ПРАВОСЛАВНАЯ ПЕДАГОГИКА
УРОКИ РУССКОГО
О Вятской православной гимназии
В прошлом номере нашей газеты мы рассказали об истории создания Вятской православной гимназии. Сегодня ее духовник отец Сергий Гомаюнов расскажет о становлении в наши дни православной педагогики.
Тернии
– После обращения Патриарха и Синода о том, что каждая епархия обязана иметь свое среднее учебное заведение, началось движение, во многом хаотичное. Отец Сергий, что мы получили в итоге?
– Об итогах можно будет говорить лет через двадцать. Но есть опыты явно неудачные. Это когда создается школа на одном порыве, притом что нет материальной базы, нет опытного коллектива. В качестве учителей берут энтузиастов, по принципу: «Я православный, дайте мне детей». И все это громко именуется гимназией. Уровень преподавания там невысокий, и в сознании людей закрепляется мысль, что православный стандарт подразумевает любительство, недостаток качества. Такая школа, вместо того чтобы созидать, невольно подрывает авторитет Церкви. И здесь разумно отказаться от названия «гимназия». Нужно трезво себя оценивать.
– Помню, на Кубани при одном храме был создан православный университет. Там была даже кафедра международной журналистики. Года три эта затея тянулась…
– Но, помимо курьезов, появилось и нечто другое. Одна из самых старых православных гимназий у нас – это православная классическая гимназия «Радонеж» в Ясенево, в Москве. Очень сильная школа. Ею руководит наш известный православный педагог – отец Алексий Сысоев. Она не является муниципальной, приходской, епархиальной, и это дает некоторую свободу в формировании программ.
– А какие еще типы гимназий существуют?
– Есть школы епархиальные, есть целиком государственные, как в Йошкар-Оле, но с православным уклоном. И есть наша Вятская православная гимназия, появившаяся на стыке Церкви, государства и общества, которое в нашем случае представляет Российский детский фонд.
– Православные гимназии как-то обмениваются опытом?
– Существует целый ряд хороших школ: в Москве, Новосибирске, Курске, Туле, Белгороде, но в масштабах страны их очень немного – гимназий, способных дать хорошее образование. И, к сожалению, мы очень мало общаемся. Иногда просто нет денег на дорогу. Вот в Лесосибирске хорошая школа – она выросла из приходской. Батюшка оттуда приезжает иногда, но у него семь или восемь детей, и не всегда есть возможность добраться до Москвы. Нет ни одного специального печатного издания, которое занималось бы православной педагогикой.
– Вас кто-то объединяет? Отдел катехизации, например?
– Не в той степени, в какой хотелось бы. Нам нужен центр, где можно было бы обмениваться опытом по организации школьного дела. Без общения очень трудно, а мы разрозненны. На Рождественских чтениях встречаемся, конечно, но в общем потоке, где сотни людей решают бесчисленные вопросы. Мы в этом броуновском движении просто теряемся. Отец Алексий Уминский, отец Алексий Сысоев пытаются выступать. Это люди с огромным опытом, но их слова не воспринимаются в общем хоре оптимистов. А ведь у нас в православной педагогике пока больше неудач, чем удач. Больше вопросов, чем ответов. На свой страх и риск педагоги закладывают основы православного образования. Они – первые. Им очень трудно. Но другого пути у нас нет.
«Мы не имеем готовых образцов»
– Чей опыт вы в первую очередь использовали при создании в Вятке православной гимназии?
– Ясеневской гимназии отца Алексия Сысоева. Но в двух моментах разошлись очень далеко. Начать хотя бы с того, что гимназия «Радонеж» является негосударственной и потому платной. Это одна из самых дешевых школ такого уровня в Москве, но расчет ведется в у.е., которые не каждый родитель способен заплатить. Тем не менее, денег все равно не хватает. Отец Алексий говорит, что они выживают просто чудом. Эта школа тяготеет к образцу дореволюционной гимназии. То есть там углубленно изучаются античная культура, латынь, древнегреческий. Поэтому гимназия называется классической. Для того, чтобы по праву носить это имя, важен не набор предметов, не нагрузки – а цель, среда, где определенным образом формируются речь, мышление ребенка.
– Но здесь вопрос – а при чем тут православие?
– По мнению отца Алексия, изучение древних языков, античной культуры на уровне текстов обладает богатой возможностью образования, подготавливает школьников к полноценной работе по изучению и восприятию христианской культуры, в том числе Священного Писания. Это проверено, отработано. И еще, исследуя античность, ученик проходит тот путь, который преодолело человечество, прежде чем принять Христа. Истоки нашей культуры лежат в греко-римской цивилизации, а значит, нужно брать лучшие образцы, которые она создала. Многое из этой культуры было усвоено и христианством. Образцовые тексты, образцовые системы мышления. И вот, осваивая все это, формируется тип человека, способного глубоко понять православие.
– Примерно такая точка зрения озвучивалась еще при императоре Александре II, когда создавались классические гимназии. Но гладко было на бумаге. Дореволюционная гимназия дала нам Ленина и Керенского, которые получали высшие баллы по Закону Божию, превосходно знали историю Церкви – и были законченными безбожниками.
– До революции православных гимназий не существовало. Отдельные предметы были православными, но они не формировали системы, а, скорее, выпадали из нее. Школа в Российской империи не являлась частью Церкви, не жила ее жизнью. А ведь Церковь сама по себе есть школа и должна быть особым, деликатным образом представлена в образовании. Но это не было целью. Желали получить знающих людей – и получили их. А воспитание души упустили. Поэтому нам сегодня так трудно. Мы не имеем готовых образцов – дореволюционных. И всем гимназиям приходится сейчас выстраивать совершенно новую модель образования, аналогов которой в готовом виде никогда не существовало. Продолжу разговор о нашем сходстве и наших различиях с Ясеневской гимназией. Она изначально не рассчитывала на помощь государства, а мы считаем, что должны быть встроены в общую систему среднего образования в России, менять ее изнутри. Другое наше отличие от Ясеневской гимназии в том, что мы не можем себе позволить столь основательно изучать античность и древние языки. В Вятке, как и в любом другом русском провинциальном городе, не хватит на это специалистов.
– Это основная причина?
– Нет, не основная. Мы убеждены, что православная гимназия должна прежде всего работать с образцами той культуры, в которой ребенок живет. Главное – это родной язык. Это то, что дано человеку с младенчества, это как кровь, текущая в жилах, все остальное он получает опосредованно. Нужно сказать, что в Ясеневской гимназии тоже много делается в этом направлении. Например, большую роль играет исследование русских сказок («Спрятанная школа», «Вера», № 413 за 2002 г.). Потому что отец Алексий – специалист в этой области, у него даже книга есть о природе, христианской сущности русской сказки. В конечном счете мы идем к одному и тому же – к тому, чтобы привести ребенка в литургическое пространство. Литургия – это начало и итог православной педагогики. Все ради нее. И вот на ощупь пытаемся создать систему обучения, которая отвечает правильному росту души.
Что такое грамотность?
– Что такое углубленное изучение русского языка? Я так понимаю, не только увеличение часов преподавания?
|
– Есть разные традиции. Например, традиция, идущая от немецких романтиков. В частности, от Гумбольдта, который говорил, что язык не сводится ни к лексике, ни к грамматике, а в самом языке есть то, что можно назвать духом языка. И этот дух порождает все остальные формы бытования языка, который, в свою очередь, определяет возможности нашего мышления. Но что можно назвать духом русского языка? Он почти наполовину состоит из церковнославянской лексики. И, как говорит наш директор Елена Николаевна Мошкина, «современный русский литературный язык – это в большей степени древний церковнославянский, чем разговорный язык X-XI веков». И поэтому мы обращаемся к этому церковнославянскому истоку и, интенсивно изучая его, пытаемся обогащать язык наших ребят. Это тема для отдельного разговора. Сейчас российская школа бьется над вопросом: что такое грамотность? Возьмем совершенно конкретный пример. На приемных экзаменах в вузы мы видим, что происходит сегодня с языком, как падает, разрушается уровень языковой культуры. Люди, которые специально готовятся к поступлению, показывают страшно низкие результаты. И все свидетельствует о том, что в школах русский язык является предметом крайне нелюбимым. Мол, зачем он, зачем мне все эти орфограммы, эти правила, если я и так на русском говорю, читать умею, по телевизору все слышу, понимаю.
– То же самое у нас происходит и по отношению к православию. Зачем в церковь ходить, знать службы, читать жития, если я и так крещеный.
– Да, и неправильное отношение к языку приводит к разрушению не только языковой культуры, а возможностей мышления. И это влияет на остальные предметы. Но значит ли это, если все будут знать орфограммы, то станут грамотными? Нет. И вот возникает вопрос, из чего складывается грамотность. Если мы в гимназии с этим разберемся, то это будет востребовано в любой российской школе, востребовано всегда. Мы исходим из того, что повышение грамотности – это одновременное развитие четырех видов речевой деятельности. Это слушание, чтение, письмо, говорение. Наши дети должны владеть всеми этими видами речевой деятельности, и с первого класса начинается работа. Оказалось, что церковнославянский язык обладает огромными, пока не до конца познанными возможностями по формированию этих видов речевой деятельности. Недаром в прежние времена учили Часослов, Псалтирь и добивались удивительных результатов.
Изучение церковнославянского начинает очень мощно влиять на занятия русским языком. В том числе и потому, что многое из того, что является орфограммами, правилами нашего языка, без церковнославянского смотрится как мертвый багаж. И вот когда мы это «распаковываем» на уроках русского и церковнославянского, а они пойдут у нас стык в стык все одиннадцать лет, здесь-то и происходит осмысленное овладение родным языком. Обогащается сама по себе лексика. Открывается русская литература, тексты которой проходят в школах, не понимая многих слов. Что значит лежать на одре, что такое длани, ланиты и прочее? Возьмем название романа Толстого «Война и мир»: что оно означает? Спросите у любого школьника. Он ответит, что мир – это период между войнами. А у Толстого мир – это общество. Помните: «Миром Господу помолимся». Часто даже культурные люди, имеющие университетское образование, этого не знают. Это результат отрыва от своих речевых корней.
– Ваши дети изучают церковнославянский язык уже пять лет. О каких итогах можно говорить?
– Каждый год что-то меняется в подаче предмета, мы развиваемся. Начиналось все вслепую. Но сейчас мы ведем ребят уже достаточно осмысленно. Я им завидую. Как человек, который сам много учился, я открываю их тетрадки, вижу, как они пишут на церковнославянском, как свободно владеют материалом, и думаю: жаль, что сам я начал его изучать слишком поздно. Интересно, что ребята выходят на тот уровень, когда они сами начинают писать тексты на церковнославянском. Это серьезный уровень, потому что у нас даже выпускники семинарии не способны, как правило, написать молитву на церковнославянском, а наши ученики уже выходят на эту высоту.
– Кому церковнославянский язык дается легче, кому сложнее?
– К сожалению, далеко не всем ребятам удается привить любовь к этому языку. Мы заметили такую закономерность... Некоторые дети могут успевать по всем практически предметам, даже по английскому, но церковнославянский им не дается. Здесь интеллекта недостаточно, требуется какой-то уровень воцерковления. Это глубокий очень предмет, и он связан с состоянием души.
– Влияет ли изучение иных языков на русский?
– Конечно, влияет. Следующим этапом обогащения языка должны стать у нас изучение английского, латыни, древнегреческого. Елена Николаевна сама хорошо владеет древними языками, готовит учителей, проводит интересные курсы. Будут даны все основные правила древних языков, с латыни дети должны научиться переводить молитву «Отче наш», крылатые поговорки и выражения, сравнивать их с русскими. Например, «тяжела ты, шапка Мономаха» имеет свой аналог в латыни и звучит так: «царский венец не освобождает голову от печали». А древнегреческий – это вообще матерь церковнославянского. Без него не обойтись. Мы не ставим перед собой задачи дать полные курсы этих языков, но фундамент будет заложен, знакомство произойдет.
– Что мне больше всего пришлось по сердцу в вашей программе овладения языком – это мечта Елены Николаевны познакомить детей с родными вятскими говорами. То, что в классах звучат живые голоса наших православных бабушек, их рассказы и молитвы.
– Скоро, мы надеемся, у нас будет автобус, можно будет возить детей в паломничества, а в будущем – в лингвистические экспедиции. Елена Николаевна много лет как ученый занималась северными говорами, издала хрестоматию. Однажды повезла в Германию записи из Лузского района. На конференции были и чехи, и американцы... Прослушали раз, два, и одна очень серьезная исследовательница-славистка наконец решилась спросить: «Это, вообще, русская речь?» Но без этих невидных со стороны, глубоко погруженных в почву корней русский язык высохнет, потеряет свою силу.
«Нужно научить его думать»
– Вы не раз говорили, что классическая гимназия должна давать более полноценное образование, чем обычная школа. За счет православного уклона, за счет привития языковой культуры?
– Нет, за счет одного только уклона – будь он православный, английский или математический – гимназии не создать и даже до советского уровня, возможно, не дотянуть. Вот я изучал в институте историю, но, когда возникла необходимость применить методы высшей математики в исследованиях, мне хватило знаний, полученных в простой сельской школе. А современная школа теряет этот принцип всеобщего образования. Что касается наших ребят из Вятской православной гимназии, надеюсь, что они без особых трудностей смогут поступать и на физико-математические факультеты. Об этом уже сейчас можно определенно сказать.
– У вас много православных предметов?
– У нас нет неправославных предметов. Нельзя разбивать: вот Закон Божий, церковнославянский – это православные предметы, а математика, физика, биология – неправославные.
– Это была одна из коренных ошибок дореволюционной гимназии. Христианское учение загонялось в гетто, покидая которое, ученик узнавал, что, «на самом деле, человек от обезьяны произошел». Кстати, как быть с Дарвином?
– Дарвин и дарвинизм – это немножко разные явления. Этот ученый считал, что толчок эволюции дал Господь. Но это не значит, что нас его гипотезы относительно происхождения человека устраивают. На уроках биологии мы предлагаем разные точки зрения на этот счет.
– И все-таки мне непонятно, как биология или математика могут быть православными.
– Это, конечно, не значит, что математик должен говорить на уроке, что вот бесконечность – она есть икона Бога в науке. Может быть, в классе десятом-одиннадцатом об этом можно будет поговорить. И это не значит, что вместо яблок ученик должен будет складывать три паникадила плюс три паникадила. Но математика – это предмет, который сам по себе приводит нас к выявлению логосного строения мира. Все предметы в совокупности – математика, физика, естествознание – позволяют нам понять, как премудро Господь устроил мир.
– Но как ребенку-то догадаться, что это Господь сотворил?
– Он видит, что за человек его учитель, что он обращен к Богу. Значит, можно сочетать науку и веру. Потом ученик видит красоту, стройность форм мироздания и вместе с учителем ищет ответ, может ли это быть результатом самозарождения вселенной. Нужно научить его думать, и он сам будет сводить все воедино и, наконец, на уроке Закона Божия убедится, что ответ его верен. Все предметы должны быть увязаны в некую систему, тогда они начинают раскрываться, и тогда душа раскрывается им навстречу.
О тщетных усилиях и Божьем промысле
– Можно ли назвать целью деятельности вашей гимназии – воцерковление детей?
– Воцерковление – это не цель, а сверхцель. Это первое, что должен для себя уяснить устроитель школьного дела, когда он начинает организовывать православное учреждение, школу, гимназию. Что такое православная школа? Нужно признать, что она формируется иногда помимо нас, по Божьему промыслу. Но если самому добиваться воцерковления детей, то рано или поздно вас ждет жестокое разочарование. Что такое воцерковление, этого никто точно не может увидеть. Без веры оно бессмысленно, а вера – это дар Божий, это тайна. Тайну нельзя, опасно планировать. Цель школы в том, чтобы создавать такую образовательную и воспитывающую среду, которая формирует благоприятные условия для воцерковления. А все, что сверх этого... Тут мы бессильны. Как говорил протоиерей Василий Зеньковский, развивая у ребят стремление искать смысл в учении, мы в конечном итоге готовим их к тому, чтобы ставить вопросы о смысле жизни. А отсюда духовный рост. Беда многих людей в том, что они за всю жизнь ни разу не задумываются, зачем живут. Они трудятся, они решают какие-то задачи, но проходят мимо главного.
– Но вот ребята пять лет молятся, участвуют в молебнах, изучают Закон Божий. Есть какие-то успехи?
– Для меня все эти слова не применимы к церковной жизни: «прогресс», «успех». Со службы иду, слышу: «Ну, как успехи?» И это совершенно искренне. Уточняю: «В чем?» Мы делаем то, что от нас зависит, стараемся дать почувствовать нашим детям радость осмысленного труда, осмысленной жизни. Как педагоги стараемся сделать, чтобы это была православная школа, и вдруг происходит что-то, что ставит нас на место. Учительство – это особое послушание, которое нам доверяет Господь. Он доверяет нам садить семена, но не дает возможности видеть полное вызревание плодов. Одиннадцати лет для этого мало. Эти семена возрастут в наших ребятах у кого-то после армии, у кого-то в семейной жизни. Я вижу назначение православной школы в том, чтобы открыть в человеке источники стремления к Богу. Семья, школа могут лишь подвести к этому. А выбор человек будет делать сознательно.
– Вы давно пришли к этим мыслям?
– Ушинский, Рачинский, отец Василий Зеньковский тоже задавались вопросом, как у ребят развивать духовность. А действительно, как? Если ты будешь им рассказывать о Боге, будут ли они возрастать – в меру твоего рассказа? Нет, не будут. А если в храм водить на богослужение, будут ли возрастать? Не знаю. Когда мы создавали гимназию, думали, что будем иметь дело с подготовленными детьми. Но так вышло, что вот уже пять лет мы имеем дело с ребятами из самых разных семей. Родители приводят их со словами: «Мы ничего пока о Церкви не знаем. Но мы знаем одно, что в этой школе наши дети не погибнут». Но дальше выяснилось, что дети священников и ребята из неблагополучных семей мало чем отличаются, если говорить, например, о готовности к искренней исповеди.
– Можно подробнее?
– Духовнику гимназии в чем сложно? Он невольно может стать тем человеком, из-за которого дети могут охладеть к Церкви. Потому что детская исповедь – в ней столько нежного, незащищенного... И в то же время мы столкнулись вот с чем. Дети из православных семей знают, как исповедоваться, знают перечень грехов, но в то же время подходят к таинству очень формально. Говорят : «Не слушал маму, не слушал папу и т.д.» Но при этом никакого волнения души не происходит, даже легкой ряби по ней не пробегает. И вот передо мной постоянно стоит вопрос: как достучаться до ребенка?
– Как часто это удается?
– Детская исповедь – это проблема для всех священников вообще. Такой опытный, маститый протоиерей, как ректор Свято-Тихоновского Богословского института о.Владимир Воробьев, в своей книге об исповеди выделил детскую исповедь в особый раздел. И говорит, что это самая трудная часть духовнической практики. Плохо, что нас только двое священников в гимназии – я и отец Андрей Россанов. Это на 141 ребенка. Мы не справляемся, не успеваем с каждым поговорить по-настоящему. А ведь только через исповедь можно влиять на души детей. У многих из них это первый личный опыт общения со священником, которому нет никакой замены. Иногда для детей из неполных семей священник вообще начинает занимать место отца. Происходит восполнение мужского начала. Ведь от мамы мальчик не все примет, она другая. Отец и наставить, и наказать, и простить может иначе, более авторитетно. Увы, чудо – сближение ребенка и духовника – происходит нечасто. Но все-таки происходит. Я, имея дело с детьми пятый год, могу сказать, что делаю только первые шаги, но постепенно прихожу к чему-то.
– В чем главная проблема?
– Я уже помянул ее – формализация исповеди. Уточню, что чем дальше ребенок пребывает в нашей школе, тем эта проблема стоит острее. Он привыкает, и мы бьемся над ответом, как нам избежать этой страшной опасности, не стать рассадником фарисейства. Отец Алексий Уминский, в недавнем прошлом директор одной из православных школ в Москве, однажды на Рождественских чтениях рассказал о том же. «Наша школа существует много лет, – говорит отец Алексий, – у нас все хорошо поставлено, но я ничего не могу сделать с тем, что мы растим православных фарисеев. Они все теперь знают, все заповеди, историю Ветхого и Нового Заветов. Но при этом девочки (речь идет о московских гимназистках) идут в школу в джинсах, а где-то в ближайшем от гимназии месте переодеваются в юбки. А по окончании занятий проделывают обратную процедуру. Мы не можем добиться, чтобы слово для наших ребят стало делом».
– Так, может, разрешить им ходить в джинсах?
– Вы знаете, мы не можем... В этом году решили, что нужна школьная форма, и ввели ее. Да, есть и такой путь – все разрешить. Но при этом много важного начнет протекать сквозь пальцы. Чувство меры, способность сдерживать себя, будут нарушены братские начала. А для внутренней жизни места станет меньше. Чем больше мы работаем, тем лучше мы понимаем подобные вещи. Осознаем, чего мы не должны делать. А что должны делать? Тут гораздо труднее говорить о результатах.
Не хлопайте дверью
– Так или иначе, падший мир вторгается и к вам?
– Да, но у всех трудности начинаются в разное время. У одного в первом классе, у другого в третьем, когда он впервые столкнулся с теми искушениями, которые едва преодолимы. Например, во дворе у него открылся компьютерный зал. Все ребята, его друзья, начали туда бегать. И он тоже втянулся. А эти игры жесткие, там много оккультных моментов. Нужны деньги, их не хватает, значит, нужно зарабатывать или воровать. И ребенка уже не узнать. Он кардинально меняется, и сам от этого страдает. У нас есть один мальчик, папа которого все говорил: «Да ничего, пусть играет», и мальчик попал в такую яму, что только через несколько месяцев начал выкарабкиваться. Он за это время столько растерял... Я этих «компьютерных» мальчиков легко узнаю, знаете как? Когда читаешь разрешительную молитву, у них все тело ходит ходуном, часто голова трясется. Я знаю мальчика, у которого происходит самопроизвольный вывих шейного позвонка. Потому что, когда они сидят перед компьютером, происходит расслабление всех мышц. Их жалко, конечно. Втянуться можно очень быстро, а выбираться тяжело. Есть другие проблемы. Когда в пятом-седьмом классах ребенок вдруг начинает чувствовать себя старшим. Вот только накануне он чувствовал себя маленьким, защищенным, и вдруг... Здесь важно вовремя подставить ему плечо.
– А девочки, какие у них проблемы?
– Девочки взрослеют не в церковном, а в обычном смысле быстрее, чем мальчики. С мальчишками как-то проще, хотя очевидных проблем они создают больше – в смысле дисциплины и т.д. Но девочки могут быстрее отойти от церковной жизни, уйти в формализм. На них мир влияет более жестоко, они такие хрупкие, беззащитные. Вот курит мальчик, курит девочка (я не про наших говорю, в гимназии этого, слава Богу, пока нет), но хуже-то будет девочке. Пьет мальчик, и пьет девочка. Мальчик может бросить и восстановиться. А девочке, если она пошла по этому пути, вернуться намного труднее.
– Что вы может сказать о нынешнем поколении?
– Я могу ответить так. Во-первых, вспоминаю себя, какими мы были, из какой грязи нас поднимал Господь, и я скажу так, что Он из любого омута способен достать человека. Ребенок – Божье творение, и в нем есть та искра, которую независимо от того, что он смотрит по телевизору, пьет ли отец, можно разжечь.
Не пытаясь преувеличить, скажу: все дети в нашей гимназии порядочные, в том смысле, что они могут проявлять свои слабости, но потом происходит восстановление... У нас нет ребят, о которых можно сказать: школа от них плачет. Всегда можно дойти до совести человека. А когда совесть востребована, она не угасает.
– Много у вас в школе правонарушений?
– Нет, немного, но количество — это не главное. Когда с первыми классами начинали работать, то столько энтузиазма и романтизма было. Что вот сейчас мы начнем говорить высокие слова, и дети станут слушать нас, затаив дыхание. Впрочем, слушают. Но все это впустую, если они не будут любить друг друга, уважать, спешить на помощь, если в ответ на надпись «Не хлопайте дверью» ребенок будет хлопать, если не усвоит, что вот вошел в класс взрослый человек, нужно поздороваться, вошел священник – взять благословение. Что ругаться грех, клички давать друг другу грех. В этом случае они у нас читают молитвы на заграждение уст. Но, конечно, главное – твой личный пример и способность на практике в каждой конфликтной ситуации проявлять мудрость.
Можно ли исправить горбатого?
– И вот вы спрашивали о том, меняются ли наши детки с годами. У меня есть примеры того, что происходит с семьями, которые соприкоснулись с нашей гимназией, доверили нам детей. И что происходит с нашими педагогами. Как рождается радость, когда мы преодолеваем трудности. Я часто им рассказываю об одном эпизоде, описанном свидетелем канонизации преподобного Серафима Саровского. Там тысячи и тысячи людей стояли на дороге, по которой должны были пронести мощи преподобного, и, по словам свидетеля, рядом с ним лежал у дороги человек. Настолько искалеченный, как будто его в детстве положили в коробочку и долго не доставали. Кости рук и ног у него были перекручены, так что несчастный мог только глазами моргать. Но он, как и все, чего-то ждал на жаре. Солнце пекло немилосердно, и вдруг тень от ковчега с мощами упала на калеку. И свидетель пишет, что у него волосы встали дыбом от того, что дальше произошло. Послышался треск, и на его глазах начали раскручиваться руки и ноги у инвалида. Почему я рассказываю об этом родителям наших учеников? Многие семьи сегодня напоминают того несчастного: ни рукой, ни ногой пошевелить, только глазами мигают. Но когда они через православную гимназию приходят в храм, то начинают распрямляться. Господь, войдя в их жизнь, исцеляет, так что только треск стоит.
Беседовал В.ГРИГОРЯН
 | назад |
| вперед |  |
