К 100-ЛЕТИЮ ПРОСЛАВЛЕНИЯ ПРП.СЕРАФИМА
ДНИ ЦАРЕВЫ
«Дни на дни Царевы приложиши, лета его до дне рода и рода».
(Пс. 60, 7).
3 июня 2001 года
В первых числах июня в Богоспасаемом граде Вятка из года в год совершается чудо.
После долгого зимнего бденья мы с нетерпеньем ждем, когда отворятся, как шлюзы, двери городских храмов и оттуда хлынет людской поток. Он будет течь по улицам, вбирая в себя большие и малые ручейки, и соберется в полноводную реку. Она выйдет из берегов и, орошая путь молитвой, устремит свои воды на север. На третий день пути Божья река упрется в лесистую гору – место обретения иконы Николая Чудотворца. Здесь она повернет свое течение обратно на юг, чтобы войти в прежние берега, – до будущего года.
Название той реки – Великорецкий крестный ход.
Мы слыхали, что она не пересыхала и в самые засушливые годы, пробираясь едва приметным ручейком по лесным дебрям. А теперь год от года становится полноводнее. Ее мощное течение увлекает за собой все больше новых лиц.
Одно новое лицо я приметил в прошлом году.
Благообразная борода, прямой пробор черных волос, тихий взгляд – все располагало к себе.
Я слыхал, как его окликнули «некие от кустодии» (Мф. 28, 11):
– Дескать, не по чину идешь – с певчими!
– Я не с певчими иду, – пояснил богомолец. – Я с Матерью Божьей иду.
Путник не солгал: он бережно нес образ Царицы Небесной – старинную икону в черном киоте.
Тогда я решил свести с ним знакомство. Пристроился в ногу, и мы зашагали бок о бок.
Слово за слово – разговорились. Он оказался издалека – из Дивеева. «Неужели, – изумился я в душе, – икона Божьей Матери с самой Канавки шествует? И теперь Ее владения до нас достигли?»
Тут же мне припомнились наши дивеевские знакомства, и среди них одно – особенно дорогое. Когда-то мы с супругой имели счастье знать одного тамошнего священника. Спрошу-ка, не слыхал ли про него мой спутник.
Он кивнул, но рассказывать не торопился. А на привале вынул из рюкзака журнал «Русский паломник» и вместо ответа указал на обложку...
Тут я окончательно убедился, что Дивеево нас достигло! С обложки на нас глядел знакомый образ. Все тот же веселый внимательный взгляд, все те же рассыпанные по плечам космы черных волос – я мигом узнал их! Священник был изображен в красной пасхальной ризе, держа в руках икону святого Царя Николая.
«Дивеевский пастырь о.Владимир Шикин», – прочел я название статьи. И чуть выше – крупными буквами: «Жизнь за Царя».
Должен сказать, что Царский образ был верной приметой наших встреч. Отец Владимир особо почитал Государя. Стоит ли удивляться, что и теперешняя встреча случилась на празднике святителя Николая – небесного покровителя Царя-мученика.
Вы скажете, случайность? Пожалуй, слишком много случайностей.
И раньше бывали знаки и совпадения. Но мы их не принимали на свой счет. Помню из Евангелия – «род лукавый и прелюбодейный знамения ищет». Искал ли я чудес и знамений? Видит Бог, что нет. Мы ничего не принимали на веру. Все открывалось уже после, как говорится, задним числом.
А впрочем, расскажу обо всем по порядку.
18 августа 1994 года
|
Знакомство наше случилось, как сейчас помню, накануне Преображения. В то время меня донимал один вопрос: можно ли спасти душу человеку моей мятежной профессии?
С ним-то мы и отправились вместе с супругой в Дивеево.
Прибыв на богомолье, прямо с автобуса поспешили к мощам преподобного Серафима. Да опоздали – служба уже отошла. На монастырской площади не было ни души. Лишь из ворот Троицкого храма скользнула вниз по широкой лестнице фигурка священника.
Тот увидал притомившихся путников и обрадовался им, словно старым знакомым. Таким и остался в нашей памяти его образ: цепкий взгляд из-под черных бровей да разлетевшиеся по плечам волосы.
– Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа! – радостно молвил батюшка. И с размаху напечатал крест на моем лбу, животе и на плечах. Да не просто благословил, а словно пронзил своей рукой – мы едва устояли на ногах! И очнулись от долгой дороги: «Где мы? В Дивеево!»
– Вечером, – сказал священник, – приходите ко мне на исповедь. И, ласково обняв за плечи, двинулся дальше.
– Кто это? – спросили в притворе церкви.
– Да это же монастырский батюшка – отец Владимир. Он здесь мирян исповедует.
– Ну, слава Богу! – перемолвились мы. – Только приехали, а нас уже батюшка обласкал. Крепко благословляет – со властью и силой! Мы тут ничьи, давай прибьемся к нему!
Ну и прибились. Когда над монастырем загудел благовест, мы отыскали отца Владимира в южном приделе Троицкой церкви. Вокруг него уже собралось много народу.
Сперва батюшка сказал краткую проповедь. Потом велел всем исповедникам читать «Царю Небесный». Эту молитву твердили хором, как первоклассники на уроке, – раз, другой, третий. И после каждого раза отец Владимир клал земной поклон в сторону алтаря, подавая пример остальным.
Началась исповедь. Очередь к нему была велика, и каждый сосредоточенно вспоминал свои грехи. Время словно замерло.
И тут произошло невероятное.
– Да как ты мог? – разрезал тишину голос отца Владимира. Исповедовался у него средних лет мужчина.
– Раздевайся! – строго потребовал священник. Мы с ужасом посмотрели на него.
– Давай, давай! Как делал тогда, так и теперь раздевайся! – твердо настаивал отец Владимир, глядя на растерянного грешника.
Тот медленно стал расстегивать рубашку, брючный ремень.
У нас перехватило дыхание – до того было нелепым раздеванье посреди церкви. В тот миг я даже услыхал тиканье часов на запястье.
Мужчина переступал босыми ногами по холодному полу и в нерешительности поддерживал расстегнутые брюки.
– Ладно, – остановил его отец Владимир, когда люди стали отворачиваться от режущей наготы. – Ладно, иди!
Полуголый грешник прошлепал к западной стене храма. Ботинки с рубахой, как бездыханное тело, лежали на полу. А «вынутая» душа, наверное, горела от стыда под косыми взглядами.
Меня объял липкий страх. Я понял, что на исповедь сейчас не пойду...
Но брошенные вещи по просьбе священника вскоре вернули владельцу. Когда тот вернулся одетый, отец Владимир ласково обнял его за плечо и стал говорить что-то на ухо.
Мужчина рыдал в голос. Глядя на него, плакали люди.
Мой страх сменился каким-то теплым чувством к отцу Владимиру. Скорее рассказать ему все! Вот и моя очередь. Я шагнул к аналою.
Исповедовал батюшка строго, а если в каком грехе был невиновен, то он радовался со словами: «Так ты же наш, наш!» И каждого старался погладить, как отец ласкает своих детей. Прижимал к себе за плечо, притягивал за макушку головы. Пристально вглядывался в твои глаза, стараясь через них увидеть само нутро человека. Тут я и разглядел его воспаленные от бессонницы очи, излучающие тихую радость.
Но не только лаской лечил нас отец Владимир. Видя наши немощи, он прямо на исповеди заставил меня класть земные поклоны. Да и сам принялся за них со словами:
– Это лучшее упражнение, чтоб наша плоть не бунтовала!
Так мы своими лбами и меряли церковный пол. Но скольких моих поклонов стоил один его поклон!
Наконец дошла очередь до вопроса, с которым я приехал в Дивеево. Стал разведывать у него насчет своей профессии, куда мне дальше.
А он улыбнулся и говорит, что до принятия священства тоже был журналистом! И указал мне на пример современных подвижников Серафима Роуза и Германа Подмошенского, как они издавали в Америке православный журнал с помощью ручного набора.
– Выпускай газету с православным душком, – несколько раз повторил отец Владимир, – и присылай ко мне свою газету!
– Прислать газету? – не понял я. Зачем ему светское издание да еще из другой области? Наверное, предлагает из вежливости. Будет с него и своих забот.
Но мое недоумение стало еще больше, когда он на прощание сказал:
– Приходи ко мне домой!
Тут я смутился окончательно. Да мы у приходского-то священника в гостях не бывали. А через этого монастырского батюшку проходят тысячи людей – и всех не обласкаешь! Мы, может, видимся-то первый и последний раз в жизни.
Словом, такой исповеди я не мог вместить. Мы ведь привыкли по-другому: «сдал» грехи, поцеловал руку и пошел... грешить дальше. А здесь – отцовская любовь незнакомого священника!
О многом еще сказал тогда отец Владимир. Назначил он и срок моего «послушания» в газете. Я поначалу не придавал этому значения. А вспомнил только после смерти батюшки, когда на сороковой день неожиданно для меня решился вопрос о смене места работы. Так уж совпало.
Сколько же в жизни удивительных совпадений!
23 марта 2000 года
После встречи с отцом Владимиром между нами установилась чудесная связь.
Не знаю, было ль это чудом: Господь послал нам «связную» из Дивеево. Она была подругой матушки отца Владимира и в вятскую глухомань приехала... невестой нашего прихожанина! Познакомились молодые в Сергиевом Посаде и наезжали каждые каникулы. Через эту «связную» мы были в курсе дивеевских событий.
А когда выпадал случай, ездили к преподобному Серафиму и сами. Да только уж порознь: дела-заботы не пускали нас вместе с супругой.
Был и такой грех: редко я вспоминал священника, от которого имел благословение на газетный труд. Каково же было мое удивление, когда через год жена привезла мне гостинец: горсть монастырских просфор от отца Владимира.
– Удается ли ему писать о Церкви? – спрашивал батюшка о своем нерадивом «коллеге» и настойчиво просил посылать газеты.
– Неужели это было всерьез? – помянул я его просьбы, ощущая укоры совести. – Неужели он и вправду ждет ответа после одной-единственной встречи с нами?!
Но каюсь – будучи маловером, никаких газет я ему не послал. Слишком далеким казался мне образ монастырского священника. Да и послать-то было нечего: чтобы выпускать газету с «православным душком», надо жить напряженной духовной жизнью. А течение моей жизни напоминало, скорее, сточную канаву.
Но гром грянул.
Однажды мы были поражены вестью о тяжелой болезни отца Владимира. Дивеевская «связная» поведала, что батюшку видели в Троицком соборе монастыря, как затухающую свечку. Он сидел на стульчике, высохший, как мальчишка.
А вскоре пришло известие о его смерти.
Мы не поняли, как мог скоропостижно умереть еще молодой жизнерадостный человек. Казалось, что его энергии и любви хватит надолго, в том числе и нам. Вот и не торопились в Дивеево, находя более срочные дела.
Почему так рано умер отец Владимир, оставалось тайной. Дошел слух, что уже больной он отправился в Москву. Говорили – едва ли не к самому Патриарху, чтобы хлопотать за Царя. В тот год намечался Архиерейский Собор, а отец Владимир очень горевал за проволочки в прославлении Государя. И в столичном военном госпитале батюшка предал свой дух Господу.
До канонизации Царя-мученика он не дожил всего полгода. А день памяти отца Владимира – 23 марта – стал в моей грешной жизни еще одним Царским днем.
24 июня 1996 года
«Приходи ко мне домой!» – эта фраза отца Владимира не давала мне покоя. Ведь у мощей преподобного Серафима на ветер слов не бросают. Не Господь ли протягивал мне руку через монастырского священника?
Я бреду по заветной Канавке Серафима Саровского к старой богадельне. Там когда-то жила семья отца Владимира: матушка и двое детей. Помню, как в последний приезд я впервые разыскал его маленькую квартирку на втором этаже. Дверь оказалась незапертой. Я толкнул толстое дверное полотно, и за ним открылась полутемная комната. А там – никого! Я поспешил спуститься вниз.
В другой раз повезло больше – мы встретились с отцом Владимиром у храма после литургии. Стоял теплый летний день. Мы шли вдвоем по Канавке преподобного Серафима. И никто из его духовных детей не пристроился к нам по пути, не прервал нашей беседы. А ведь обычно за батюшкой целый хвост богомольцев!
– Отец Владимир, я что-то не пойму пророчество преподобного Серафима, что он сам прославит Царя? – высказал я свое сомнение.
– А он для меня давно прославил, – задумчиво молвил отец Владимир.
– Неужели, не знает? – заело меня маловерие. – Что это значит, «давно прославил»?
Часто мне приходили на ум эти простые слова. Но понять я их смог после канонизации Царской Семьи. Кому, как не батюшке Серафиму, прозревшему наперед судьбы России, было не знать и о том, что святость Царя по нашей слепоте будет для нас камнем преткновения? Поэтому и сам преподобный Серафим выступает поручителем святости Царя, извещая об этом будущие поколения: «Того и я прославлю!» Стало быть, что кто отвергнет святость Царя, тот отвергнет и святость преподобного Серафима. А кто святость преподобного отвергнет, тот и душу свою отщетит!
Но тогда-то я, грешный, не поверил отцу Владимиру – уж больно просто: «давно прославил». А он ничего не объяснял и не доказывал. Тем временем мы с ним подошли к ветхому двухэтажному бараку, где была батюшкина квартирка. У крыльца стояла группа людей. Они были, «яко овцы, не имущия пастыря» (Мк. 6, 34). Тут я со стыдом понял, что отец Владимир звал к себе домой всех страждущих, а не только своих «коллег».
Батюшка поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и вернулся обратно с подарками: кому-то благословил книжку, кому-то крестик. И каждого по-отечески погладил или обнял. О каждом исполнил заповедь любви. А меня – позвал наверх.
Господи, да почему же меня-то? Тогда я думал – как своего «коллегу». Теперь догадываюсь – как самого грешного и болящего.
Пахнуло кислым запахом старой трущобы. Полутемная комнатка батюшки с растрескавшейся печкой и убогой обстановкой вызвала чувство испуга: «Разве здесь можно жить? Да еще с семьей!»
Отец Владимир подошел к красному углу и, едва помедлив, вынул оттуда образ святого Георгия Победоносца. Затем, повернувшись ко мне, благословил иконой со словами:
– Святый великомучениче Георгие, помогай рабу Божьему (назвал мое имя) в его бранех!
Тут я рухнул на колени.
Батюшка вручил мне святого Георгия (точнее, наоборот – меня вручил ему!). В умилении я приложился к образу великомученика, а затем поцеловал отеческую руку священника.
Вспоминаю это, как дивный сон: это была наша последняя встреча с отцом Владимиром. В тот день Господь изволил открыть мне, грешному, что такое жертвенная любовь к погибающим грешникам.
18 мая 2000 года
Смерть отца Владимира произвела в нашей жизни какой-то переворот. Все началось после сорокового дня – с маленького события, о котором можно было бы умолчать. Если б не чудесное совпадение дат...
В тот день жена ездила в город и вернулась домой под вечер в сильном волнении. Признаться, поначалу я спокойно отнесся к ее рассказу, делая поправку на женскую впечатлительность. Однако стоит выслушать эту историю. Суть происшедшего была такова.
Супруга опаздывала на электричку, которая стояла на дальних путях пригородной платформы. До отправления уже не оставалось времени, когда она вышла из городского троллейбуса на привокзальной площади. Если не уехать сейчас, значит, ждать вечернего поезда.
До пригородной платформы – метров пятьсот. А у супруги была тяжелая сумка, с которой она тащилась по пустому перрону, глядя на темную точку электропоезда вдалеке. Кроме нее, опоздавших уже не было – время отправления истекло.
Вдруг с ней поравнялся мужчина в белом плаще, который двигался в ту же сторону. Он подхватил тяжелую сумку и спокойно зашагал дальше. Жена благодарно кивнула ему и... бросилась к электричке. Но ее благодетель не торопился.
– Давайте побежим! Электричка же уйдет! – взмолилась супруга.
– Без нас не уйдет, – твердо сказал незнакомец.
Но жена то и дело забегала вперед и умоляюще оглядывалась на него.
– Электричка без нас не уйдет, – удерживал ее спутник.
Постепенно она смирилась с его размеренным темпом и зашагала рядом. Электричка все еще не трогалась с места.
Незнакомец шел молча. Держался он бесстрастно, не выражая ни усталости, ни волнения. Его отстраненность удерживала и жену от расспросов. Она лишь осторожно поглядывала на него сбоку и узнавала... образ дивеевского священника: такие же распатланные по плечам волосы, цепкий взгляд из-под темных бровей, невысокий рост...
Ей хотелось бы разглядеть незнакомца лучше, да что-то удерживало от этого. «В вагоне спрошу его имя и буду поминать о здравии», – решила она. Так и дошли до дверей электрички.
Мужчина поднял сумку по высоким ступеням в тамбур и поставил на пол. Еще не сумев перевести дыхания, супруга благодарно кивнула ему.
Тут она увидела в вагоне старую знакомую – нашу прихожанку, которая вышла замуж и переехала в дальнее село. А та приветливо закивала супруге. Тогда жена занесла сумку в вагон и сказала: «Здравствуй, Анна! Подожди минуточку, я поблагодарю одного человека».
Но, вернувшись в тамбур, она не нашла своего благодетеля.
– А мужчина в белом плаще не выходил из вагона?
– Да только что вышел, – сообщили ей курильщики у дверей.
Она выглянула на улицу и увидала безлюдный перрон, запертый глухим забором с одной стороны, а с другой – поездом. Решив, что мужчина перешел в соседний вагон, она через тамбур кинулась туда. Но и там его не было. Он словно растворился в воздухе!
Всю дорогу домой жена разговаривала со своей знакомой, но с тайной печалью думала о странном помощнике. В его облике читалось что-то родное и близкое.
– Он был похож на отца Владимира! – повторяла она дома с сокрушением. – Я поняла это с первой секунды! Но меня, знаешь, что смущало? Его ботинки! Я не могла поднять взгляд на его лицо и, глядя на ботинки, все думала: почему у него, как у земного человека, пыльные ботинки?
После этого случая минул целый год. Церковь, наконец, прославила Царя Николая II. За большими и малыми событиями случай на вокзале стал забываться.
Неожиданно вспомнили про него, когда в городе Кирове прошел первый крестный ход в день рождения Государя, 19 мая, чудесно совпадающий с памятью Иова Многострадального, житие которого прообразовало и судьбу святого Царя. В те дни жена листала свой дневник и увидала запись за прошлый год, помеченную 18 мая: «Ездила в Киров. Чудесный случай на вокзале, как я с Божьей помощью не опоздала на электричку». Двумя днями раньше она нашла еще одно важное совпадение: «16 мая. Закончила читать Псалтирь по отцу Владимиру».
– Посмотри, как все удивительно совпадает! – вновь заговорила она о странном незнакомце. – За пару дней до встречи на вокзале я закончила Псалтирь, а сама встреча была накануне дня рождения Государя!
Тут и мне пришлось согласиться: смысл подзабытого эпизода открывался в ряду незамеченных нами событий! «Замечайте события вашей жизни, – наставлял когда-то преподобный старец Варсонофий Оптинский. – Во всем есть глубокий смысл. Сейчас они вам непонятны, а впоследствии многое откроется».
Так после смерти отца Владимира мы почувствовали его участие в нашей жизни.
Тогда-то я и вспомнил про образ святого Георгия Победоносца, благословленный батюшкой. Бережно вытер с него многолетнюю пыль и поставил в изголовье своей постели. С той поры я уже редкое утро не обращался с молитвой к св.Георгию. Через эту молитву сильнее чувствовалась наша невидимая связь с отцом Владимиром, который поручил меня, грешного, этому святому.
И однажды эта связь обнаружила себя зримо. Когда супруга читала Псалтирь о упокоении батюшки, меня терзал один вопрос: как поминать отца Владимира? Мы не знали, в каком чине призвал его Господь. Если женат, то, значит, иерей или протоиерей? А вот уточнить в ту пору было не у кого.
В те дни один мой коллега принес мне почитать из интернета электронную версию «Московского журнала». Но за отсутствием свободного времени журнал оставался нераскрытым всю неделю. Наконец я решил пролистать его, сел за компьютер и открыл первую попавшуюся статью. И не поверил своим глазам – на экране крупными буквами высветился ответ на мой вопрос: как поминать отца Владимира?
«Иеромонах Владимир Шикин» – гласил заголовок статьи.
Август 1999 года
Тайна святости – доступна ли она нашему рассудку? Признаюсь честно, моему – нет. Отказаться от всех Царских привилегий, обречь на страдания любимую Семью, не воспользоваться шансом бежать заграницу, добровольно пойти на заклание – все это противоречит здравому смыслу. Но подобное познается подобным.
Небесная высота Государева подвига приоткрылась мне, грешному, через тайну смерти отца Владимира. Дивеевский пастырь по примеру любимого им Государя исполнил большую из всех заповедей – «душу свою положил за други своя» (Ин. 15, 14).
Однажды среди разных публикаций о батюшке встретилась мне такая история, похожая на легенду. Впрочем, потом она была подтверждена и другими источниками. В августе 1999 года в Дивеево приехала одна семья. Верующая жена привезла к отцу Владимиру тяжелобольного мужа. Врачи ему помочь уже не могли, оставалась надежда на чудо. И оно случилось.
После долгой и мучительной исповеди у отца Владимира умирающий мужчина пошел на поправку. Этот факт засвидетельствовала в своем письме в Дивеево его супруга: муж чудесно исцелился от онкологического заболевания. А еще она сообщила со слов своего мужа и другую подробность. Во время той решающей исповеди отец Владимир, видя неумение гибнущего человека принести покаяние, обнял его за плечо и сказал: «Не переживай, все твои грехи я беру на себя». Спустя короткое время врачи диагностировали у батюшки рак.
Последние месяцы жизни стали его Голгофой: батюшка умирал голодной смертью. Неужели, спросите вы, он умер вместо исцеленного грешника? – Бог весть! Отец Владимир и прежде без колебаний раздавал людям все, что имел.
В январе 2000 года он получил благословение от архимандрита Кирилла (Павлова) на монашеский постриг. После принятия ангельского чина с именем Владимир батюшка почувствовал силы и снова смог служить литургию.
Все духовные чада надеялись на исцеление своего пастыря. Но отец Владимир тихо готовился к переходу в иную жизнь. «Когда же созреет плод, тотчас посылается серп» (Мк. 4, 29).
А последнюю службу в земной жизни иеромонах Владимир сослужил в московском храме святителя Николая в Пыжах у протоиерея Александра Шаргунова. На богослужении читался акафист Царственным страстотерпцам, еще не прославленным в ту пору на Церковном Соборе. Но миро с чудотворного образа Царя Николая текло в несколько струй. И весь храм молился за тяжко болящего иеромонаха Владимира. «Я не достоин такой любви», – плакал в умилении отец Владимир.
Свидетелем его праведной кончины была лишь его матушка Ирина: «Вечером он попросил: «Дай-ка мне, матушка, четочки, что отец Кирилл подарил. Дивный старец! Столько у него любви!.. Ну а ты почитай Псалтирь». Я прочитала Трисвятое по Отче наш, и отец Владимир тихо возгласил: «Яко Твое есть Царство и Сила и Слава, Отца и Сына и Святаго Духа...» и заснул. Это были его последние слова на земле...»
Через несколько дней гроб с телом почившего иеромонаха повезли в Дивеево. Дорогой остановились на ночлег в Боголюбовском монастыре г. Владимира. Именно здесь несколько лет назад на внутренней части купола проявился нерукотворный лик святого Царя Николая с императорской короной. Гроб на ночь установили в соборе прямо под куполом. Так они и встретились лицом к лицу: Царь и священник, монарх и монах.
2001 год – февраль 1917-го?
После прославления Государя на Архиерейском Соборе мы решили сугубо молиться святому Царю-мученику. Взяли благословение в монастыре, стали читать дома и еще заказывать молебны с акафистом после воскресных богослужений.
Сначала настоятель служил согласно. Потом вдруг засомневался:
– А почему нет благословения Патриарха? Вот здесь, на акафисте? Вы уж как хотите, а я такой акафист читать не могу, – развел он руками.
Мы сначала приуныли, а потом – ничего. Смотрим: на акафисте Царственным мученикам стоит благословение от семи русских архиереев – вся церковная полнота! А что нет Патриаршего, то это ничего – мы, слава Богу, не католики, не станем уклоняться в папство.
Стали сами молиться потихоньку, пока мне в руки не попала статья московского клирика под названием «Богословские соблазны монархического движения». Монархисты-то мы – копеечные, а вот насчет акафиста Царственным мученикам там было сказано сурово. Дескать, это самая махровая ересь, потому что нельзя Царя Николая II называть искупителем, как это сделано в акафисте: «Тя бо избра по образу Сына Своего в жертву искупления за грехи людей российских». Искупитель только Один – Иисус Христос.
Выходит, Царя прославили, а молиться ему – нельзя? Стали мы тогда сами доискиваться правды. К одну священнику подошли, к другому: «Батюшка, можно ли называть Царя-мученика искупителем?» И долго так метались, пока не получили четкого ответа: «Человек не может выкупить человека».
Эти рассуждения сильно мою веру в святость Государя поколебали. Со стыдом я отложил в сторонку акафист. Таким недоумением наше моление к Царю и закончилось. Вдобавок ко всему мой начальник на работе увидел у меня маленький портрет Государя и потребовал его убрать со стола. Здесь, дескать, государственное учреждение и не должно быть никакой политики.
Так я, окаянный, и отвергся Царя. Вернулся домой в большом унынии. И чтобы найти утешение, открыл Святое Евангелие. И когда стал читать рассказ о хождении Христа по водам, увидал слова Спасителя к утопающему Петру, как бы выделенные в тексте особо: «Маловере, почто усумнелся еси?» (Мф. 14, 32). При этих словах я испугался, что оно и есть указание Свыше. И снова усомнился, что Господь может быть так близок!
Вскоре исполнилось пророческое слово Серафима Саровского, и в Дивееве прославили троих святых. А среди них – преподобную Елену, которая приходится родной сестрой Михаилу Васильевичу Мантурову, серафимову служке.
Тогда-то мы с удивлением узнали, что преподобная Елена умерла за послушание вместо своего брата. Вот как ей сказал об этом сам преподобный Серафим (согласно летописи Серафимо-Дивеевского монастыря): «Видишь ли, матушка, братец-то твой болен у нас, и пришло время ему умирать... а он мне еще нужен для обители-то нашей... Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича, матушка!» «Благословите, батюшка!» – ответила Елена Васильевна».
Не значит ли это, что и святые Царственные мученики умерли вместо нас – «людей российских» – за послушание преподобному Серафиму?
Не зря же, как говорится в дивеевских преданиях, святой Царь Николай «плакал безутешно», когда прочитал письмо от Серафима Саровского, переданное ему в дни прославления батюшки Серафима в августе 1903 года! А маловерные подданные из государевой свиты по своему человеческому разумению говорили плачущему Императору, что «батюшка Серафим хоть и святой, но может и ошибаться».
Господи, прости нас, окаянных! Мы ведь сегодня пребываем в том же маловерии, как и слуги государевы, которые поверили в лживые наветы и предали его в феврале 1917-го.
1 августа 2000 года
Так неужели исполнилось непостижимое и страшное пророчество Серафима Саровского? – «Царь, который меня прославит, того и я прославлю!» Где же обещанное от преподобного Серафима поручительство святости последнего русского Царя? Относить ли нам его слово к судьбам мира, или считать лишь благочестивой легендой?
Не так давно я был поражен видеозаписью, сделанной в Дивеево накануне общецерковного прославления Царственных мучеников. Была память преподобного Серафима Саровского – 1-ое августа. Крестным ходом обносили святые мощи преподобного Серафима. Грозное небо в тот миг представляло апокалиптическую картину, вызывающую священный ужас. Если такое чувство вызвала простая видеозапись, то каково было на деле? Уж не сам ли преподобный Серафим напомнил нам, погибающим, о своем обещании прославить Царя?
С этим вопросом я отправил письмо товарищу усопшего иеромонаха Владимира Шикина – священнику Троицкого собора о. Владимиру Сушкову. И вскоре этот батюшка, спаси его, Господи, откликнулся!
На том и прекращаю свое многословие. С благоговением и страхом передаю читателю отрывок из его письма.
«На ваш вопрос о знамениях небесных в 2000 году отвечаю, что действительно я был непосредственным свидетелем происходящего. Я служил раннюю литургию, а затем помогал на исповеди. Когда пошел крестный ход, я стоял с юга от собора и видел внезапно налетевшую короткую бурю с моментальным проливным дождем. Небо потемнело так, что, казалось, наступила ночь. Налетел сильный вихрь, поднявший большие клубы пыли. По воздуху полетели ветки, отломившиеся от деревьев. Хлынул дождь, который был так силен, что весь крестный ход, все архиереи и Святейший Патриарх в один миг совершенно промокли. Это было, конечно, грандиозное зрелище. Не берусь в точности толковать его духовное значение, но такое явление природы в столь знаменательный час не может быть случайным.
Господь сим знамением явил славу угодника Своего, чтобы мы не забывали о грядущих великих событиях, не расслаблялись духовно (к чему по немощи нашей мы так склонны). Связь с прославлением новомучеников, видимо, есть, но более эти знамения нам в укрепление веры, да не страшимся грядущего». <...>
Вот ведь и прославление Царственных мучеников, хотя и стало для России важным и радостным событием, но показало, что по-настоящему их почитает не весь народ, и даже не вся Церковь. Очень мало знают люди о жизни Царской Семьи, о чистоте их веры, о любви к народу и к Отечеству своему. Многие из нас оказались не способны понять значение их подвига, узреть удивительную красоту христианского духа, которая была явлена членами Царской Семьи и другими Российскими новомучениками. Духовная красота эта, бывшая почти незаметной в мирные годы российской жизни, ярко воссияла во время свирепых большевистских гонений. Русская революция была для России и жатвой, и судом, и испытанием Церкви. И во главе новомучеников стал РусскийЦарь! Как это прекрасно! Святая Русь была распята, но духом победила своих распинателей. Понять это и познать в полной мере может лишь чистое сердце, обретшее хоть малую толику совершенства. Лишь тот, кто практически и настойчиво старается блюсти себя в Евангельских заповедях, получает дар понимания духовных высот. Далеко не все из христиан живут так, и потому Господь знамениями напоминает нам о цели и смысле христианской жизни, о великих делах и великом предназначении нашей Церкви.
Слава Богу за все!
Н.Мочалов
г.Вятка
 | назад |
| вперед |  |
