ПЕРЕКРЕСТКИ
ПУТЕШЕСТВИЕ В НИКОЛЬСК
Дар Божий
Недавно написала нам подписчица из Москвы: «Человеки! Большое спасибо за газету. Особенно приятно находить материалы о родной Вятке. Часто они становятся открытиями, почему-то о своих святынях знаешь меньше, чем о Дивеевских. А особенно поражает «летучесть» корреспондентов и «вездеходность». Например, для нас, вятских, Даровской – это нечто труднодосягаемое, а для «Веры» нет предела! С наилучшими пожеланиями, Ольга».
Ольге я ответил, поблагодарив в письме за добрые слова. Только не слишком ли она перехваливает нас? Особенно насчет «летучести».
С Даровским-то вот какая история вышла. Осенью возвращались мы из Новгорода через Кострому, и один из нас, бывший за рулем, «пролетел» мимо нужного поворота. Спохватились, когда проехали 50 километров в сторону от главной трассы и увидели указатель: райцентр Даровской. Ну и влипли!
– Наверное, это неспроста, – заметил редактор. – Гляньте на название. Дар Божий. Поедем-ка туда...
И мы поехали, еще дальше от оживленных дорог, в самую вятскую глушь. И не пожалели – много чего услышали, повидали (см. статью В.Григоряна «Штормовое предупреждение», № 452 «Веры»).
Это была вторая остановка в пути. Перед этим побывали еще в Никольске, что в Вологодской области. Но там совершенно другая история вышла. Поездку в Никольск, в противоположность Даровскому, мы планировали загодя. Готовили ее... двенадцать лет.
Человек предполагает...
Никольск, как и Даровской, тоже стоит в медвежьем углу, вдали от оживленных трасс. Я там был всего один раз, в 1991 году. Помню, как тщательно спланировал командировку, наметил главные цели: побывать в доме Куратовых, родных основоположника коми литературы, поразузнать о поэте Яшине, который там родился, а также поклониться Державной иконе Божией Матери. Как мне сообщили, эту икону заказал местный священник у знаменитого оптинского иконописца о.Ипатия для своего храма. Правда, определил он ее не на всеобщее обозрение, а в алтарь. Но все равно это был поступок, ведь на дворе 91-й год!
Сразу скажу, ничего из намеченного осуществить не удалось. Вот вам иллюстрация к пословице «человек предполагает...»
Во-первых, дом Куратовых просто-напросто разрушили, чтобы построить на его месте другой. Случилось это за две недели до моего приезда. Для очистки совести я его сфотографировал... Груда битого кирпича, в которой роются собаки, вытягивают зубами какую-то тряпку, треплют ее, поднимая известковую пыль... Ладно, стал расспрашивать местных про Куратовых – для пополнения истории знаменитой в Коми фамилии. И все что-то несерьезное слышал. Сосед только и вспомнил: «Перед войной Куратиха кочергой выбила глаз гражданину Пионеру Корепину, семья которого занимала часть дома. Пострадавший пытался забрать весь дом в компенсацию за увечье. Куратиха быстро продала дом поликлинике и уехала в Ессентуки».
Не получилось и с Державной. Священник в данный момент был в отъезде, в Москве. Сторож открыл мне Казанский храм (на фото справа), но в алтарь без благословения зайти я не мог.
Чтобы не уезжать с «пустыми руками», отправился в музей. Увидел там фотографию – с нее глядел человек, похожий на Махно. На голове митра, на груди панагия с крестом, в руке посох. Пронзительный взгляд черных глаз. Епископ Ерофей. Скрывался от властей в шалаше в лесу, но был предан «послушником», во время ареста ранили пулей в голову, увезли на барже... Вот это тема! Стал собирать сведения – и опять чушь какая-то. Будто он сын цыганки, был подброшен в храм в Москве. Будто девки мыли его в бане, а обмывки в бутылки собирали и раздавали, как святую воду. Или такой «факт»: в 23-м году в Никольск действительно направлялся викарий, но его убил неизвестный человек и, завладев документами, выдал себя за архиерея. По другой версии, oн был учителем из Вятки, бежал от жены, стал самозванцем. Голова кругом...
Эти слухи, наверное, распускало ГПУ, а в хрониках осталось. Но нашел я человека, который своими глазами видел епископа. Старушка Таисия Ивановна, одноклассница поэта Яшина, рассказала:
– Помню, с нами еще Колька Лепихин учился, в пятом классе. Так его архиерей взял себе в послушники. Бывало, идет архиерей по улице, глазами зыркает – страшно. Мы за углы прячемся. А за спиной его Колька плетется, нас увидит – рожки Ерофею строит. Так вот он, Лепихин, и предал епископа, указал место, где тот в шалаше скрывался.
В общем, странным у меня получился отчет о поездке. Мой друг, прочитав очерк, удивлялся: «Ты куда ни пойдешь, везде кукиш вылезает! Даже про поэта Яшина, певца земли Русской, откуда-то вытащил, что он приезжал на родину в шикарном костюме на заграничной машине в голодный год, когда крестьяне мерли, а потом стихи писал про хорошую жизнь в колхозе... Этак ты слонялся по городу, от кукиша к кукишу, присел в сквере около храма отдохнуть, под памятником славному маршалу Коневу... и тут тоже! Оказывается, Конев, когда был в Никольске военкомом, священников расстреливал. Что за замкнутый круг?»
Сначала я не понял, почему так получилось. Но никольский священник, отец Сергий Колчеев, подсказал. Прочитав очерк в «Вере», он написал письмо. Завязалась переписка, много мне давшая как человеку и как журналисту. Теперь-то ясно как день: ничто не делается без промысла Божьего. Можешь какие угодно планы строить, тщательно готовиться, но все обернется пшиком. В другой же раз совершенно случайно на такое набредешь...
Сколько раз планировали туда командировки, отец Сергий приглашал и в Симоно-Воломскую пустынь, и в Аргуново, где явилась икона на березе. Там народ сохранил интересные обычаи, каких, наверное, нигде нет. И в Дунилово, к знаменитой чудотворной иконе... И все не получалось. Два года назад в апреле икону украли. А вскоре, 22 января 2003-го, почил отец Сергий. Нынче исполняется годовщина. Умер от рака, на 47-м году жизни.
Закон водителя
...В Никольск мы опаздывали из-за всяких дорожных задержек, начинало вечереть. Но вот уже и Тотьма. Рождественский храм, где пребывают сейчас мощи преп.Феодосия Тотемского, был закрыт, поэтому перекрестились и поехали дальше. Еще раз остановились, чтобы посмотреть издалека на Суморин монастырь. Нетленные мощи его основателя прежде находились там, и местный жизнеописатель отмечал: «Всех чудес преп.Феодосия в монастырской книге записано 146, и записывать их давно уже перестали...» После революции святыню забрали в Вологду, в музей. В 1994 году их вернули верующим, но в монастырь они уже не попали, поскольку он недействующий.
– А может, заночуем здесь? – предлагаю спутникам. – Помню, в монастыре была очень дешевая гостиница, при музее. А утречком в Никольск?
Но сам же понимаю, что нереально. Надо ехать. Есть железный водительский закон: ездит быстро не тот, кто ездит быстро, а тот, кто реже останавливается.
Через несколько часов мы в пределах Никольского района. Интересно: если заезжать с севера (со стороны Устюга и Кичмень-Городка – а именно оттуда я попадал в Никольск прошлый раз), то вдоль дороги – сплошной лес. А если ехать со стороны Тотьмы, то за окошком расстилаются поля с перелеском. Сам Никольск как бы на границе севера и юга. Не эта ли переломность отразилась в бесшабашных стихах поэта Яшина?
Тянется тропинка
Прямиком на диво –
И низиной топкой,
И сосновой гривой.
А потом с обрыва
Ринется с откоса –
Хорошо, что криво!
Хорошо, что косо!
Впрочем, скоро ни полей, ни сосен уже не было видно – стемнело. В Никольск въехали ночью. Казалось безумием искать дом священника на пустынных, с редкими фонарями улицах. Но... на этот раз Бог миловал.
Будить священника не пришлось – окна в церковном доме горели. Заслышав шум машины, встречать нас вышел приветливый человек в подряснике, с мягкой рыжеватой бородой. Отец Димитрий Фомин, новый настоятель Казанской церкви.
Лось на дороге
До назначения в Никольск о.Димитрий служил в Тотьме, а до этого в Харовске, в Вожеге, в Вологде. Родился в Северодвинске, но корни его по отцу с Вологодчины, с Вожегодского района. Прадед был священником. Также священником в Устюге, в кафедральном соборе, служит сейчас его дядя. Священнический сан Димитрий не сразу принял – сначала закончил филфак, затем преподавал в институте древнерусскую литературу. Стал чтецом в вологодском кафедральном соборе, женился... Человек неторопливый, основательный, он и здесь, на месте нового назначения, все делает степенно. Начал с приходского архива, разобрал его бумажка к бумажке. Не торопясь входит в никольскую жизнь, знакомится с районом. Так что рассказать ему пока вроде не о чем – сам еще новичок.
– Какой здесь народ? – спрашиваю. – Можете сравнить Никольск с Тотьмой, Харовском?
– Харовск – это железнодорожная станция, туда свозили ссыльных, – стал объяснять священник. – Поэтому народ там в основном приезжий, новый. Тотьма же – город старинный, он древнее Москвы, и люди культурные. А Никольск – в глухом углу приютился между тремя центрами: Костромой, Нижним Новгородом и Вологдой. Куда ни поедешь, все далеко. Пятнадцать лет назад сюда из Вологды только самолетами летали, дороги не было. Ее начали строить как раз в ту пору, когда сюда отца Сергия Колчеева определили служить. Сейчас с дорогами получше, и жители начали жаловаться: машин, мол, много развелось, все едут и едут едут из Устюга, Костромы, Ярославля. Нет уж той тишины, покоя...
– Мы, пока ехали, на дороге полторы машины встретили.
– О том же и говорю! Я вот только что с Устюга возвращался, лося на дороге видел. Стоит смотрит, не боится. Лисы, зайцы бегают, непуганые. Это бы все хорошо. Но народ здесь по причине удаленности от центров совсем отстал в плане просвещения. Можно сказать, дикий, особенно в церковных вопросах. В Аргуново на Тихвинский праздник чуть ли не языческую тризну совершают – ставят длинные столы, пируют. А перед этим всей гурьбой поднимаются на горку, где стояла береза, явившая чудотворную березу. Мне освятить воду с трудом дали. А отца Сергия Колчеева, как рассказывают, два раза чуть ли не утопили.
«Ну вот, опять пошли «неожиданные подробности», как в прошлый приезд», – испугался я про себя. Спрашиваю:
– Как понять, «утопили»? Отец Сергий другое рассказывал, что народ здесь православный, традиционный.
– Народ-то хороший, обычаи и обряды бережет. Но как это выглядит?.. На взгорке, где береза стояла, мало места, люди толкаются, а внизу ручей. Вот и столкнули священника в ручей. Ну, какой-то ажиотаж. А людей сколько! Приезжают из Костромской, даже из Архангельской области. Устраивается ярмарка, женщины пляшут в русских костюмах.
Есть, конечно, положительная сторона – народ здесь незлобивый, трудолюбивый, берегущий обычаи. Например, я заметил: в какую деревню ни приедешь, везде свои скворечники для птиц. Одни, как исстари завелось, сколачивают квадратные скворечники, другие делают их круглыми, вроде маленьких бочонков. Или вот приезжаю в Борок – а там меня женщины встречают... в сарафанах. Белое с красным, борокско-никольский орнамент. Почти у каждой местной женщины такие сарафаны есть, сохранили, так сказать, народную красу жизни. Даже у мужчин косоворотки имеются, хотя обычно стесняются их одевать.
Наследство
– В Борке у вас приход? – спрашиваю священника.
– У меня четыре прихода: в Никольске, Аргуново, Борке и Дунилово.
– А я Дуниловскую икону всегда в паспорте ношу! – вдруг вспомнил. Достаю паспорт, разворачиваю... смешно получилось, будто удостоверение личности предъявляю.
– Да, это Дуниловская, – пригляделся священник, – сверху Божья Матерь с предстоящими, снизу Никола Чудотворец. Необычная икона. К сожалению, ее так и не нашли. Говорят, воры в Москву увезли, там отреставрировали и за границу продали. Кому верить... А вы бывали в Дунилово, откуда у вас иконка?
– Отец Сергий в письме прислал.
Священник погрустнел:
– Никто из нас до последнего дня не знал, что он смертельно болен. А ведь служил как обычно, ни на что не жаловался.
– Говорил, что собирается в Воломо пустынь открыть.
– Это правда. Разбирая приходской архив, я видел его проекты. Владыка, кажется, был не против. Думаю, и желающие бы нашлись там поселиться. Вот четыре года назад пошел слух, что Суморин монастырь в Тотьме церкви возвращают. И сразу откуда-то с Крайнего Севера приехало человек до десяти, поселились на территории монастыря. Но монастырь так и не передали. И будущие иноки уехали, только двое остались, долго еще жили там в каких-то неотапливаемых помещениях, чуть ли не в самих храмах.
– А в гостиницу их музейщики не пустили?
– Какое там! Эта гостиница, пожалуй, одна из причин, почему монастырь не хотят возвращать. Она же доход приносит. Там номера сдаются даже на ночь, люди селятся разные, пьют, гуляют. Это в монастыре! Вроде бы музейщики стараются приличия соблюсти, но в итоге иное получается. В храме, где под спудом почивают мощи преподобного Андрея Тотемского, Христа ради юродивого, они сделали музей «по профилю» – церковной старины. Со всего района свезли туда иконы и священнические облачения. Но тут же, рядом с церковными предметами, прямо над мощами проводят увеселительные праздники, детские утренники с участием Бабы-Яги.
– Я слышал, Тотьму вроде бы хотели сделать родиной Бабы-Яги?
– Да, была такая государственная программа. К счастью, Ягу «поселили» в другой город.
– В какой?
– Я и не помню. Все равно это все на бумаге осталось. В отличие от устюжского Деда Мороза, там у них что-то не заладилось.
– Лужков денег не дал, – шучу.
– Может, и так. Короче говоря, было бы Божье благоволение, добрая воля людей, так и в Воломах можно скит открыть. Хотя разруха там страшная, одни голые стены посреди леса.
– Первый раз такое видели?
– Нет, почему... Под Харовском примерно в таком же удалении, в безлюдье, был монастырь преподобного Онуфрия Катромского. На берегу лесного озера. Одни развалины сейчас стоят. А раньше, это трудно представить, на день памяти преподобного приходило несколько тысяч человек. Монахи лесной пустыньки, конечно, всех не могли принять, поэтому насыпали на берегу пляж. Он до сих пор сохранился, уникальное сооружение. Сотни тонн песка вручную натаскали.
– Пляж – чтобы купаться?
– Нет, конечно, просто чистое место, где можно устроиться на песочке. Рядом вода, можно готовить пищу. Так вот, даже эта песчаная насыпь едва вмещала тысяч паломников. Будет ли у нас еще когда-нибудь такое почитание угодников Божьих? Вряд ли. Но все равно возрождать старые пустыньки надо.
– У вас, наверное, и без этого забот много. Какое наследство вам оставил отец Сергий?
– Десять лет как действует воскресная школа, сейчас ее матушка Ксения возглавляет, филолог по образованию. Ребята часто ездят в детдом, в Дом престарелых, дарят свои поделки, показывают концерты. Еще в Никольске есть факультативные занятия по изучению православия. Интересно, что их посещает в несколько раз больше ребят, чем воскресную школу. Факультатив ведут по благословению пятеро школьных преподавателей. Но самое интересное предприятие, которое создал отец Сергий с единомышленниками, это православная эколого-краеведческая экспедиция «Югра». Каждое лето дети по три недели проводят «в поле». Начинается поход с молебна в Никольске, потом идем до Яшина – села Блудново, где родился поэт, там служим панихиду на его могиле. Наутро отправляемся в Дунилово. Все 50 километров пути ребята несут список чудотворной иконы Дуниловской Божией Матери, поем тропари – настоящий крестный ход. В Дунилово встаем лагерем, и дети занимаются по направлениям – экологией, краеведением. Сейчас эта экспедиция становится межрайонной, к нам присоединяются школы Устюга и Кичмень-Городка. А владыка предлагает сделать ее и областной – тем более, что ученые из Вологды давно уже подключились к этой экспедиции.
Что еще оставил отец Сергий? Дело в том, что он был очень одаренным человеком. Блестяще закончил два вуза – московский журфак и художественно-постановочный факультет ВГИКа. Так что деятельность его была весьма разносторонней – художественные, театральные направления. Сейчас сложно все это понять, проникнуться и продолжить...
– Но остались ведь помощники его? Вы благословите, они продолжат.
Священник покачал головой:
– Просто вы рассуждаете. Талантливые люди, каким был отец Сергий, обычно все делают сами. На нем все и держалось.
Понимаете, так бывает на каждом приходе. Если настоятель умирает или его переводят в другой храм, то что-то заканчивается. Потом появляется другой священник – и это уже иная, новая, жизнь. Лучше или хуже, но она другая.
* * *
Напоследок хозяин показал нам дом, оставшийся от отца Сергия. В день похорон батюшки, когда я звонил сюда по телефону, прихожанка сетовала: «А мы ему недавно помогли комнатку обустроить, сам он занавески, обои на стены подбирал. Вот, думали, наконец-то заживет по-человечески, в хоромах. Так и не пожил...» Сейчас весь дом, уже после смерти батюшки, капитально отремонтирован, любо посмотреть. Особенно понравилась мне огромная русская печь, аккуратно сложенная из кирпичей и пока еще не побеленная. Крепко стоит, незыблемо.
Пока мы разговаривали, редактор спал в машине – ему еще предстояла ночь за рулем. «Ну как?» – разлепив глаза, спрашивает. «Нормально». Что еще ответишь. «Тогда вперед», – перекрестившись, Игорь повернул ключ зажигания.
Вот такие мы «летучие». Толком с новым настоятелем так и не получилось поговорить. Когда еще здесь окажемся? Через двенадцать лет? Нет, не буду наперед загадывать. Все в воле Божьей...
Записал М.СИЗОВ
 | назад |
| вперед |  |
