ВЗГЛЯД
БРАТ
20 сентября – годовщина гибели съемочной группы Сергея Бодрова – «брата»
20 сентября в Северной Осетии, в Кармадонском ущелье, прошла траурная церемония в память о жертвах ледника Колка. Год назад ледяная лавина унесла жизни 125 человек. Как сообщила «Лента.ру», в 11.00 над ущельем прозвучали удары колокола. Одновременно над ним пролетел самолет, с борта которого было сброшено 125 гвоздик. Траурная церемония собрала более трех тысяч жителей Северной Осетии, около 150 родственников и друзей погибших приехали со всей России.
В низовьях ущелья, где прошла траурная церемония, в ближайшие дни будет открыт памятник. Он представляет собой высеченную в каменном монолите шестиметровую фигуру юноши. К ней будет вести 60-метровая гранитная лестница, обрамленная с двух сторон саженцами роз.
«Я не хочу быть актером»
У нас есть склонность: каждый раз, когда мы сталкиваемся с трагедией, винить жертвы. Как написала о случившемся в Кармадонском ущелье одна православная газета, «...а Сергей ведь не только поучаствовал в небогоугодном деле, но еще и соблазнил многих. Господь не наказывает, Он есть Любовь. Он ждет. Если же нет покаяния, если грех становится в сладость и затягивает все глубже, происходят природные катастрофы».
Красиво сказано, но даже язычники были в таких случаях милосерднее. Греческий драматург Менандр за 300 лет до Рождества сказал: «Те, кого полюбят боги, умирают молодыми». А мы, словно Христос никогда не рождался, всегда точно знаем, за что Бог наказал соседа. А когда по самим ударит, то непременно найдем необидное для самолюбия объяснение. Это как у готтентотов: добро – это когда ты у соседа корову украл, зло – когда у тебя корову украли.
Скажу по совести, сам я, когда услышал о сходе ледника Колка, первым делом подумал: за что? И даже вспомнил, как за год до этого – после крушения башен-близнецов в Америке – Сергей воскликнул, что уходит из кино. Он считал, что на нем лежит часть вины за случившееся. В отличие от многих, ему не пришла в голову мысль, что Америка наказана за то или за се. Бодров был из тех редких людей, которые винят обычно себя, а не других.
* * *
Из кино Сергей, правда, так и не ушел. Вместо этого принял участие в съемках балабановской «Войны» и создал фильм «Сестры». Думается, что две эти картины искупили много его вольных и невольных грехов.
|
«Война» – эпос о русском солдате Иване Ермакове (эту роль сыграл студент Щепкинского театрального училища Алексей Чадов). Вернувшись из плена, он вновь неохотно, но отправляется в Чечню – выручать из неволи капитана Журавлева (Сергей Бодров) и девушку-датчанку. В Ермакове нет зла, жажды мщения, он делает грязную работу, потому что так надо. Единственное бессмысленное убийство в фильме совершает спутник Ивана – англичанин, который и предаст в конце концов солдата, из гуманизма, конечно.
Но это не важно. Главное, что зачуханный раб, которого мы видим в начале фильма, все растет, сотрясая горы и долы, в том числе и нравственно. «Ты горец!» – скажет Ивану плененный им чеченский командир. «Нет, я на равнине родился», – ответит Ермаков походя, думая о чем-то своем. Не он начал войну, но такие, как он с капитаном, ее закончат. Когда заставят уважать себя и свою правду.
В «Сестрах», снятых Бодровым, суть дела в том, что главной героине, старшей из девочек, слава Богу, так и не пришлось убить человека. Там палят друг в друга рэкетиры, а достойные люди становятся их заложниками. Кадры гибели милиционера, спасавшего девчонок, – это прорыв в новое, подлинно русское кино. За несколько экранных минут актер, которого я до сих пор по фамилии не знаю, создал образ героя нашего времени, даже более сильный, чем бодровский Данила.
В финале героиня картины вместо того, чтобы ехать в Швейцарию, остается в России. Это никак не выпячивается. Это нормально, что уезжать должны бандиты, а мы оставаться – там, где нам Бог быть определил. После «Сестер» Сергей начал снимать фильм «Связной». Он тоже, судя по отрывкам сценария, должен был стать не героическим, без пальбы – о человечности, о мужестве.
Бодров был тезкой и ровесником моего младшего брата. Я на него так всегда и смотрел, как на младшего. Мне нравился этот парень с похожей на гагаринскую улыбкой. Ее не сделать, будь ты трижды талантлив. Тут душа нужна. Да и не был Бодров актером, в этом его феномен и заключается. Кто-то из журналистов однажды заговорил с Сергеем на эту тему:
– Ты, несмотря на довольно большое количество ролей, постоянно говоришь, что не актер. Что в тебе должно измениться, чтобы ты себя им почувствовал?
– Во мне ничего не должно измениться, потому что я актером себя чувствовать не буду. А так нужно больше самовлюбленности и главное – стремление всем понравиться.
– А в тебе этого нет?
– Нет. Во мне этого нет. Я не хочу быть актером.
Многих, наверное, удивит, что по специальности Бодров был историком, а кандидатскую диссертацию защитил по теме «Архитектура в венецианской живописи Возрождения».
Но это тоже не было главным. Главным было просто жить не по лжи, любить жену и дочку, пытаться какое-то свое чувство правды донести до людей – и в жизни, и в кино, и на телевидении, где он несколько лет подвизался во «Взгляде». До Бодрова и после него эта передача мне была неинтересна. Только вдвоем с Сергеем Любимов смог сделать из нее что-то действительно человеческое. Помню два сюжета о московском юноше – православном, простодушном, со светлыми, по-монашески длинными волосами. Сначала был рассказ о том, как он держит у себя в квартире, на первом этаже, лошадь. А потом, спустя год или два, мы узнали, что парнишка погиб в Боснии, воюя добровольцем. Вот еще один герой нашего времени. Бодров всю жизнь создавал их, находил. И сам стал одним из них.
* * *
Он родился 27 декабря 1971 года в семье писателя, сценариста и режиссера Сергея Бодрова-старшего. Вот два рассказа Бодрова о детстве, которые, может быть, лучше помогут нам понять его улыбку:
«Однажды я украл у товарища машинку. Играть в нее я не смог. Начал ужасно мучиться. Про это узнала мама и посоветовала позвонить родителям того мальчика. Стыд был чудовищным, сама мысль о звонке – непереносимой, но я решился. Тогда я понял, что мужественные поступки совершать труднее, чем постыдные, но зато они делают тебя сильнее...»
«Когда я был маленьким, я считал себя очень умным. По крайней мере, мне было сложно представить человека умнее меня, кроме разве что нескольких взрослых. Это ощущение прошло, когда я прочитал книгу Толстого «Детство. Отрочество. Юность». Меня поразило, что то же самое и теми же словами вспоминает о себе писатель. Примерно в то же время я узнал о бесконечности Вселенной. Тогда я понял, как много существует маленьких внутренних миров и какой необъяснимый большой мир они образуют...»
Он таким и остался до конца – немосковским каким-то. Его спрашивали:
– Ты – тусовочный человек?
– Нет.
– Но Москва же в этом смысле город...
– Какой?
– Большой. Активная ночная жизнь. Ритм бешеный.
– Да, это так. Знаете, по-настоящему нужные люди не имеют мобильных телефонов, пейджеров. Их не так просто вычислить. Если нужно, они сами позвонят. Это я не про себя, упаси Бог...
Полное отсутствие выпендрежа у Данилы Багрова не из воздуха родилось. Это бодровское качество. Они с режиссером Алексеем Балабановым обладали каким-то врожденным даром находить людей, способных жить на экране, а не просто играть. О Викторе Сухорукове, который играл брата-бандита, Бодров вспоминал:
«Мы вместе жили в квартире в Чикаго, специально попросились. Там были огромные окна, от пола до потолка, смотришь – и весь город перед собой видишь. Фильм-то малобюджетный, я как в эту квартиру вошел, подумал, не ошиблись ли мы дверью. А Витя на всю эту красоту посмотрел и сказал: «Витька Сухоруков в Чикаго. Видела бы мамка моя...» А потом минут сорок молчал. Он первый раз был за границей, потом пошел гулять по Чикаго, исходил весь город. Витя замечательный».
Ноль имитации, монологов, театра – вот метод Балабанова и Бодрова, несовместимый с системой Станиславского.
* * *
Ксения Алферова, работавшая с Сергеем в программе «Взгляд», сразу после схода лавины в Кармадонском ущелье сказала:
– Понятно, что никто не должен умирать, это ужасно. Но Серега вообще не имеет права этого делать. Потому что он настоящий. Вот он один из тех немногих, которые настоящие. Во всех своих проявлениях настоящий... и очень веселый. У него совершенно гениальное чувство юмора. Он специально никогда не шутит. От него идет такая необыкновенная энергия, он такой светлый, что ли, человек... У меня есть подруга, у которой, когда они общались, рот не закрывался, она хохотала каждую секунду. Причем Серега не шутил. Он просто о чем-то рассказывал. Но делал это очень здорово!
«Я – не профессионал, – говорил он... – Есть вещи более важные, чем профессионализм, и качества более важные. Это внутри, это часто не опишешь словами. Это измеряется количеством энергии, которую ты отдаешь, своей кровью, своей душевной энергией... И понятно, что за все платишь, но разную цену...»
О Кармадонском ущелье он тогда и не слышал. Когда увидел впервые, был восхищен его красотой, покоем этой вечной чаши, тем, как солнце играет на краю ледника. Делился радостью со съемочной группой, не подозревая, что стоит на краю своей отверстой могилы.
Данила Багров
Настоящая слава Сергея началась все-таки с «Брата». Перепало ему за него немало, потому что мало кто захотел разглядеть, о чем, собственно, фильм. Я не стану здесь спорить с тем, что герой его Данила Багров – человек, искалеченный войной. Не с чем спорить. Из Чечни другими редко возвращаются. Этих мальчишек научили убивать и умирать легко, а потом отпустили домой – в Россию. Беда в том, что Грозный – это тоже Россия, так же, как и Петербург, и стреляют что там, что здесь почти одинаково густо. Где граница? Нет ее.
* * *
И все-таки, слава Богу, они возвращаются – те, кто выжил. И кто их встретит – за тем они пойдут. Пойдут за бандитами, пойдут за монахами – за теми, кто, глядя им в глаза, не станет врать. Их от этого отучила война. Кто отучит нас – тех, кто на войне не был.
Помню, как в один из госпиталей пришел священник. И когда солдатики потянулись, стали говорить, как страшно им, как муторно из-за того, что пришлось делать на войне, то услышали в ответ: «Вам не в чем каяться, вы сражались за други своя», и дальше в том же духе. Однажды я так же примерно попытался утешить товарища, старлея-«афганца», который месяцами не выходил из депрессии. Про «другов», естественно, сказал. А он посмотрел на меня с вымученной такой улыбкой, в ней и страдание было, и ирония, и Бог еще знает что. Посмотрел и сказал: «Но мне нравилось убивать...»
Если кто-то думает, что он этих ребят когда-нибудь поймет, то жестоко заблуждается. Но не лезть к ним со своей готтентотской моралью мы все-таки можем. Не предавать, не донимать их тем, что, пока Данила в Чечне, он для нас, верующих, однополчанин св.Евгения Родионова, а в Петербурге – изверг рода человеческого. Вот что можно найти о Багрове в православной периодике: «Наш благородный герой выглядит человеком с завязанными глазами. Когда нет точки отсчета, нет критериев, самые высокие понятия размываются, теряют свой смысл, превращаются в свою противоположность. А точка отсчета есть. Это нравственный закон...»
В той же газете смакуется, как царь Иоанн Грозный мучил перед казнью человека. Невиновного, кстати. Но ему можно – он стихиры писал. А Даниле нельзя даже защитить себя, ибо «на Багрове нет крестика». Хуже того, в фильме «Брат-2» Данила Багров разъезжает со своим братом на белом авто с номером «999». Графически это тот же номер, что и «666». Прямое указание для нас на то, кому на самом деле служат наши славные герои». Я читаю все это, пытаюсь представить и боюсь, что уцелей св.Евгений в Чечне, как бы не задали ему первым делом вопроса: «Есть ли у тебя ИНН?» Или еще что-нибудь вроде этого.
Сытый голодного не разумеет.
* * *
И все-таки, слава Богу, они возвращаются... Что дальше? Сергей отвечал:
«Когда какой-нибудь оппонент говорит мне: ну как же так, «Брат» – это не покаяние, не рефлексия, это вообще не в традициях русской литературы – убивать и не покаяться, вот Раскольников убил, но покаялся, – я отвечаю: представьте себе картину – первобытный мир, костер, сидят у костра люди, они еще толком говорить не научились, а кругом – хаос, тигры саблезубые ходят. И вот один встает и говорит: «Отныне будет так: мы будем защищать своих женщин, свои жилища, своих братьев. И это будет наш первый закон». Это слова первого закона, произнесенные в мире, где вообще законов никаких не существовало. Потом, через тысячи лет, эти люди обретут Христа, покаются. И то, что было сказано в «Брате» в 1996 году, – это и были слова такого первого закона, сказанные в мире, где не действовали не то что законы – даже понятия: ни бандитские, ни политические, ни моральные».
Мы отправили Багрова убивать, а он в ответ пытается на доступном языке научить нас этому первому закону: различай – где свой, где чужой, мирный – боевик, нельзя стрелять без нужды, а если можно обойтись без оружия, то лучше его не вынимать. Но если нет другого способа защитить человеческое достоинство, уберечь своих – дерись до конца.
Это наука выживания, в том числе и душевного. То, что Багров в Чечне лишний раз на курок не жал, – это очевидно. Лишний раз – это что-то вроде выстрела в собственную голову – путь к безумию, как это случилось с полковником Будановым. Тем самым, который в праздник выпускал по чеченцам снаряды, где белым по зеленому было написано «С Рождеством». И уже не мог остановиться, пока Бог его не остановил.
Там, на войне, Данила и выстрадал, выработал свой Закон благодаря тем, кто погиб, сошел с ума, чудом уцелел. Но это только основа, начало. Что дальше? Неправда, что «Брат» – нехристианский фильм. Хотя Багров и не мучится особо, у него там почти все внутри оглохло и онемело, за него страдают другие. Женщину Данилы по его вине избивают, насилуют, но она все равно с ним остается. А прочь гонит только тогда, когда Багров ее бывшему мужу-придурку ногу прострелил. Вот русская баба во всей своей наглядности и чистоте.
И Немец страдает – бомж-христианин, обитающий где-то на Смоленском кладбище. Жалко ему Данилу и муторно от крови. Он и деньги брать отказывается. Нечистые они, да и зачем святому имение.
Вот светлые уроки, которые Данила получает в Питере, перед тем как отправиться сначала в Москву, а потом в Америку – силу искать, которая все держит.
– А в чем сила, брат? – спрашивает он.
– В деньгах вся сила, брат. Деньги правят миром, и тот сильнее, у кого их больше.
– Ну, хорошо, вот много у тебя денег, и что ты сделаешь?
– Куплю всех.
– И меня?
В конце концов жадность брата все-таки погубила. Вместо него Данила возвращается из Америки с русской проституткой, отбитой у сутенеров, – сестрой (благо отношения у них с Багровым незамутненно-платонические). Она там горя помыкала, что-то поняла в жизни, а значит – пора домой. На протяжении двух фильмов Данила ищет силу, большую, чем есть у него – русского спецназовца, прошедшего Чечню, чтобы сказать в конце концов: «Сила не в оружии, сила – в правде».
Алексей Балабанов сам до этого додумался – запамятовал, что задолго до него св.Александр Невский произнес: «Бог не в силе, а в правде». Тем удивительнее, что русские люди независимо друг от друга рано или поздно к этому приходят.
* * *
Вопрос в том, как приходят, через что? Св.Александр русской крови немало пролил, в том числе «православно-патриотической» – за бунт против Орды. Можно былины наши вспомнить, где кровь льется, как водица. И если св.Илия Муромец в монастырь ушел под конец жизни, так еще и затем, чтобы грехи замаливать. Что говорить о вымышленных персонажах. Рядом с Тарасом Бульбой Данила Багров – Песталоцци какой-то. Русские плохо умеют писать прологи, их сила в концовках. Вот только готовиться к этому приходится незаметно, но загодя. Ведь не тем берет Багров, что стреляет хорошо. А тем, что уходит от вопроса, где служил, равнодушно повторяя: «Да так, при штабе».
Это не бравада, а врожденное чувство, ответ на тему: «Хотят ли русские войны?»
Бодрова спросили однажды:
– А твой Данила, он любит людей?
Сергей подумал, ответил:
– Он едет выручать брата друга, который в результате-то оказывается вовсе не самым лучшим человеком. Подонка, который только что чуть его не убил, он не убивает, потому что в коридор выбежал маленький сын этого самого подонка и прочел стихотворение о Родине, от которого у Данилы просто ком в горле появился... По-моему, нельзя такое сделать, не любя людей.
К Багрову, впрочем, можно относиться по-разному, но кое-что нам от него перенять нужно обязательно. Например, понять, что говорить с такими, как Данила, нужно коротко и без пафоса. И еще, пока мы не выучим первый закон, эти ребята никогда не поверят нам в большем – и правильно сделают. Христос Иуду не попрекал: «Зачем ты Бога оставил?» Он одно только и спросил: «Целованием ли предаешь Сына Человеческого?», то есть Того, с кем вино пил и хлеб преломлял. Разбойник на кресте оказался Ему ближе апостола, потому что знал начала. На них все строится.
Эпилог
Сергей погиб в тот день, когда снимал в Кармадонском ущелье одну сцену. Вот она:
«Смеркается. Пастухи сидят у костра, говорят по-даргински. Они жарят мясо, кто-то аккуратно ломает сыр. Вдруг начинает лаять собака, двое вскакивают – совсем рядом проскользнула змея. Ильяс с братьями, осторожно вглядываясь в траву, идут следом.
Дядя Ильяса:
– Зачем она тебе?
Ильяс:
– Поймаю ее сейчас.
Брат Ильяса:
– Кто сердце живой гадюки съест, тот храбрым будет.
Дядя Ильяса:
– Если его самого змеиное племя не сожрет! Это старая сказка, только на дураков не действует.
Отец Ильяса:
– Э, правда, брось, сынок.
Ильяс, улыбаясь, продолжает вглядываться в траву:
– Ушла, гадюка...»
Я все перечитываю этот эпизод, вдумываюсь, пытаясь найти в нем ответы. Когда последний кадр был отснят и группа начала собираться домой, горы задрожали и двинулись вниз, погребая под толщей льда и камней русских, осетин, Сергея Бодрова и солдата срочной службы из Челябинска Ивана Петухова. Там, в братской могиле, они и лежат вместе с раздавленной техникой и целлулоидом, запечатлевшим последнюю улыбку актера Хажби Галазова в роли горца Ильяса.
Я заметил в судьбе Бодрова одну закономерность. В своем первом фильме он был пленником у горцев, потом демобилизованным солдатом в «Брате», капитаном в «Войне», майором с оторванными на войне ногами в «Связном» (картине, которая никогда уже не выйдет на экраны). В кино Сергей прожил очень последовательно какую-то свою вторую жизнь. Чем дальше, тем более эпизодическими становились его роли. Он уходил постепенно, чтобы однажды уйти навсегда – остаться там, где воевали его герои, – в одном из ущелий Кавказского хребта. И тогда две жизни Сергея Бодрова слились в одну. Обе оказались подлинными.
В.Григорян
 | назад |
| вперед |  |
