырю, что, конечно, не осталось незамеченным властями. Вначале у него произвели обыск, но не нашли ничего «контрреволюционного». Тогда ЧК и раскольничий лжеепископ решили его просто убить.
Вечером в четверг Светлой седмицы в мужской монастырь вошли два чекиста, подошли к келье владыки и постучали. Когда им не открыли, они начали ломать дверь. В это время сбежались монахи и ударили в набат. Дверь была взломана, один из нападавших выстрелил в упор в стоявшего посреди кельи архиепископа Иоанна. Но Господь хранил: кто-то из братии, спрятавшийся сбоку двери, ударил стрелявшего по руке, и пуля попала владыке в ногу, нанеся небольшую рану. В тот момент в келью вбежали услышавшие колокольный набат рабочие, поволокли чекистов на улицу и стали их бить. Пришлось владыке Иоанну встать на защиту своих убийц, чтобы их отпустили с миром.
Далее происходило и вовсе что-то невообразимое. В мае 1918 года красноармейцы подкатили к Преображенскому монастырю пушки и... начали по нему палить. Несколько снарядов разорвалось в кельях, смежных с той, где находился владыка. Чудом он остался жив.
Запугать его не удалось, архиепископ смело обличал безбожную власть, в тот год он писал: «Вставили Маркса в переплет Евангелия и думают, что народ примет его... Подменили в киотах образ Христа портретом Ленина и ждут, что народ станет прикладываться. Очень уж не похож Ильич на Христа». В сентябре у «заговоренного от смерти» архиепископа снова провели обыск и увезли его в ГубЧК на очную ставку. Был вечер. В храмах начинали служить Всенощную. Когда верующим стало известно, что святитель увезен в «дом, откуда не возвращаются», то никто уже не сомневался: он расстрелян вместе с остальными заключенными. К концу службы владыка вернулся в храм и попал как раз на панихиду по «новопреставленному» архиепископу Иоанну.
Уходило одно испытание, накатывало другое. Вновь раскольники попытались силой отобрать Петропавловский храм. Вновь владыку арестовывают, он сидит в камере смертников – последний в списке расстреливаемых. Когда доходит очередь «становиться к стенке», его вдруг освобождают. Но ничто не могло сломить православного архипастыря. В 19-м году его вызывают в военный комиссариат и, проведя медицинский рекрутский осмотр, зачисляют в тыловое ополчение. Даже таким способом пытались устранить непокорного архиерея.
После очередного ареста стало ясно, что конец близок. Иподиакона владыки уже расстреляли, следующим должен быть он. Но чекисты, пораженные стойкостью архиерея, видно, желали его сломить нравственно. Его везут в Москву и бросают в камеру к уголовникам. Те отнеслись к «собрату по несчастью» почтительно. Один из свидетелей его заключения рассказывает, что однажды ночью в тюрьму привезли пьяного обмороженного преступника. Увидев архиепископа, тот начал цинично издеваться, но был остановлен сокамерниками, которые сказали ему, что это архиепископ Пензенский. Владыка, жалея обмороженного, помог ему отогреться, кормил и ухаживал за ним. Христианское отношение пробудило в этом человеке добрые чувства, и он впоследствии стал помощником владыки. Они вместе переносили на носилках тифозных больных, ухаживали за лежащими в беспамятстве...
В марте 1920 года архиепископа Иоанна освободили. Святейший Патриарх Тихон решает поставить его в более «спокойное место» – на Рижскую кафедру. Тем более, что оттуда приходили просьбы прислать им епископа-латыша. Впрочем, сколь в Латвии «спокойно», Патриарх прекрасно знал. В этой отделившейся от России губернии «бушевало море» (фраза из письма латышей), с волнами которого мог справиться именно он – архиепископ Иоанн, которого Патриарх Тихон называл «мужем борьбы».
Что же происходило в тихой и мирной буржуазной Латвии? Не признанная государством Православная Церковь фактически была отдана на разграбление. Храмы, опустошенные и разграбленные еще во время оккупации немцами и гражданской войны, фактически уничтожались. Жесть с куполов снималась для ремонта государственных учреждений, иконы, распятия выбрасывались в мусор. Власть имущие дискутировали, что делать с «русским» кафедральным собором Рождества Христова – просто его снести или как-то использовать, например, устроить в нем усыпальницу латышских воинов-героев. Захватывались не только храмы, но и православные учебные заведения, под угрозой закрытия был Рижский женский монастырь.
На рижском вокзале архиепископа Иоанна встретила новая паства, и с крестным ходом они проследовали в разгромленный кафедральный собор. Начиналась новая борьба, теперь уже совсем другая. Кто знает, где было легче – среди чекистов-убийц или средь этих мирных и равнодушных буржуа. Проехав по приходам и ободрив оставшихся верных христиан, владыка принимает неожиданное решение – баллотироваться в латвийский парламент.
Народ поддержал своего архипастыря и неоднократно выбирал его депутатом сейма, где он пользовался авторитетом и репутацией лучшего оратора. В сейме владыке Иоанну пришлось терпеть множество оскорблений, даже побои от латышских националистов, но главного ему удалось добиться – Латвийская Православная Церковь была признана юридически и получила государственную регистрацию. Еще раньше, в 21-м году, Святейший Патриарх Тихон даровал ей права широкой автономии. Так было спасено православие в Латвии. При этом ЛПЦ осталась в лоне Русской Православной Церкви, не подпав под влияние Константинопольского Патриарха и карловацких «зарубежников», несмотря на их многочисленные попытки присоединить к себе Латвию.
Как вспоминают, владыка Иоанн (Поммер) одинаково заботился как о русских, так и о латышах. Его огромным духовным влиянием и деятельностью в сейме в стране потихоньку утверждался межнациональный мир. Защитник и покровитель обездоленных и беднейших слоев населения, сам архиепископ жил более чем скромно. Поселился он в темной и сырой комнатке в подвале кафедрального собора, с зарешеченным окошечком под самым потолком, через которое проникали все звуки центрального бульвара. Закопченные, в пятнах, стены, несколько кресел, стулья, шкафы с книгами, иконы, над столом большой портрет Святейшего Патриарха Тихона – вот и вся обстановка его кельи. Там он принимал высоких иностранных гостей – дипломатов, эстонского, финского, английского епископов. Владыка любовно называл свой подвал «моя пещера» и на проявления сочувствия только отшучивался. Нам неведомо, сколько слез было пролито здесь архипастырем перед святыми иконами – в молитвах за утверждение православия в Латвии.
Еще вспоминают, что владыку очень любили дети. Часто с целой ватагой детишек он шел по улицам Риги, заходил в книжный магазин и покупал всем книжки. Довольная толпа детей, иногда забыв даже его поблагодарить, рассыпалась по домам, а он с тихой радостью смотрел им вслед.
К 1930 году трудами архиепископа Иоанна в Латвии вновь открылись православные духовные школы и семинария, возродились православные братства, было построено десять новых храмов, четыре еще строились, а нескольким приходам были выданы разрешения на строительство. Некоторые церкви превосходили своим благолепием довоенное состояние.
Послушать проповеди «нового Иоанна Златоуста» собиралась чуть ли не вся православная Рига. Святитель говорил о том, что наступает время, когда не только гонения, а деньги и блага мира сего, клевета, лукавство, неправда, распространяемые в печати, через радио и другими способами, отвратят людей от Бога, и погибнет много больше людей, чем от открытого богоборчества.
Здоровье уже не позволяло жить в сыром подвале, и к 34-му году владыка переехал на дачу у Кишозера, в пустынное место. Полагаясь на Бога, он жил там без охраны, в одиночестве. Здесь отдыхала его душа от мирской суеты. Свободное время владыка проводил в молитве, трудился в саду, занимался столярным трудом на верстаке, на котором мучители предали его страшным истязаниям.
12 октября 1934 года окрестные жители увидели дым со стороны дачи. Приехав туда, обнаружили дом в огне. На верстаке, на снятой с петель двери, лежал привязанный проволокой и уже бездыханный архиепископ Иоанн. Все свидетельствовало о том, что ноги святого жгли огнем, всячески истязали, потом выстрелили в него из револьвера и еще живого предали огню.
О похоронах владыки один из прихожан, М.И. Добротворский, вспоминал следующее: «Положив венок у изголовья гроба, я и мои коллеги заняли место на левой стороне собора у арки. Уже шло заупокойное богослужение, но делегации все прибывали и прибывали... Радиогромкоговоритель снаружи собора время от времени сообщал известия о том, как продвигается дело расследования убийства архиепископа, а потому вновь прибывшие делегации делились с нами последними известиями. Я невольно прислушивался к их шепоту, но вдруг через мое тело прошла как бы дрожь, и, повернув голову направо, я увидел правее гроба с останками архиепископа его самого, стоящего в полном облачении на кафедре, лицом к алтарю в состоянии молитвы. В правой руке его колыхалось кадило, и при движении его руки слышался звук как бы саккоса. Вокруг кафедры стояли богомольцы в светском одеянии, но лица их были мне незнакомы... Чувство спокойствия, истинной духовной радости и удовлетворения за судьбу архиепископа охватило меня». Стоявшие рядом с Добротворским люди заметили, как просияло у того лицо – будто он увидел что-то непередаваемое.
Кто был убийцей и истязателем архиепископа-бессребреника, так и осталось неизвестным. По одной, официальной, версии, это агенты НКВД, по другой – латышские националисты. Но кто бы ни был убийцей, он воплощал в себе разлившееся по всему миру сатанинское зло, на пути которого встал и не дрогнул православный пастырь Иоанн.
Священномучениче святителю отче Иоанне, моли Бога о нас!
 | назад |
| вперед |  |
