ЭКСПЕДИЦИЯ
«Але ты чега восхоте – молися»
(Продолжение. Начало в № 450)
(Из путевых записок И.Иванова)
Когда святой князь Владимир после трудного выбора принял в сердце христианского Бога, он поступил так, как только и может поступить человек, совлекший одежды ветхие для жизни новой: он повелел повсеместно сбросить языческие идолы. В том числе того самого Перуна, своего «родного» княжеского бога, который помог ему овладеть великокняжеским престолом в Киеве и стать правителем всей Руси. Такая «неблагодарность»...
Современный «культурный» человек непременно осудит его за варварство, религиозную нетерпимость. Ну нет чтобы, например, взять да и аккуратно поставить идолы – «памятники материальной культуры языческой Руси» – куда-нибудь в сторонку, никому же не мешают, можешь в них не верить, только не трогай. Такова логика современного, отпавшего от Христа «гуманистического» человека. В сущности, это такое двоеверие на современный манер.
Средневековый русский человек не мог так, для него это был вопрос не культуры, а... участи. Освященное могилами предков место он отдавал под защиту тому Богу, которому верил, что он сохранит их души после смерти, а значит – после смерти возьмет к Себе и его собственную душу. Оттого-то быть похороненным в церковной ограде, рядом с храмом – символически обозначающим частичку райского сада, Царства Небесного на земле – считалось столь важным для христианина.
Но в 60-х годах ХХ века в тот самый Перынский холм, где находится, быть может, одна из древнейших русских могил, наши современники вбили, точно осиновый кол, новодельную статую Перуна. Надо понимать – без задних мыслей, с целью привлечения туристов. Несомненно, этот поступок, полный мистического смысла, был осуществлен по наущению самого дьявола. Не с этого ли самого времени пошло-поехало вниз все в советской России и окончилось – едва подросло зачатое при Перуне поколение?
Ведь если поставили идола, пусть даже понарошку, – ему нужно приносить жертвы. А если эти жертвы не приносишь, он начинает мстить, потому что языческий бог – бог мстительный, он не умеет прощать. Ведь весь нравственный опыт человечества, лежащий вне Христа, это лишь более или менее удачное обоснование заповеди «око за око»...
* * *
...В прошлый раз мы остановились у входа в скит – среди сосен впереди забелелся храм, а рядом с усыпанной рыжими иголками тропкой – таблички там и сям. «По газонам не ходить»? Подошел поближе и немало удивился – точно подтверждая мысли о райском саде, на табличках помещались тексты и рисунки про птиц, про деревья и растения.
«Ворон и его родня» – читаю название первой от входа таблички. «Самые заметные птицы на территории Перынского скита – грачи, живущие шумной колонией. В отличие от них, другие представители птиц семейства врановых, населяющие рощу, склонны к уединению и ведут себя тихо...»
И дальше пошел по табличкам, точно от гриба к грибу. Следующая – «Старые липы»: «Липу с древности особо выделяли на Руси. Известно выражение, что славяне почитают липу так же, как арабы пальму, а греки – оливковое дерево. В дело шла не только древесина липы. Лубом из липовой коры покрывали дома, из мочала плели рогожу и веревки, из лыка – корзины и лапти...» Ни слова в текстах о Боге или вере, так сказать «агитации», а все равно, раз ты в монастыре, прочитав их, невольно задумаешься о величии и многообразии Божьего творения... В уголке надпись мелкими буквами: «Новгородское областное отделение Союза охраны птиц России». Надо ж. Советского не стало, зато сколь много теперь других союзов! Столь необычно смотрелись эти вывески на территории монастыря, что поневоле я заподозрил: здесь где-нибудь непременно должна быть голубятня или что-нибудт в этом роде! Надо не забыть спросить у скитоначальника...
Между тем впереди показалось главное древо этого райского сада – над самым береговым склоном озера Ильмень возвышался большой крест. У его подножья на угольях дымилось ведро с горячим гудроном, вокруг – никого.
Напрямую от него – храм: ох и древний! Должно быть стоит на том самом месте, где был когда-то Перун. Даже оконца-бойницы в нем реставрировали такими, какими они, по-видимому, были в древности: в самом деле, раньше ведь стекол не было, а бычьи пузыри натягивать – они ведь не безразмерные. Позднее мы узнали, что этот храм в честь Рождества Божией Матери, построенный в 30-х годах XIII века, а примечателен тем, что он – самый маленький каменный храм на Новгородчине.
Зашли в храм перекреститься: мощные пилоны, несмотря на малый размер купола, внутри от паперти до алтаря действительно – четыре шага. Собственно, алтаря в храме мы и не обнаружили – лишь небольшая алтарная перегородка с двумя образами по бокам. Зато взгляду открывался могучий изгиб алтарной абсиды, а со стен на нас взирали святые лики. За молитвой в храме мы застали двоих насельников – один пономарил, другой подпевал. Поскольку мы оказались единственными посетителями сегодня, кивнули друг другу, словно знакомые. Помолившись немного, вышли – все в ту же тишину, только верхушки сосен шумели, а над ними в сумрачном небе носились тени каких-то птиц...
Вообще скит – это небольшой монастырек, чаще даже своеобразный «филиал» монастыря в глуши, предназначенный для уединенной молитвы. И если монастырь есть образ райского сада, то скит в нем – наиболее дремучий, девственный уголок, где творение Божие сохраняется максимально нетронутым.
Таинственная тишина, безлюдье – все это вдруг в одну минуту было прервано сорвавшимся из будки псом – прошляпил наше хождение по территории уже, а сейчас стремился наверстать усердным лаем и театральным киданием на гостей: «Держите меня, сейчас цепь порву!..»
* * *
Скитоначальник инок Димитрий, молодой человек строгой внешности, оказался человеком конкретным. Когда я попросил его рассказать нам о ските несколько иначе, чем для экскурсантов – «о внутренней жизни обители», – он насторожился, вытащил сотовый телефон и стал, остановившись на крыльце, набирать номер наместника Юрьева монастыря, по ходу дела объясняя нам, что в монастыре все делается по послушанию и скитоначальник без благословения настоятеля... Нет, соединения в очередной раз не получилось. Наконец, когда терпение лопнуло и Димитрий, махнув рукой, согласился пригласить нас в дом так – на том конце тут же подняли трубку. В одну минуту благословение было получено.
Разговор первым делом, конечно, о сохранении древней святыни. Инок Димитрий вздыхает:
– Этот холм – большое наше богатство. Молитва главное, без нее ничего тут не сохранить, а тем более не восстановить. Пока в восстановлении пройден первый этап – перестали люди устанавливать в этом месте палатки и жечь костры. Чтобы добиться этого, ушло все лето 2000 года, это было кошмарное лето. У нас ведь что: как 10 лет назад все в стране стали делали вид, что «крутые», что бандиты, так никак не остановимся. Когда в 90-х годах Перынский скит снова передали церкви, владыка сначала думал здесь закрепить женскую общину. Монашкам оказалось не по силам справиться с молодежью, вовсе не собиравшейся признавать монастырскими владения на Перыни. Пришлось сделать здесь мужской Рождество-Богородицкий скит от Юрьева монастыря. Еще три года назад на замечания, что тут не место пить вино и безобразничать, мне отвечали: «А ты кто такой!? Да я всегда здесь отдыхал!..» Сейчас, когда объясняешь человеку, люди извиняются. Я сам из Питера. Так вот питерцы и москвичи, как ни странно, относятся к этому месту с большим уважением, чем новгородцы, их не надо их убеждать, что это общенациональная святыня...
– А где стоял идол, на месте храма?
– Нет, в стороне, на поляне, рядом со столбом. Но вообще откуда эти сведения? Были раскопки. Представляете, спустя тысячу лет на небольшую глубину археологи снимали грунт. Нашли несколько полукруглых канавок, предположили, что между ними был холмик, на нем стоял Перун. В стороне нашли канавки меньшие по диаметру – предположили, что это, возможно, следы от статуй меньших богов. То есть что тут стоял Перун, сомнений нет, а где именно – это очень условно... Но вот когда экскурсоводы рассказывают о выдуманном ритуале жертвоприношений выдуманной богине плодородия и при этом ничего не говорят о великом князе Владимире и о том, что с этого места пошло крещение всей северо-западной Руси, – я недоумеваю.
– Может быть, говорят то, что люди хотят услышать – сказки?
– Конечно, любой невоцерковленный человек любит наполнять жизнь фантазиями...
– ...А может быть, вам, монахам, самим стоило бы взяться да проводить экскурсии, как на Соловках? – предлагает Михаил.
– Здесь нас всего четверо: я инок и три послушника. И вообще скит предназначен для молитвы...
Мы стали задавать заготовленные заранее вопросы о «таинственном» на Перыни, после чего пошло сплошное сдувание нашей «романтической дымки».
Первым делом – о том «знаменитом» фотоснимке «с тенью на облаке от креста», о котором нас торжественно оповестила надпись на киоске при входе в скит. Оказалось, что автор снимка – перед нами.
– Дело в том, что у храма есть подсветка снизу, – объяснил инок, – и во время низкой облачности крест от храма отбрасывает тень на тучи. Если снимать с большой выдержкой, ее можно поймать в кадре. А что до «знаменитости», то фотография и в самом деле стала как бы нашей визитной карточкой, она стоит на столе у нашего архиерея.
– В скиту мы видели много табличек о птицах. Вы случайно по специальности не орнитолог?
– Нет, идея этих табличек возникла у меня, когда я посещал Никитский ботанический сад в Крыму, – подумал, почему бы нам такие не сделать, только не сухо, а более живо для детей написать о нашей природе. А реализовали эту идею, действительно, наши новгородские орнитологи. За три года, пока я здесь, стал немного разбираться. Например, грач – казалось бы, обычная птица, а в нашей роще живет их последняя в Новгороде и окрестностях колония. Где-то на большой высоте летают корольки – самая маленькая птичка в России...
– А крест? Наверное, он установлен по какому-то обету? – спрашиваю я скитоначальника с последней надеждой выведать какую-нибудь скитскую «тайну».
Но он непреклонен:
– Это как бы «могила неизвестного монаха». Вокруг церквей всегда были кладбища. Недавно мы, прокладывая электропроводку, наткнулись на ограбленную могилу. Решили поставить общий памятный крест...
...Мы выходим из братского корпуса, прощаемся. Под низким небом весело играют возле стен храма оранжевые маргаритки, бархатцы, настурции – цветов множество, заморозков еще не было, и они стоят во всей красе, радуют сердце. Здесь, на перынском холме, тихо. А высоко вверху шумят сосны, словно напоминая о том, что осенью бывает и зябко, и промозгло. С соснами тоже связан свой кусочек истории скита. Их здесь насадили монахи в первой половине середине XIX века, еще при архимандрите Фотии, когда здесь жили по строгому уставу древних монастырей и женщин в скит пускали один раз в году, 21 сентября по н.с., на престольный праздник. В годы последней войны, как вспоминали старожилы, испанские оккупанты (именно они стояли в этих местах в 1941 году) заставляли русских женщин пилить эти сосны на дрова. После войны здесь работал рыбозавод, на большой поляне прямо под открытым небом хранили соль, дождями ее смывало в почву, а в 70-х годах, как вспоминал академик Янин, здесь начался массовый падеж сосен – они стали хрупкими и переламывались даже от слабого ветра.
Скитоначальник протягивает напоследок несколько листовок – тех самых, которые мы видели на табличках при входе в скит. «Сосна под наклоном». Читаю: «Помимо того, что сосна – дерево ценное и само по себе красивое, она еще оказывает благотворное влияние на человека, находящегося рядом с ней. Аромат сосны, в котором сочетаются запах хвои и смолы, приводит мысли в порядок... Сосны привлекают в Скит дятлов – любителей сосновых шишек. В основном это большой пестрый и белоспинный дятлы. Если, гуляя, внимательно смотреть вокруг себя, можно обнаружить в пеньке или трещине поваленного ствола дятловую «кузницу», куда птица вставляет сорванную шишку, чтобы удобнее было ее раздолбить».
По дороге из скита я шел не спеша, разыскивая такую «кузницу», но не приметил. Жаль.
(Из путевого дневника М.Сизова)
У монастырских врат
Перынский скит оставил у меня странное впечатление. Дремучая древность и кричащая современность. В начале беседы, когда Димитрий по сотовому телефону получил-таки благословение и мы расположились в братской трапезной, заметил я на стене под портретом владыки Льва необычную картинку. Суровая женщина-работница в красной косынке приставила ко рту палец: «Не болтай!» Плакат сталинских времен, из серии «шпионы вас подслушивают». Так, шутливо, монахи предостерегают: участвуя в трапезе, соблюдай тишину за столом.
Этот «советский агитпроп на службе монашеского благочестия» можно по-разному воспринять. Кто-то скажет: «Братья, какое ж тут благочестье? Ну, представьте, чтобы древние монахи этакий срам, агитку, повесили себе на стену!» Что тут ответишь? Что агитка вполне приличная: хоть и баба на ней, но все ж в платке... Нет, не годится. Здесь нужно сказать другое...
Пока Игорь разговаривал с Димитрием, я, поглядывая на работницу в красной косынке, пытался составить «ответную речь» и придумал следующее: «...Хорошо. А теперь давайте представим другую картину. Гора Маковец, скит преподобного Сергия Радонежского. Меж землянками, где молятся монахи, бродят толстые туристы в шортах и клацают фотоаппаратами, слышатся шутки, иностранная речь... Такое можно представить? Нет! А ведь именно это происходит в Перынском скиту. И некуда монахам бежать, потому что должен же кто-то блюсти святое место. И надо приспосабливаться, прятать духовную жизнь от чужих глаз, как делали это древние юродивые. Вспомните, как «чудили» Прокопий Праведный и Василий Блаженный, восставая против лакированного, парадного христианства! И эка беда – монахи советский плакат в трапезной повесили. Да я бы эти сталинские плакаты к каждому дереву пришпандорил, рядом с «экологическими табличками», – чтобы были на них красноармеец в полный рост с винтовкой и надпись «Стой, стрелять буду!». Пусть интуристы, гуляя по перынской роще, вздрагивают. Может, так они задумаются о вечном...»
* * *
Отправляемся дальше в Юрьев монастырь, которому принадлежит Перынский скит. По рассказам, на огромной его территории подвизаются всего двое иеромонахов и один инок. Хозяйственной жизни почти никакой, если не считать действующую там гостиницу для приезжающих в епархию архиереев и священников. Ну и, конечно, это еще туристический объект.
А прежде Юрьев называли «новгородской лаврой». В устье Волхова ее основал еще Ярослав Мудрый – через сорок лет после крещения Руси, в 1030 году. Ярослав Владимирович в крещении носил имя Георгий, и главный собор посвятил Георгию Победоносцу, от него и пошло название «Юрьев».
Георгиевский собор до сих пор поражает размерами. Но, может быть, самое интересное в нем – маленький храм, находящийся в северо-западной башне и «свидетельствующий об особенностях монашеской молитвенной практики домонгольской Руси». В этот башенный храм ведет широкая винтовая лестница, символизирующая постепенное духовное восхождение, Лествицу. В стенах лестничной башни устроены ниши с иконами, где можно было остановиться и творить молитву. Наконец, вверху открывалось наполненное светом пространство крошечного храма... В простенках, между окнами, сохранились фрагменты древних фресок Спасителя, Богоматери, св. Георгия и святителей.
В советское время было сделано все, чтобы выскрести святость из этих стен. Даже лежавшие здесь мощи новгородских князей вырыли из земли и перезахоронили на гражданском кладбище. Не избежала такой участи и мать Александра Невского – княгиня Феодосия Мстиславна, в иночестве Ефросинья. Судя по рассказам, мощи ее после археологических раскопок перенесли на погост церкви Благовещения на Мячине. Эту церквушка находится напротив аэродрома, как раз на пути в Юрьев, и мы туда, конечно, завернули.
Глядя на могилы, можно понять, что здесь еще недавно хоронили – есть памятники, помеченные 1980 годом. Могилы Феодосии Мстиславны не нашли, зато наткнулись на огромный мраморный крест с надписью: «Архимандрит Фотий (Спасский) – 1782-1838. Анна Алексеевна Орлова-Чесменская – 1785-1848». Почему монах-архимандрит и мирянка лежат в одной могиле? Скоро мы об этом узнаем...
Неопалимая Купина
У святых врат монастыря в будке сидит послушник.
– Много здесь туристов бывает? – спрашиваю его.
– Буржуинов-то? Да целые стада – немцы, бельгийцы, прочие. Я тут мучаюсь с ними, юбки женщинам выдаю, заставляю одеть. Для них открыт только Георгиевский собор, а дальше на территорию мы не пускаем.
Послушник посоветовал встретиться с иеромонахом Михаилом. Нашли мы его в братском корпусе.
– Монастырь передан церкви десять лет назад, но до сих у нас наместника нет, – рассказывает он. – Был один четыре года назад, да покинул нас. Я не понимаю, почему сюда монахи не едут. Монастырь такой древний, благодатный, и условия проживания неплохие. Пока нас двое здесь священников, но служим каждый день по монастырскому уставу. И Господь подает знамения – постоянно иконы мироточат. Первый случай был в 98-м году, в августе. Если помните, тогда цены в несколько раз подскочили и деньги обесценились. А у нас около десятка икон замироточило. Мы так поняли, что Господь успокаивает: не умрем с голоду...
– А какие еще события были за десять лет?
– Главными я бы назвал освящение и начало служб в Крестовоздвиженском храме и в нашей домовой монастырской церкви иконы Божией Матери «Неопалимая Купина».
– Редкое название для храма – «Неопалимая Купина». Как он появился здесь?
– Ну, тут целая история, которая, я вам скажу, до сих пор продолжается, – начал рассказ иеромонах. – Во-первых, облик монастыря, каким вы его видите, обязан архимандриту Фотию...
– Это не он на кладбище у аэродрома похоронен?
– Не похоронен, а перезахоронен. Прежде он лежал здесь, в склепе Похвальской церкви. Там было два мраморных гроба – его и его же духовной дочери графини Анны Орловой. Сразу после революции большевики в поисках ценностей вскрыли оба гроба, но, увидев нетленные тела, не тронули ни золотой крест Фотия, ни украшения на сиреневом платье графини. В 30-е годы, когда в монастыре хозяйничал уже НКВД, могилы все же разграбили, останки выбросили. Один из смотрителей монастыря выпросил нетленные мощи и захоронил их на кладбище, положив в одну могилу.
Архимандрит Фотий – это удивительный человек, совершивший подвиг, до сих пор нами не оцененный. Фактически он предотвратил революцию 1825 года. Почему? За три года до революции он убедил царя Александра I запретить масонские ложи, и это было ударом по тайным революционным обществам. Министерство духовных дел, которое заправляло образованием и просветительством, тогда возглавлял граф Голицын. Он активно насаждал идеи западничества, вольтерианства, причем не только в светских кругах, но и среди народа. Так вот Фотий публично предал его анафеме. Интересно, что Фотий был тогда простым иеромонахом, служившим в петербургском Казанском соборе.
– Как же простой священник мог повлиять на царя?
– Вот тут и проявился промысл Божий. Вообще Фотий вышел из низов. Он родился в семье сельского дьячка отсюда неподалеку, в деревне Ям-Тесово, которая, кстати, до сих пор жива. После Новгородской семинарии закончил Петербургскую академию и оказался в Казанском соборе. А в ту пору графиня Орлова – дочь того самого Орлова, который возвел на престол Екатерину II, – искала себе духовника. Она была очень богатая, но благочестивая девица, не выходила замуж и была в тайном постриге с именем Анна. Один архиерей посоветовал ей взять в духовники иеромонаха Фотия, отличавшегося большой ревностью в вере. Через нее, придворную даму, иеромонах и попал на аудиенцию к царю, и убедил его запретить масонство.
Потом Фотий вернулся на родину. Его назначили настоятелем Юрьева монастыря. В тот день, когда он приехал, был праздник иконы «Неопалимая Купина». А спустя некоторое время случился пожар, который сжег почти весь монастырь. Это, конечно, было знаком. Чтобы обитель процветала, Фотий строит храм «Неопалимой Купины» и рьяно берется за благоустроительство. А графиня Орлова снабжает его деньгами. В итоге прежде запущенный монастырь действительно расцвел.
– Вы сказали, что эта история имеет продолжение в наше время. Что было потом?
|
– Монастырь вернули епархии в 1991 году, но монашеская жизнь стала возобновляться только с 95-го. И это совпало с удивительным событием. В Ивановской области, в маленьком городке Южа, живет одна пожилая чета. Рядом с их домом росла сосна. В нее попала молния, и ее спилили на дрова. И вот топят старики печь, и вдруг Георгий (так мужа зовут) кричит жене: «Смотри, в печке икона горит!» Из огня действительно лик Божией Матери смотрит. Вынули. Маленькая бронзовая иконка Божией Матери «Неопалимая Купина». Оказывается, она в полене находилась. Как туда попала? По преданию, там, где сосна росла, был похоронен какой-то епископ. Но это, наверное, уже выдумки.
А вот что было дальше. Прямо за стеной нашего монастыря находится Центр по реабилитации инвалидов, с которым мы сотрудничаем. И в этом центре работает дочь тех пожилых людей. Она-то и привезла нам чудесную иконку. Мы сразу же сделали ей киот и поставили в одноименный храм «Неопалимая Купина». Конечно, зная историю монастыря, мы поняли это как благословение Свыше... А два года назад икона пропала. Не знаю, стоит ли об этом писать в газете.
– Что же случилось?
– Обычно мы служим в Крестовоздвиженском храме, а в «Неопалимую купину» редко заходим. Но тут пришел к нам один монах, пустынник, который живет в лесной землянке в Калужской области. Не все время живет, а иногда странничает. Пришел к нам. Повел я его показать чудесную икону, пытаюсь дверь в храм открыть, а в замочную скважину спички натыканы. Короче говоря, один из наших трудников стамеской выковырял икону из киота и уехал с ней в Петербург. Мы потом узнали адрес антикварного магазина, где он ее «толкнул». Это напротив метро «Московская», на Авиационной, 18. Кто ее купил, куда она ушла – выяснить так и не смогли.
Если будете в Петербурге, может, тоже поспрашиваете? Вдруг удастся найти икону? Мы согласны купить ее у нового владельца за гораздо большие деньги, только бы она к нам вернулась!
Просьба монаха глубоко нас тронула. Спустя время мы действительно оказались в Петербурге и отправились по указанному адресу...
И.ИВАНОВ, М.СИЗОВ
(Продолжение следует)
 | назад |
| вперед |  |
