БЫЛЬ
ПОБЕГ
Он вернулся, теперь главное для него – вернуть родителей... Погибших в застенках
Снег пошел хлопьями, да такими большими и так густо, что не было видно кругом.
Владимир шел и шел, не зная ни местности, ни направления, не разбирая дороги, по какому-то внутреннему наитию. «Слава Богу! Слава Богу!» – только и звучало сейчас в его душе. Да, в этот раз не догонят, не закуют в кандалы, не станут нещадно бить, как уже повторялось четыре раза, после каждого побега...
Не видя дороги, беглец дважды падал в ущелье, дважды каким-то чудесным образом выбирался и снова неустанно шел вперед. Он потерял счет времени, не замечал холода, не чувствовал голода. «Господь ведет меня. Он спасет, Он не оставит!» – твердил про себя то ли как клятву, то ли как молитву – все слилось в душе в едином порыве: спастись, выжить, выйти!
Босиком, в рубище, в лохмотьях вместо одежды, с длинными, ниже плеч, давно нестриженными волосами, с длинной бородой, он, наверное, сейчас был похож более на призрак или на снежного человека, чем на самого себя. Можно было дать голову на отсечение, что никто из бывших знакомых по сыктывкарскому пригороду Максаковка, соседей, сослуживцев не узнал бы в этом призраке Владимира Савватиевича Айбабина, 1941 года рождения, пропавшего безо всякого следа на золотом побережье Черного моря из прекрасного санатория, куда получил долгожданную путевку на заслуженный отдых...
Пусть только не перестанет падать снег, тогда следы никто не увидит, значит, не догонят. Снежные хлопья были теплыми, мягкими, нежными. На мгновение почудилось, что это не снег, а белоснежные крылья Ангела-хранителя. Они-то и закрывают его от преследователей, согревают, дают силы идти.
Одиннадцать лет он был у чеченцев самым что ни на есть настоящим рабом. О рабстве и рабовладельческом строе Вова Айбабин читал в учебнике 5 класса по истории. Рабы были где-то далеко-далеко в прошлом. Их история заканчивалась в США, когда в гражданской войне между Севером и Югом одержал победу Север и с рабством было покончено навсегда. А у нас, в Советском Союзе, все – свободные граждане «союза нерушимых республик»...
И вот он, Владимир Айбабин, – раб, кавказский пленник, за баланду и кусок хлеба пасет скот, ухаживает за свиньями, спит вместе с ними в хлеву. Вечером, чтобы не убежал, его заковывают. Чуть что не так – нещадно бьют.
Уже много лет он не слышит родной коми речи, да и русской – тоже.
Только один крик стоит в ушах: «Пошел, кусская свинья!»
Владимир разговаривает с животными – они так внимательно слушают, смотрят такими кроткими, все понимающими глазами, что становится от этого легче и спокойнее на душе, обида и боль проходят...
Даже одиночество отступает. Он один, всегда один, даже тогда, когда сзади него молодой чеченец с ружьем, стережет, чтобы не убежал.
Правда, несколько раз удалось переговорить с такими же бедолагами, как он сам, с рабами, одному из них даже бежать предложил, но тот побоялся.
И вдруг однажды Владимир почувствовал, что нет охранника сзади, отлучился куда-то. Бежать! Сию же минуту! Не раздумывая! Спаси меня, Господи! Дай мне силы дойти до своих, вернуться в родную землю. Мне необходимо найти себя, свою прежнюю жизнь, из которой вычеркнула меня чужая злая воля.
И он пошел. В этот миг он не боялся ни диких зверей, ни пропасти; он не боялся смерти – он остерегался только встречи с человеком... И тут повалил густой снег.
Да, да, страшно почему-то не было. Он был один, но в то же время как будто Кто-то незримый, сильный и любящий его присутствовал рядом, поддерживал, одобрял, предостерегал.
Снег... Вот такой же легкий и пушистый лежит он зимой на бескрайних просторах его родины, северной земли Коми. Он лежит, наверное, на могилах отца, матери, брата, репрессированных и расстрелянных как врагов народа в далеком 1947г. в вологодской тюрьме. Отец! Батюшка Савватий, как его все называли. Священник кочпонской церкви. Брат... Владимир хорошо помнит его. Молодой, веселый, жизнерадостный... И когда он успел стать врагом народа? Эх, вернуться бы мне живым, найти их могилы, поклониться праху невинно убиенных – и тогда бы я уже все в своей жизни сделал, тогда и помирать можно. А сейчас нельзя.
И тогда, в Детском доме, нельзя было помереть. В шесть лет душа видит и живет по другим законам. Учился изо всех сил, чтобы стать человеком, школу с золотой медалью закончил и – молодым везде у нас дорога! – поехал не куда-нибудь, а в Ленинград, и поступил! Но радость была недолгой. В памяти звучат слова человека в погонах: «Ступай-ка ты на лесоповал, сын врага народа», – и тяжело падает на стол перечеркнутое крестообразно густыми красными чернилами легкое личное дело студента первого курса Айбабина. И пошел на лесоповал, два года валил сосны и ели, но выучился сначала на шофера, потом и на водолаза. Жил не лучше, но и не хуже других, и никак не мог предположить, что неожиданно, в одно мгновение все может перевернуться на сто восемьдесят градусов...
На исходе были вто-
рые сутки пути без сна, пищи, отдыха. Неожиданно впереди услышал, уловил шум техники, голоса людей. Замер, прислушался. Снова пошел на шум, напряженно ловя чутким ухом человеческую речь. Русские! Свои!
Солдаты российской армии, стоявшие в ущелье, первыми услышали трудный рассказ о том, что так мучительно хочется забыть Владимиру сейчас, когда все уже позади.
Но разве такое можно забыть? Тут тебе и корреспонденты, и любопытствующие, и следователь... и чиновники, которым нужно всякий раз объяснять, кто он, откуда и зачем ему нужен российский паспорт. И впереди – международный процесс в Гааге.
А ему, Владимиру, по большому счету, теперь ничего не нужно, вот только бы получить весточку о близких. В официальном ответе на запрос об отце и матери указано, что документы уничтожены за давностью лет. Конечно, с документами все может быть. Но с памятью о людях, прошедших по этой земле с Богом и безвинно пострадавших за него, такого не бывает.
Кто-то еще знает, помнит о них, может и свидетельства указать, где на Вологодской земле захоронены те, кого так необходимо отыскать Владимиру Айбабину.
Хочется верить, что он обретет дорогие его сердцу могилы. На все воля Божия. Пусть не оставит его Господь на этом главном пути из небытия в жизнь вечную.
Н.Мищенко
г.Сыктывкар
PS. Сейчас Владимир Савватиевич адаптируется к новой (прежней и уже не совсем прежней) жизни. В этом ему помогает Тамара. Нужно получить российский паспорт, т.к. он «в списках уже не значился». Нужно поправить здоровье, ведь у него нет ни одного несломанного ребра, а ноги от кандалов страшно болят по ночам. Ему нужна квартира, ибо прежнюю давно распределили другим, и, наверное, более всего ему требуется простое человеческое участие, помощь Церкви.
А главной своей задачей в жизни он считает поиск документов о репрессированной в 1947 г. в вологодской тюрьме семье. Ему очень важно отыскать могилы отца, священника Айбабина Савватия Тимофеевича, 1906 г.р., матери Дулашевой Марии Изосимовны, 1932 г.р. Если кто-то из читателей что-нибудь знает об этих людях или имеет желание заниматься поиском, просим сообщить в редакцию газеты.
Ко всему сказанному хотелось бы добавить, что через некоторое время после побега B.C.Айбабина силовыми органами были освобождены еще 12 человек в той же местности, где находился он сам.
 | назад |
| вперед |  |
