НА БЕРЕГУ БОЖЬЕЙ РЕКИ
ОДНАЖДЫ В ПОЕЗДЕ
В поезде соседи по купе знакомятся обычно очень быстро. Особенно если едут далеко. С присутствием друг друга день да ночь как-то надо считаться, а потому всем хочется знать – кто ты такой, далеко ли едешь, и вообще, если не общаться, то время тянется медленнее.
Однажды в такой поездке в плацкартном вагоне на вопрос соседей, вы откуда и далеко ли едете, молодая женщина ответила нам монологом, который я не могу забыть уже двадцать лет. Ни до, ни после я ничего подобного не слышал. Хотя, если разобраться, рассказ той пассажирки был всего лишь о том, как распалась семья.
Голос женщины дрожал, но она не плакала. Громкий голос, открытый и недоуменный взгляд, будто женщина всю свою жизнь увидела впервые. И она говорила, говорила, говорила. Ее ответ как-то сразу услышало не только наше купе – люди слушали, переживали, сочувствовали, смущались от неожиданных интимных подробностей (о таких обычно дамы говорят только с лучшими подругами, да и то шепотом). А здесь все это волей-неволей минут двадцать слушали полвагона.
Она говорила о том, что уезжает на родину – в Белоруссию, что жили они с родителями мужа в двухкомнатной квартире и что не было ни хороших заработков, ни личной жизни и даже рождение детей из-за этого все откладывалось. Муж уехал на заработки на Север. Она отправилась к нему через полгода и обнаружила, что муж сильно пьет, что у него появились женщины и что самое главное – он хочет развестись и нет больше любви.
Что в этой истории необычного? Ничего. Но та женщина в том вагоне не просто отвечала на вопрос соседей по купе – куда едешь? Она будто держала ответ перед Богом, и весь ее монолог был исповедью, криком души – пронзительным, искренним – о любви, которая ушла. Так искренне редко разговаривают даже двое. А здесь... рядом была не община, не церковь, а вагон случайных людей. И милостью Божьей, наверное, не нашлось ни одного грубияна и хама. Что тоже чудо. Даже двоих подвыпивших мужиков, картежников и матерщинников, пронзительная исповедальность женщины ввела в ступор – они как-то внутренне запереживали и ушли курить.
Смущались от бьющей наповал открытости той женщины двое девочек-подростков. Но они не хихикали, не переглядывались между собой, как это обычно бывает у девчонок, а уткнулись в окно и растерянно молчали. Им казалось, что попутчица говорит не только о себе, открывая им, что значит быть женщиной.
Пожилая южного типа пассажирка на боковом сидении в панике смотрела на реакцию мужчин. Она словно была наготове броситься и прекратить это душевное раздевание. Но мужчины реагировали как братья. Может быть, тем и запомнился мне монолог, что на двадцать минут напомнил всем нам, ехавшим в советском вагоне, что мы – братья и сестры. Что, кроме временных социальных отношений, есть служение души для любви, что гибель любви – это страшнее, чем пишут в романах.
Пара средних лет, проходившая через наш вагон, тоже невольно услышала часть монолога. Его искренность даже в малой услышанной части была, видимо, настолько режущей, что пара воскликнула: «О, Боже!» и, испугавшись, быстро-быстро поспешила проскочить странный вагон.
Рассказ закончился. Женщина и все мы сидели в некоторой тишине. Лицо ее было бледным и неожиданно умиротворенным. Кажется, она через несколько минут уснула. Мы смотрели на нее, спящую, с жалостью и благодарностью. Как будто она напомнила нам какой-то долг, о котором мы бессовестно забыли. Может быть, не персонально я забыл, или забыла та южанка, или другие мужики. Забыли люди вообще. О том, что где двое-трое во имя Любви, там и она с нами.
Г.СПИЧАК
 | назад |
| вперед |  |
