– Монастырь – это очень серьезно, и хотелось, чтобы все это было на деле, а не на бумаге, не в епархиальном отчете. Ведь что такое настоящий монастырь? В обители может остаться один истинный монах, и монастырь будет жить. У нас, на Севере, был такой пример – отец Акакий, который очень хорошо известен в Финляндии, в Ново-Валаамском монастыре. В свое время он перешел из Трифоно-Печенгской обители (был там последним монахом, когда советская власть закрыла монастырь) на Ново-Валаам. И долгое время после революции, живя один в тех краях, оставался настоящим монахом. Он был один, но монастырь жил.

Про него сейчас в народе ходят легенды. Батюшка дожил до 107 лет, и однажды в Финляндии делали какой-то статистический отчет по населению. А в ту пору уже появились компьютеры. И вот компьютер, наткнувшись на данные о монахе, дает сбой: он решил, что люди столь долго не живут. Программа решила, что о.Акакию 7 лет. Министерство образования очень забеспокоилось: почему он не идет в школу? А если серьезно, то нам, конечно, хочется, чтобы было много монахов, но сейчас важнее, чтобы монахи были истинными и на всю жизнь, а не на один день. Как сейчас нередко бывает.

– При нынешнем положении дел далеко не все сразу получается. У нас, к примеру, в Трифоно-Печенгский монастырь был приглашен сначала один, затем другой игумен, но они оказались несостоятельными. Зерно монашества живет так же, как и зерно нашей веры. И как ни трудно, но росточки начинают пробиваться и у нас. Хорошие монахи у нас есть. Может быть, они не так видны или у них недостаточно образования, но для монашествующего это не главное. Для всего нужно свое время. Сначала зернышко, потом росточек, стебель, дерево и затем уже плод. Рассада у нас имеется – остальное в руках Божиих.

– Помогать людям, страдающим алкоголизмом и наркоманией, мы начали в 2001 году. Уже тогда мы понимали, что это долгий, тяжелый труд и что действовать надо вдумчиво, постепенно. Современные методы борьбы, которые используют в этом направлении различные светские организации и, в частности, наши областные государственные учреждения, отделы областной администрации, нельзя признать эффективными. Здесь все сводится к разовым молодежным мероприятиям – «марафонам», которые время от времени проводятся то в одном, то в другом городе. Наркомания и алкоголизм – тяжелые духовные болезни, излечить же человеческую душу можно только духовными средствами, только в Церкви.

Первоначально мы, конечно, стали изучать тот опыт, который был накоплен священниками Петербурга, Москвы, других городов и монастырей. Решили взять за основу программу «12 шагов». Эта программа направлена на полный отказ человека от любых наркотиков и алкоголя, на изменение его отношений с окружающим миром и духовный рост. В общепринятой программе, разработанной еще в 50-х годах в Америке, только упоминаются религия и некоторые законы теологии. Необходимо было все это приблизить к жизни, и мы разработали свою самобытную программу, осуществив ее на базе наркологической клиники «Панацея». Священники нашей епархии стали работать с пациентами клиники, знакомя их с основами православного христианства, помогая людям возродиться духовно. Вскоре в здании клиники была освящена домовая церковь во имя св.Луки (Войно-Ясенецкого). Там стали совершаться молебны и акафисты перед иконой Божией Матери «Неупиваемая чаша» о наркоманах, пациентах клиники и обо всех, кто одержим этим недугом и недугом пьянства.

– Наш Кольский полуостров внешне очень похож на бутылку. Кандалакша – это горлышко, и проникнуть через это горлышко, провезти наркотики не так-то просто. Нет, причина не в иностранцах. Все эти пороки, с которыми мы боремся в нашей клинике, не внешнего, а внутреннего характера. И если говорить о чьем-то влиянии, то у нас, в России, есть свои «иностранцы» – телевидение и некоторые газеты, которые упорно внушают молодежи чуждый, безнравственный образ жизни.

– У военных есть своя специфика – они замыкаются на прямых обязанностях, которые должны выполнять безусловно. Это ограничивает человека. Но мы и не надеялись, построив храм в Видяево, что он сразу же заполнится. Достаточно того, чтобы храм был открыт, и если даже один человек зайдет туда помолиться – уже хорошо. Значит, этому человеку Бог стал необходим. А молитва в церкви идет. Молитва за тех, кто в море, на вахте, за тех, кто не смог прийти. Если человек, даже не приходя в храм, видит его в своем поселке, то это тоже хорошо. Что делать – служба есть служба.

У нас пока нет четких отработанных взаимоотношений Церкви и Вооруженных сил. Но если я приезжаю в расположение части, то всегда возникают очень серьезные разговоры о нашей жизни и вере. Люди думают, их волнуют различные аспекты земного бытия. И вот чему я радуюсь: такая глубина мысли и размышлений не может быть получена в сектантстве. Наши православные корни видны в людях.

Не надо в этом вопросе торопиться. Если один человек из семьи будет посещать храм, то это уже очень хорошо. Значит, через него вся семья соприкасается с Богом. В той атмосфере, что сейчас существует в Видяево, мне кажется, нужна именно такая, сокровенная, вера в Бога. Сейчас для многих из нас стоит вопрос, чтобы мы свою родную религию – православие – осознали по существу, осознали ее глубину. И ту ситуацию, ту трагедию, которая случилась, нам тоже необходимо осознать.

– Уже нет той «миссионерской» активности, которая была года два-три назад. Но это не значит, что на Мурмане нет сект – они незаметно, но делают свое дело. Раньше у них была наступательная позиция, они считали себя лидерами в духовном окормлении, им казалось, что все у них, как теперь говорят, «схвачено». Но стоило уйти Владимиру Михайловичу Кисенко, который возглавлял отдел регистрации религиозных объединений области, и у них многое застопорилось. Меня тогда обвиняли в том, что я разжигаю межрелигиозную вражду, были «открытые письма», кампания против меня была мощная и умело срежиссированная. Вроде бы это, слава Богу, начало идти на убыль, хотя непонимание осталось. Тут как-то Дмитрий Шевчук – человек из администрации города – высказал мне: «Почему секты?! У нас нет сект! Если зарегистрировали, то это уже религия». Такое вот помутнение в головах.

– На Западе многие убеждены в том, что Россию надо спасать – от последствий большевизма, от атеизма и т.п. На это дело выделяются деньги, собираются пожертвования. Кто-то «спасает» нас вполне искренне. Это первая категория миссионеров. Далее, в их среде неизбежно появляются те, кто хочет на этом деле заработать. Это вторая категория. Третья группа – это миссионеры-диверсанты. Они сознательно внедряются в страну и, прикрываясь религией, осуществляют свои далеко идущие планы в области политики и экономики. И у них в России, конечно, есть почва под ногами. У нас ведь до сих пор много атеистически настроенных людей. И вот когда они начинают задумываться о духовном, тут их и подлавливают «миссионеры», делая свой бизнес. А поскольку люди наши широкие, всему отдаются с душой – то заработать на них очень легко.

Такие люди, находящиеся в духовном поиске, – золотой фонд нашей страны. Мы не должны их оскорблять, отталкивать от Церкви. Мы должны быть готовыми принять их. Если они попали в секту, то это значит, что мы чем-то оттолкнули их от себя, не нашли в себе сил и любви принять их такими, какими они приходили к нам. Я не верю в то, что русский человек сразу может уйти в сектанты. Он хоть как-то, исподволь, через своих знакомых, но попытается узнать, сможет ли он найти утешение в Православной Церкви. И если его оттолкнули (а душа-то болит), то тут его и поджидают разного рода «миссионеры».

– Со школами у нас пока нет должного взаимопонимания. Дело в том, что еще до того, как была образована наша епархия, в этих краях очень хорошо поработали сектанты. Поработали среди интеллигенции, учителей, и сейчас мы сталкиваемся с противлением. Со стороны Комитета по образованию были заявления о том, что «православие не пустим в наши школы». Или готовы «пустить», но за деньги. По их логике, мы должны арендовать залы и на такой основе факультативно преподавать Закон Божий.

Вообще же, к сожалению, вынужден констатировать: наша интеллигенция разленилась. Не хотят работать над собой, им хочется блаженства, достатка и при этом пребывать в самообольщении. Это очень мешает, но мы работаем. У нас в епархии создан молодежный центр, развивается скаутское движение. Молодежь нельзя оставлять на улице.

– В Мурманске теперь четыре храма. А сколько храмов в идеале необходимо для такого города?

– По мере надобности Господь нам дает столько, сколько надо. Недавно был освящен храм Спас-на-водах, и мы не ощутили, что в других храмах народа стало меньше. Это говорит о том, что появились люди, которым был нужен именно этот храм. Если возникнет еще нужда в открытии домов Божьих, то Господь управит, а общины в городе есть.

– Не на количество жителей надо надеяться, а на Бога. Не было еще такого случая, чтобы где-то на селе батюшка погибал от нищеты. Не от материальной бедности страдает наше духовенство, а от духовной. Недостаточно образования, мало жизненного опыта, нет навыков, с чего начинать свою пастырскую деятельность. Почему это происходит? Беда, когда миряне при становлении на священнический путь ориентируются на материальное: хотят иметь машину, достаток, что-то подобное... Не для того мы призваны. Служи Богу – и, повторяю, Он все управит, даст тебе столько, сколько по правде нужно.