ПАМЯТЬ

ДЕДОВСКАЯ ПРАВДА

Реабилитируя самих себя

Тяжелы раздумья над судьбами тех достойных людей, что были незаслуженно отвергнуты, злодейски убиты, умерли в скорбях. И тогда как утешение вспоминаются слова Господа: «Мне отмщение и Аз воздам». Бог призывает нас не судить своим судом ближних, но передать это дело Его праведному суду.

Бог, как утверждает русская пословица, всякую неправду сыщет. Да и всяк человек правды ищет – вот только не всяк ее творит.

Расправа

Минуло десять лет, как добивается Альберт Прокопьевич Калинин реабилитации своего деда Романа Аркадьевича Попова (на фото справа). Дед был расстрелян в 1918-м красноармейцами при установлении советской власти в его родном селе Кослан. Вместе с ним расстреляли еще 13 человек со всего Удорского района. Вот как об этой истории рассказывает сам Альберт Прокопьевич:

«4 декабря 1918 года в Кослан воровским путем проник из Усть-Сысольска красный отряд Воробьева. В это время в селе шла служба в честь большого церковного праздника – Введения во храм Пресвятой Богородицы. Все были в церкви, радовались, никто не ожидал нападения. Заявившиеся бандиты начали арестовывать местных мужиков.

После службы пришли к моему деду, сказали, что он арестован. Он был человеком грамотным, ответил: «На каком основании? Не имеете никакого права, я ничего противозаконного не сделал!» Но они арестовывали всех безо всяких оснований и полномочий. Заловили еще двух мужиков из Буткана, еще несколько человек арестовали в соседней деревне Разгорт. Вечером всех загнали в один частный дом. Там их пытали всю ночь, избивали. Чего от них добивались, непонятно. Дед как грамотный человек опять доказывал, что все надо делать по суду, без приговора это произвол, но его не слушали. Утром в восемь часов все тринадцать человек вывели на кладбище со связанными руками и расстреляли. Люди видели, как их вели за село, но никто не мог даже предположить, что их ведут на расстрел. Когда на кладбище их выстроили и изготовили винтовки, дед крикнул: «За что вы нас расстреливаете!?» Его расстреляли первым. Кстати, среди убийц был и будущий первый глава Коми облревкома и облисполкома Дмитрий Ильич Селиванов.

Когда по деду начали стрелять, он перекрестился, раненый, стал перепрыгивать через забор, да так и умер на заборе. После расстрела их всех раздели и бросили на снег. Сняв одежду и обувь, забрали их себе: сапоги, валенки, полушубки – настоящие мародеры. После этого пошли в Кослан и сообщили родственникам о своем злодеянии, дескать, можете похоронить.

Одним из расстрелянных был крестьянин из села Кослан Осип Егорович Мамонтов. Но ему каким-то чудом удалось выжить. Пуля попала в глаз и вышла за ухом. Убийцы сочли, что он лежит мертвый. Когда они ушли, от холода Мамонтов пришел в себя, перелез через забор и по санному пути дополз до соседней деревни Удоры, которая находится в полукилометре от кладбища. Там жили его родственники. Они сразу же закутали его в шубу, посадили в сани и отправили на лошади за 40 верст, в Чернутьево. Там прятали его четыре года. В 22-м году Осип Мамонтов вернулся в Кослан и остался здесь жить. Он-то и рассказал всю эту историю, как их пытали, как расстреливали.

Этот Осип был дальним родственником моей бабушки. После расстрела они часто встречались, ходили друг к другу в гости. Конечно, моя бабушка и все в нашей семье хорошо знали об этих событиях. Может быть, поэтому мою бабушку стали раскулачивать одной из первых – в 1932 году».

Дальнейшие злоключения семьи

«Жила тогда бабушка вдвоем с дочкой – моей мамой, – продолжает свой рассказ Альберт Прокопьевич. – Моя мама тогда училась в седьмом классе.

Отобрали у них все нажитое трудом – хозяйство, скотину, лодки – и выгнали из дома. Маму исключили из школы. А бабушку Анну Васильевну осудили как ярую троцкистку-контрреволюционерку на десять лет. Есть протокол допроса Косланского сельсовета. Эти абсурдные документы сейчас хранятся в национальном архиве в Сыктывкаре. Какой же она могла быть троцкисткой, если даже писать не умела!? Бабушку посадили в тюрьму, через полгода за отсутствием состава преступления выпустили. Но ничего из отобранного у них назад не вернули.

После тюрьмы заставляли работать на лесоразработках, делать и сплавлять плоты до города Мезени. В 33-м году она уплыла на плоту в Мезень и обратно не вернулась, потому что понимала, что жить ей в родном селе все равно не дадут. На следующий год мама, которую с пятнадцати лет заставляли работать на лесозаготовках, тоже сплавилась на плоту в Мезень, нашла свою мать и осталась с ней жить. Потом из Мезени они перебрались на Печору, в Усть-Усу, и жили там до 44-го года.

А Осипа Мамонтова, оставшегося жить на Удоре, в 1937 году по доносу Селиванова, который тогда уже был председателем облсовета Коми, повторно арестовали и расстреляли. В тот раз спастись ему уже не удалось. Так Селиванов расправлялся со своими старыми врагами-свидетелями.

Вернулись мои мама с бабушкой в Кослан только в конце 44-го года, узнав, что самого Селиванова как врага народа в 39-м году посадили, а в декабре 1941 года он умер в тюрьме».

Власть и поле

Альберт Прокопьевич назвал приехавших в 18-м году в Кослан красноармейцев бандой. И по существу их деяний так оно и есть. Но то, как действовали они, показывало, что ощущали они себя самой что ни на есть настоящей властью и действовали так, словно находились у этой власти долгое время. Ибо взялись даже не за тех, кто был против них, но чье существование противоречило их картине мира – как власти. А на этой картине, как известно, – ровная, как стол, степь, по которой скачет, выбивая пыль копытами, лихой всадник. Эта степь – народ, этот всадник – наша историческая власть.

Они начали с уничтожения мужчин в возрасте от 25 до 40 лет, пользовавшихся авторитетом у местного населения. Всех, кто хоть сколько-то возвышался над общим уровнем, будь то хозяйственной сметкой, умелыми ли руками, или широким умом. Как раз за ум и ценили односельчане Романа Попова.

Он вернулся в родные края в начале 1918 года, немало потрудившись на государевой службе. В царской армии служил в Варшаве, дослужился до унтер-офицера, участвовал в Первой мировой войне. Человек смелый и решительный, он за храбрость был награжден двумя Георгиевскими крестами. Когда в конце 1917 года армия окончательно развалилась, решил идти домой.

Еще в 1902 году, в двадцать лет, на собственные сбережения он организовал в Кослане первую в Яренском уезде библиотеку. Вернувшись, заведовал библиотекой до самой смерти. Был выдвинут кандидатом в земские судьи уезда. Как грамотный человек, он постоянно помогал односельчанам: писал письма и всякие прошения в инстанции.

На селе не то что в городе – уважение нельзя стяжать только личными заслугами, односельчане всегда пристально смотрят, какого роду-племени человек. Род Поповых издавна был крепким, Роман Аркадьевич, как и все его предки, был человеком верующим. До сих пор у внука хранятся родовые иконы, которым, наверное, уже два века. Когда в 1832 году в Кослане всем миром на народные средства начала строиться Афанасьевская церковь, активное участие в ее строительстве приняла вся большая семья Поповых.

Так что у сельского библиотекаря Романа Попова в тот зимний день, когда в село прибыла новая власть с наганами, не было никаких шансов.

Память вообще

Память поля коротка. Выпал снег, стаял, и под новой травой уже ничто не напоминает о прошлогодних цветах. Может быть, не случайно у нас на Руси насыпали над могилами холмики – казалось бы, трудно ли заровнять, высадить клумбу да поставить крест, ан нет.

Ныне добротная каменная церковь, выстроенная в 1857 году и едва ли не самая большая из уцелевших в Коми крае, занята районной типографией. Здесь одиннадцать лет проработал директором Альберт Калинин. На стенах из-под многих слоев краски нет-нет да и проглядывали лики ангельские – явятся и исчезнут после очередной побелки.

В начале 30-х годов храм пытались разрушить. Два года из ближайшего лагеря (а кругом тут зон понастроили) привозили по 100-150 репрессированных казаков, заставляя их разбирать здание, но справиться они смогли только с куполом и колокольней, больше, как ни бились, сделать ничего не могли. Стены в метр толщиной оказались не по силам кувалдам да ломам.

Рядом с Афанасьевской церковью традиционно располагалось сельское кладбище. После того, как в начале 30-х храм закрыли, по кладбищу проложили дорогу. По ней до сих пор все ходят.

– А ваш расстрелянный дед где похоронен? – спрашиваем у Альберта Прокопьевича.

– Мы всегда приходили на место расстрела поминать деда. Над его могилкой стояла просто палка – так мы отметили место, где он был похоронен. А расстреливали их где-то метрах в трех от его могилки. Три года назад на могиле своего деда я поставил крест с его портретом. А где остальные похоронены, я не знаю. И мама моя не знала, а родственники остальных убитых об этом до сих пор молчат.

– А у вас в семье говорили об этом прежде?

– Я и понятия не имел, кто был мой дед, пока не вернулся на родину. Я всю свою жизнь проработал на ударных стройках Ухты, Вуктыла и Усинска. Последняя должность в городе нефтяников Усинске, на которую меня перевели, была замначальник строительного управления. Но я от нее был вынужден отказаться: заболел отец, и я должен был быть с ним. Вернулся в Кослан и тогда-то и стал копать эту историю с расстрелом. Тогда же стал чувствовать на себе давление определенных лиц. И до сих пор его чувствую. Меня избирали депутатом, затем главой сельской администрации, но хода, поверьте, никуда не давали.

Помолчав, Альберт Прокопьевич с болью в голосе добавляет: «Недавно районной библиотеке имя присваивали. Назвали в честь поэта, который никакого отношения к библиотеке не имеет. А казалось бы, самый случай почтить память деда – ее основателя, начинателя библиотечного дела в здешних краях...»

Память частная

Трудно сказать, действительно ли долгое отсутствие на родине помогает людям раскрываться, найти себя, или, может быть, дело в том, что людям энергичным тесно в родных метах смолоду, и именно поэтому они стремятся куда-то. Главное, чтобы они возвращались. Альберт Прокопьевич, как и его дед, вернулся. Причем, вернувшись, занялся делом невиданным и невообразимым прежде на Удоре – стал добиваться реабилитации своих родителей. В краю, где раскинулся некогда «Устьвымлаг», где уничтоженных людей – как деревьев в лесу: староверы в деревнях, заключенные в зонах, крестьяне на лесоразработках.

Десять лет борясь за справедливость в отношении своей матери и бабушки, наконец, добился своего. В 1998 году его мать стала первой реабилитированной в районе.

– Но в суде на ее реабилитационном свидетельстве поставили номер два, – говорит Альберт Прокопьевич. – Спросил их, почему так, а кто под первым номером? Ничего не ответили.

– Подождите-ка, – вдруг приходит мне в голову мысль, и я достаю из книжного шкафа Энциклопедию Республики Коми. – Сейчас посмотрим... Вот на букву «с»: Селиванов Дмитрий Ильич. Тот самый, «родился в деревне Разгорт Косланской волости... общественный деятель... член ревкома... комиссар... делегат... председатель облисполкома... секретарь обкома... член ВЦИК СССР. Репрессирован. Умер в заключении». Ну, точно: «3 мая 1957 года полностью реабилитирован». Вот видите: полностью!

В 30-х их всех скопом расстреливали, а при Хрущеве их, этих «детей сатурна», так же скопом начали реабилитировать, без лиц, без смысла и малейшего покаяния. Ну, может быть, написали в рубрике «возвращенные имена». А затем словно захлопнули черную книгу – и в архив ее.

Ну вот, это «имя», если угодно, вернулось. Но кому оно, такое имя, нужно? А?

У наших судей много затей

Альберт Прокопьевич вываливает на стол кипу документов – письма в прокуратуру, Верховный суд Республики Коми, управление Министерства юстиции... Все это – попытки доказать что-то по расстрелу деда. Но добиться тут ничего не удается до сих пор. Признать незаконным безликий приговор, приведший к лишению имущества, незаконному, но кратковременному заключению – одно дело. Но совсем другое – признать душегубом-разбойником бывшего советского вельможу, у которого дети и внуки и сегодня наверняка отнюдь не простые работяги...

Вот уникальное по-своему решение Удорского районного суда под председательством К.М.Мезенцевой, принятое в 1998 году. Именно на него ссылались последующие пять лет все иные инстанции, отказываясь снова рассмотреть дело Романа Попова. Вот что там написано: «Живых свидетелей расстрела в селе Кослан нет. Документов о факте применения репрессий в органах МВД и ФСБ нет... Из протоколов собраний группы бедняков от 8.8.1932... установлено, что Попов Р.А., муж Поповой Анны Васильевны, расстрелян в 1919 году как ярый контрреволюционер. При таких обстоятельствах суд не находит оснований для удовлетворения заявления об установке факта применения репрессии к Попову Роману Аркадьевичу...»

Этот уникальный судебный документ воистину достоин музея советского абсурда. Отказав в признании злодеяния, суд приобщает к делу два документа: 1. «Протокол собрания бедняков», составленный с ошибкой (указан год убийства – 1919-й) явно по заказу спустя 14 лет после расстрела, – по странному совпадению как раз в тот год, когда расстрельщик Дмитрий Селиванов переезжал на работу в Москву инструктором президиума ВЦИК; 2. Архивную справку о том, что «факт смерти» наступил в октябре 1918-го (!). И в результате судья выдает не менее странное решение: «Установить факт смерти Попова Романа Аркадьевича... последовавшей 31 октября 1918 года в селе Кослан в результате наступления последних (неизвестной стороны) в период гражданской войны в Северной области».

Не знаю, понимала ли судья Мезенцева оскорбительный характер подобной писульки, выданной «именем Российской Федерации»: внуку не только отказано в признании репрессии в отношении деда (стало быть, он не может требовать и реабилитации), но переврана и дата смерти (на вопрос, почему не 5 декабря, а ни с того ни с сего 31 октября, ответили: «Мы же судьи. Как напишем, так и будет»). В результате чего теперь на руках у Альберта Прокопьевича свидетельство о смерти, где жизнь деда урезана больше чем на месяц, а в графе «причина смерти» – пусто.

* * *

Вот уже почти полвека, как узнали мы тяжелое слово «реабилитация». Но не покидает чувство, что творим мы эту официальную справедливость словно бы для них, мертвых. Не для себя. Воистину – мертвые хоронят своих мертвецов.

...Альберт Прокопьевич, собрав свои справки, уходит все с тем же решительным выражением лица, с которым и пришел. Он будет продолжать. Нет никакого сомнения, что он победит. На его стороне все присноживое небесное русское воинство.

И.ИВАНОВ, Е.СУВОРОВ
На снимках:
Роман Аркадьевич Попов (снимок сделан в Варшаве); А.П.Калинин.

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга