СЛОВО
«...ЧЕРЕЗ ГОРНИЛО СОМНЕНИЙ»
На конец ноября 1994 года планировался Архиерейский Собор РПЦ, который должен был немало потрудиться для оздоровления церковной жизни. За три недели до Собора, на Дмитриевскую родительскую субботу, состоялась беседа профессора М.В.Горбаневского с ныне покойным мудрым русским пастырем, благочинным Старорусского округа Новгородской епархии, кандидатом богословия архимандритом Агафангелом. В память о мудром русском пастыре (пять лет его кончины отмечали в прошедшем феврале) мы печатаем несколько отрывков из этой записи.
– Батюшка, какие проблемы церковной жизни кажутся вам наиболее существенными, требуют безотлагательного решения?
– Если не ошибаюсь, то – к великому прискорбию! – уже более двух сотен сект (включая и так называемых демонистов) с разной степенью легальности действуют на территории современной России. В этом я вижу и огромную опасность для всего нашего Отечества... О любви деятельной ко всем ближним – к инородцам и иноверцам – Господь сказал в притче о милосердном самарянине (Лк. 10, 30-37), увещая нас быть сынами Отца Небесного, который повелевает солнцу сиять над добрыми и злыми, праведными и неправедными (Мф. 5, 45-48). Сектанты же, всяческие самодеятельные проповедники, экстрасенсы, протестантские проповедники – несомненное зло и искушение, для людей ищущих Бога и не всегда находящих (в том числе и по нашей, клира и иерархов Московской Патриархии, вине) путь в Церковь – Тело Христово.
Запад – не исчадие ада, нет. Когда царь Петр I «прорубил окно в Европу», то был за сие награжден похвалой Патриарха Иова. Однако Патриарх позже молвил: «...Как бы через окно это не пришло к нам нечестие». И мы знаем, какими действительно стали последствия: Петр возомнил себя Цезарем и затем вообще упразднил Патриаршество... Не станет ли юридическая вседозволенность деятельности сектантов и экстрасенсов началом того разложения, о котором нас предупреждал и преподобный Нектарий? Скорблю об этом и волнуюсь.
Есть и еще одна проблема церковной жизни, о которой всем нам следует помнить. Боль, которой я хотел бы поделиться с моими братьями и сестрами по вере, состоит в следующем: христианство, православие воспринимаются еще миллионами наших сородичей-россиян как часть той традиции, которая была разрушена большевиками и представляет собой лишь некую ценность как орудие политики. Именно поэтому мы видим государственных деятелей с разномастной бюрократической челядью на Рождество и на Пасху в храме с зажженными свечами, а высших иерархов – на всевозможных «форумах» среди лидеров политических движений и партий. Нередки факты и того, что вновь открытые храмы – пусты, что в них не хватает священников, дьяконов, регентов, псаломщиков, а в монастырях – насельников. Соглашаясь с метафорой современного молодого историка, могу сказать: представим, что иудеи, находившиеся в вавилонском плену, вместо покаяния постоянно бы обвиняли своих поработителей, стремясь сбросить иго рабства. Вряд ли они смогли бы вернуться в землю обетованную и заново отстроить Храм.
Призыв к покаянию у нашей паствы, у тех, кто мог бы стать членом Церкви, да и у наших правителей, истинного-то отклика так и не нашел. Бесы, вошедшие в сердце Руси, доныне не изгнаны. Но решать наши церковные проблемы нужно не келейно, не административно, когда слезная мольба сельской двадцатки прислать в храм непьющего и знающего службу батюшку может месяцами пылиться под сукном иного архиерейского делопроизводителя, мнящего себя «истинным ревнителем православия на Руси». Для грядущего оздоровления церковной жизни очень важен предстоящий Собор Православной Церкви. Надеюсь, что на него будут избраны лучшие представители православной России и что они смогут потрудиться на нем действенно, свободно и демократично – так же, как это было в 1990 году, когда впервые за семьдесят лет проводились свободные выборы Патриарха. Я с благоговением вспоминаю это.
– Русский писатель XIX века Николай Лесков говорил, что русский народ был крещен, но не был просвещен. Разделяете ли вы, отец Агафангел, эту точку зрения, и что это могло было бы означать в наших современных условиях?
– И в те уже удаленные от нас времена имели место такие случаи: идет в храм некий аристократ с тросточкой и спрашивает: «Где здесь причастие раздают?» Представляете себе степень его «просвещенности»?! Что такому человеку было необходимо – справка от священника, что он причастился, то есть документ, необходимый для дел сугубо светских и от веры далеких. Ведь даже некий выпускник Казанского университета, будущий тиран России, обязан был принести в ректорат такую справку, иначе бы ему диплом просто не выдали. Как вы понимаете, я говорю об Ульянове-Ленине (кстати, приняв тогда Святые Дары, он, выйдя на паперть, поступил с ними кощунственно... Антихрист!).
Но если все же ваш вопрос обратить к нашей противоречивой и больной современности, осмелюсь искренне высказать следующее суждение: непреложно знать основные положения веры, которую ты исповедуешь. А на деле что часто происходит? Люди, называющие себя православными, часто хвалятся высотами, глубинами, широтами своих познаний, мудрости или веры. Они знают все: особенности той или другой религиозной или философской системы культуры или школы; они тонко разбираются в различных юрисдикциях, линиях, ветвях или преимуществах многочисленных религиозных или совсем нерелигиозных организаций. Их очень занимают какие-нибудь загогульки в каких-нибудь гностических учениях, ересях или расколах. Они претендуют на знание многочисленных ритуалов служб, стилей храмов, церковных напевов или икон. Словом, они знают как бы все – вплоть до числа и качества крылышек ангелов, серафимов и херувимов. Однако, зная все это, скромно говоря, чрезвычайно поверхностно, они в главном, в основном, в самом важном, просто неграмотны.
К сожалению, слишком много людей в России и за ее пределами, называющие себя православными, очень и очень часто ни Библии в целом, ни Нового Завета, ни Катехизиса, ни даже своего служебника и требника не знают так, как надо знать эти основные книги каждому православному, просвещенному верующему.
И еще об одном хочу сказать, поскольку Старая Русса – город Достоевского, где он жил и творил, молился пред Светлым Ее Образом – чудотворной иконой Старорусской Божией Матери. Лишь недавно отечественному читателю стали доступны труды (но – в очень малой мере) крупных русских философов, из-за большевистских гонений покинувших пределы Отечества. Вот почти еще не известен философ и истинно православный христианин Сергей Александрович Левицкий. А ведь его суждения о вере Достоевского, не раз испытывавшего искушения и сомнения, глубоки и высокомудры. Левицкий писал о том, что христианство Достоевского чуждо прекраснодушия: вера великого писателя – не слепая вера, а, как он сам писал, «прошедшая через горнило сомнений»... Христианство Достоевского, по Левицкому, – читайте его чаще! – чуждо отвлеченного морализма, которого не был чужд Толстой. Между прочим, передают, что когда графиня Толстая читала Достоевскому «Мою исповедь», то Федор Михайлович буквально бегал по комнате и восклицал: «Не то, не то!!» Ведь недаром и сам Достоевский говорил: «Не мораль, не учение Христово спасут мир, а только вера в то, что Слово плоть бысть». Не скрою, согласен я с Сергеем Левицким и в том, что христианство Достоевского, прежде всего, мистично и реалистично, как всякое подлинное христианство. Христианство Достоевского действительно есть Иоанново, профетическое христианство, исполненное горения, достойного первых христиан. По антропологии Достоевского человек, хотя и первородно греховен, но не придавлен грехом. Сквозь его падшее и бунтующее естество всегда сквозит образ Божий в человеке.
– Существуют мнения о том, что некоторые фрагменты православного богословия деактуализировались, что, исходя из нашей занятости и наших немощей, следовало бы сделать службу более компактной – например, сократить всенощную. Что вы можете об этом сказать своим чадам?
– Напомню вам, брат Михаил, что преподобный Нил Афонский говорил еще в XVI веке, что дьявол создаст такой ящик, у которого будут рожки, а у этого ящика будем мы проводить часы, и нам не нужна будет молитва, своеволие появится и прочее. Иначе говоря, он предвидел, что будет даден человеку телевизор, антенны в каждом доме и на каждом доме. Сегодня мы уже – перед этим ящиком. Сколько дает он пользы – все мы знаем, есть замечательные передачи, – таков XX век... Однако он являет собой в целом языческий культ человека, особенно развращающе действующий на детей. И на сегодняшний день – это большая проблема. А вот прийти в церковь, очиститься от всего этого, получить духовный заряд, сияние фаворского света – это сравнимо с тем, как в древности говорили: «Христианина узнают по походке...» Если же сегодня мы будем, например, сокращать всенощную службу, то мы и потеряем как бы эту христианскую походку, и потом, может быть, постепенно приобретем и демонический нрав...
Боюсь, что сокращение службы приведет и к нежеланию изучать наследие святых отцов Церкви. Нет ли здесь опасности протестантизма, которому достаточно прочитать Евангелие, а затем только его толковать? Сокращение службы низведет нас до каких-то псевдохристианских «посиделок», которые у нас, например, в Старой Руссе, к сожалению, практикуются некоторыми околоцерковными «активистами» под видом «религиозно-духовного общения». К сокращению службы могут призывать, к сожалению, и полуинтеллигентные неофиты, невоцерковленные и живущие все-таки памятью о своем атеистическо-большевистском прошлом, об участии во всяческих городских идеологических комиссиях (языческие «камлания» на которых наводили на людей стойкую скуку и уныние).
К несчастью, поборники идей сокращения православного богослужения ныне встречаются даже среди русских писателей, художников, музейных деятелей, чье духовное зрение от природы даровано Богом вроде бы более острое и чистое. Но и они впадают в искушение. Воистину: чувственные восприятия затемняют человеку созерцание духа. Напомню всем чадам отрывок из исповеди св.Василия Великого: «...Как часто и почти всегда входил я в храм Божий скверный и нечистый, без страха и трепета стоял там и молился рассеянно, легкомысленно, неприлично, невежественно и беспечно, и выходил оттуда с таким же духом и расположением. В домашней молитве также был всегда холоден, нерадив и молился весьма мало, лениво, без внимания, усердия и благоговения и вообще не выполнял установленных правил молитв. ...О, сколь тяжкому наказанию повинен я буду!»
– Батюшка, как по вашему богомудрому мнению, допустима ли простая русификация текста богослужения?
– Раздвоенности нашей в вопросе о церковнославянском языке как литургическом быть не может – традиции, о которых так много писали святые отцы, должна быть сохранена в неприкосновенности. Принципиально важно другое – истинно полное, высокопрофессиональное и эффективное (и, упаси Бог, не начетническое, в стиле худших советских лингвистических методик) преподавание и изучение церковнославянского языка всеми россиянами с детства – и в воскресных школах, и на катехизических курсах, и в общеобразовательных школах, лицеях и гимназиях. Эти кладези древнерусской лексики и грамматики, эта сопричастность языкам древним, в частности, греческому, коя есть в церковнославянском, значительно повысят образованность и культуру всех будущих граждан, коим предстоит возрождать Россию, увеличит их любовь и уважение и к живому русскому языку, ныне донельзя обедняемому и оскверняемому. Хотел бы сказать и еще об одном: нужно в воскресных школах обязательно использовать нормальный методический прием – разбирать параллельные тексты, скажем, всенощной или литургии, или молитв разнообразных, и на русском, и на церковнославянском языке, разбирать лингвистически, кропотливо и деликатно. Ведь человеку, приходящему в Большой театр слушать великую оперу Чайковского, дают в помощь либретто этой оперы, помогающее вникнуть во все величие и музыки, и слова...
Мне вспоминаются и интереснейшие дискуссии, которые проходили на Международной церковно-исторической конференции в июле 1986 года в связи с празднованием 1000-летия Крещения Руси. Вот еще тогда, до сегодняшних «газетных» споров, один из участников конференции, протоиерей Лев Лебедев, высказался очень точно, подчеркнув, что церковнославянский язык как продолжение традиции Церкви в области языка в своих словесных выражениях заключает такую духовно-мистическую глубину, которая теряется при переводе Священного Писания на обыденный язык, его внутренняя мистическая глубина при этом совершенно исчезает. Агнца Божьего назвать ли «ягненком Бога»?! Церковнославянский язык – это, действительно, особое Божие вдохновение святым равноапостольным Кириллу и Мефодию, которые создали его исключительно для богослужебного употребления. Абсолютно прав был тогда отец Лев Лебедев, образно разъяснив оппонентам, что это подобно тому, как мы, священнослужители, надеваем церковные облачения – входя в храм, мы ведем богослужение на церковнославянском языке, а выходя из храма, говорим на своем обыденном, то есть на современном русском языке.
Что же касается проповеди, то она должна произноситься священником только на русском языке, живо, доступно, образно и понятно. Считаю, что и в семинариях, и в академии у нас еще недостаточно хорошо и эффективно ведутся занятия по риторике и культуре русской речи. А ведь эти занятия должны включать в себя даже и то, чем занимался Демосфен, – работу над дикцией священнослужителя. Разве пристойно произносить проповедь с амвона в виде косноязычного бормотания, проглатывая гласные звуки или же, наоборот, вводя народ русский в смущение ярким западно-украинским акцентом священнослужителя? Всякому иерею – и молодому, и опытному – такие просчеты следует устранять – побеждать самого себя. Победивший же себя, как известно, совершает победу более славную, чем знаменитые полководцы, покорившие целые царства.
– Считаете ли вы возможным участие мирян в проповеди Евангелия – сейчас также немало спорят об «апостолате мирян»?
– Я считаю, что это – тот вопрос, который должны решать богомудрый Святейший Патриарх и Синод. В каждой епархии может быть человек, в сане, разумеется, который был бы миссионером этого края. Там, где в селах нет храма и священника, по благословению епископа, ангела Церкви, такой миссионер, получив от епископа антиминс, мог бы проезжать от деревни к деревне, совершая, например, на Пасху, богослужения, – ведь часто храма и батюшки православным еще не найти и за пятьдесят километров. А такого миссионера в сане сопровождал бы опытный и образованный мирянин, который после его отъезда оставался бы в деревне на два-три дня, дарил бы верующим библиотечку православной литературы от имени епархии, что-то бы помогал прочитать, понять, да и с детьми бы беседовал.
– Есть и еще один многих волнующий вопрос – отец Агафангел, возможен ли приемлемый вариант экуменизма? Как вы его себе представляете?
– Экуменизм – сложнейшая тема. Здесь мы сталкиваемся с большой опасностью. Не так давно, в брежневско-андроповские времена, насаждавшийся и даже диктовавшийся порой Патриархии «позыв» к участию в так называемом экуменическом движении был достаточно объясним. С одной стороны, участие представителей Русской Православной Церкви в различного рода «миротворческо-экуменических мероприятиях» должно было убеждать Запад (хоть в такой-то мере), что свобода совести в СССР существует и что иерархи вольны в своих поездках на Запад и т.д. Одновременно это не секрет – в составе таких «делегаций» всегда было достаточно много сотрудников советских спецслужб, использовавших «экуменические контакты» сугубо для своей профессиональной деятельности – как по линии разведки, так и контрразведки. Но можно, как ни странно, вспомнить и о временах чуть более ранних: на Московском Соборе в 1948 году Московская Патриархия определяла «экуменическое движение как новую попытку построения Вавилонской башни, как признак очередного заблуждения человечества, основанного на пороке гордости. Задачу внутреннего органического объединения на догматической основе оно заменило внешним механическим объединением...»
Кстати, в тот период наши тогдашние иерархи отзывались об экуменизме настолько жестко, что некоторым из нынешних членов Церкви это покажется неправдой. Но дело обстояло именно так: пойти навстречу экуменическому движению для Русской Православной Церкви тогда (напомню, это был жуткий послевоенный 1948 год – начало новых сталинских репрессий, особенно в сфере идеологии) значило бы «отказаться от истинного единства церковного... в пространстве и во времени... порвать непрерывную цепь благодати, связывающую Православную Церковь с Апостолами путем Апостольского преемства... продать хранимое нами сокровище веры за чечевичную похлебку земных выгод и принять участие в уловлении душ человеческих этими выгодами». Так что мы можем лишь констатировать, что отношение Церкви к экуменическому движению, к участию или неучастию в нем слишком часто определялось привходящими – светскими факторами и интересами политического режима и государства. Как богослов не могу не заметить, что так называемая экуменическая дружба всячески способствует размыванию вероисповедных границ, то есть разрушению церковной ограды, а наши «православные» экуменисты не только проникаются заблуждениями инославных, но, увы, сживаются с их грехом. Святитель Марк Ефесский, отстоявший православие в одно из самых опасных для Православной Церкви времен, писал так: «Никогда, о, человек, то, что относится к Церкви, не исправляется через компромиссы: нет ничего среднего между Истиной и ложью».
С сайта г.Старая Русса «Соборная сторона»
 | назад |
| вперед |  |
