ПОЧТА
МИЛОСТЫНЬКА
Здравствуйте, уважаемая редакция газеты «Вера»! Мне хотелось поделиться с читателями газеты «Вера» своими жизненными наблюдениями. Господь да поможет мне в этом.Однажды, заболев крепко гриппом, мне пришлось обратиться в больницу. Больница находилась в городе, а я проживала в деревне. Автобусы ходили только утром и вечером. Так что мне волей-неволей предстояло целый день провести в городе, слоняясь по улицам или же заходя в магазины. Что я и делала. И вот, таким образом, бесцельно убивая время, мне вдруг естественно захотелось поесть, да к тому же чего-нибудь горяченького, так как дело было зимой и на улицах мороз стоял под 30 градусов.
Сказано – сделано. И вот уже я отыскала небольшой кафетерий и с удовольствием, от предвкушения горячий пищи, открыла входную дверь. После мороза сразу тепло. Аккуратные, уютные столики, запах кофе и пельменей. Мысленно нырнула к себе в кошелек. Денег мало, но на порцию пельменей и кофе я могу рассчитывать. Не отводя взгляда от дымящегося блюда, я примостилась у самого крайнего столика, у окна. Взяла ложку и тут, подняв немного голову, увидала его...
За моим столиком, напротив, сидел старик лет под 70. Сидел как-то боком, лицом к залу. Весь помятый, обросший и неухоженный. Глаза его обращены были на посетителей, которые вокруг него вовсю работали вилками и зубами, опустошая дымящиеся тарелки с пельменями. Ни лицо его, ни глаза не выражали ничего, какое-то бессмысленное отупение, что ли. Но я всем сердцем поняла: он голоден.
Сердце защемило. Но моя внешняя сущность, очень практичная, кстати, мысленно опять залезая в кошелек, сказала: «Нет – благотворительности! Денег мало». И от этого «нет» сердце вдруг как-то упало, и я почему-то расхотела есть. Внутренне злясь на себя, на старика и еще на что-то, я опустила глаза, чтобы его не видеть, и машинально, быстро работая вилкой, доела все пельмени, выпила кофе. И все это не поднимая глаза, точно сама была в чем-то виновата.
И, только покончив с едой, опять быстро взглянула напротив. Старик по-прежнему устало сидел и так же бессмысленно смотрел в зал. У меня опять заныло сердце. И опять мое мирское «я» отпарировало: «Ну чего ты маешься и сожалеешь, да это всего-навсего какой-то алкоголик, которому надо выпить. Заглушив таким образом свою совесть и стенания сердца, я поднялась из-за стола.
И тут старик вдруг обернулся ко мне и просто посмотрел мне в глаза. И так же просто сказал мне: «А вы не скажете, сколько стоит порция пельменей?» Он ничего не попросил у меня, он задал мне вопрос. Волна жалости, сожаления к ближнему затопила все мои прежние чувства и настроения. Теперь я больше не размышляла, я знала, что мне ответить. Я открыла свой кошелек и, отсчитав свои последние 15 руб. 50 коп., – протянула их старику. Он ничего не сказал. Только рука, протянувшая за деньгами, как-то вдруг странно задрожала, а на его бессмысленном лице я вдруг увидела слезу – одну, крупную, стекающую по морщинистой щеке вниз. Я еще стояла в каком-то отупении от происходящего, а за моей спиной уже раздавался голос старика, обращавшегося к буфетчице: «...Пожалуйста, порцию пельменей в целлофановый мешочек положите. Видите, у меня дома жена, она лежит парализована...» Дальше я уже не дослушала и вышла на улицу. Щеки мои горели, душа плакала. Я шла и мысленно возносила хвалу Господу: «Слава тебе Господи, что через люди своя Ты помогаешь нищим и обездоленным. Слава Тебе!»
Теперь посмотрите, как в данном случае мой внешний, лукавый человек искушал мою душу. Он прилагал все старания, чтобы милость Господня не совершилась. В первый раз он привел довод о том, что, мол, мало денег на милосердие, во второй, что этот бедный человек – пьяница и не достоин подношения. Но, Слава Богу, сердце не дало мне соблазниться этими уловками. Только через сердце мое милость Господня сделало свое доброе дело.
Этот случай научил меня прислушиваться потом больше всего к своему сердцу, чем к своему разуму.
Второй случай подаяния нуждающемуся произошел в глухой деревне, где я проживаю. Всего несколько домиков. Старушки да пьяницы. Так вот, среди этих пьяниц была одна по имени Нинка. Нинка да Нинка, хотя этой Нинке уже 60 лет. Пила с мужем по-страшному. Потихоньку спивалась. А так ведь, если посмотреть по трезвости, была она человеком очень даже беззлобным и покорным. Как-то по-своему верила в Бога. А сколько она молитв знала наизусть, не каждый из верующих их столько знает. Она их читала как-то нараспев, словно стихи, при этом поднимая голову и смотря вверх, на небо, словно хотела там увидеть Того, к Кому она обращалась. Муж лежал дома парализованный. Бедность ужасная. Стол, стулья, кровать и какое-то тряпье на кровати. Дров было совсем мало, и поэтому топили они через день. И почти все время оба, одевшись, проводили на печке, в то время как по комнате летала стужа.
И вот как-то однажды я решилась зарезать несколько старых курей, которые уже перестали нестись. Пригласила соседа, и мы эту процедуру проделали прямо на улице, у моей калитки. Стояли и оживленно переговаривались с ним. Слышим, за спиной кто-то остановился. Смотрим: Нинка стоит, смотрит. Вся закутанная с ног до головы, и горящие глаза, обращенные на зарезанную курицу. Как-то бессмысленно она произнесла: «Что, курей режете? А вот мне и холодно, и голодно». И пошла дальше, еле передвигая ноги. Сосед посмотрел ей в след и засмеялся: «Кому голодно, а кому и нет».
Я заспешила домой, где меня уже ждала нагретая вода, для отделки куриц. Закончив всю процедуру, я положила чистых и общипанных курей на стол, и тут ни с того ни с сего у меня перед глазами опять предстала эта сцена у калитки. Покорная, обреченная, голодная женщина Нинка. Я задумалась. И вдруг во мне зазвучал внутренний голос. Ясно и отчетливо: «Иди и отдай курицу Нинке. Иди и отдай!» И я знала, кому принадлежал этот голос. Я знала и поэтому заспешила исполнить волю говорившего. Накинув платок, шубу, надев на босу ногу валенки, я зашагала к Нинкиному дому. На улице уже стемнело, и в ее окнах горел свет. Я осторожно постучала. Дверь открывали очень долго, и наконец на пороге появилась она – Нинка. Вместе с ней я зашла в коридор. Она стояла передо мной, опустив руки вниз, такая же покорная и подавленная. Глаза, словно у виноватой в чем-то, были также опущены вниз.
«Нина, – обратилась я к ней, – веришь ли ты в Бога?» Она подняла на меня испуганные глаза, почему это я ее спрашиваю. «Да, верю», – отвечает. «Так вот, – говорю, – Господь, видя, что тебе нечего поесть, послал меня отдать тебе вот эту курицу», – и кладу завернутый сверток ей в руки.
Она машинально приняла у меня сверток, все еще ничего не понимая. Как это, Господь? Потом что-то до нее стало доходить, доходить... лицо ее просветлело, и она уже шепотом повторила: «Господь посылает курицу мне... мне... грешной, противной пьянице? Мне... посылает Господь курицу?» «Господи! – вдруг закричала она во весь голос, как по покойнику, и рыдания сотрясли ее худые плечи. – За что мне, Господи, за что?» Слезы текли ручьем из ее глаз. Она плакала и причитала, плакала и причитала. «Господи, прости меня, грешную!» Вместе с ней плакала и я. Нигде и никогда, даже у верующих, я не встречала такой любви и благодарности к Господу, которые проявила пьяница Нинка.
И вот эти благодарные слезы, бедных и глубоко погрязших в своих грехах людей, омыли и мою грешную душу, только-только начинавшую приходить к Господу. Эти слезы смыли с моей души мой эгоизм и черствость, мое любование собой. Они заставили мое сердце сострадать и любить ближнего своего, как самого себя.
И мне бы хотелось обратиться к верующим и неверующим. Садясь за стол обедать, вспомните, что в это время у кого-то, может быть, нет и куска хлеба. Не надо идти далеко – эти голодные и бедные могут быть у вас в подъезде, на вашей улице, ваши соседи, может быть. Пусть они не стоят и не просят. Но вы, зная их нужду, будьте милостивы. И пусть лукавый не смущает вас, как смущал меня в первом случае (мало денег, он пьяница и т.д.). Господь попустил быть нищему, убогому и пьянице, чтобы мы, богатые, здоровые и непьющие, не отворачивались в сторону, но сострадали нашим братьям, страждущим и мучающимся. И сострадали от всего сердца. «Если чаща студеной воды не теряет мзды своей, то какое воздаяние получит расточивший все имение свое бедным» (Феофан Затворник).
Наталья МАРЧЕНКО
Кировская обл.
P.S.Спустя некоторое время Наталья Васильевна прислала в редакцию еще одно письмо. На этот раз со стихами о своей соседке Нине, рассказ о которой мало кого из наших читателей оставит равнодушным. Поэтому мы это стихотворение также решили опубликовать.
| Господь и пьяница Нинка Нинка, пьяница лихая, Пьет уж много лет подряд. Пьет вино, не просыхая, Дикий вид и дикий взгляд. То в канаве, то на лавке, На полу лежит в бреду. Головой качают бабки, Пьешь себе ты на беду. Ты людей не замечаешь. Бог – вино и свет, и тьма. Чрево водкой наполняешь, Тонешь в пьянке от вина. Но Господь призрел на Нинку, Человека ей послал. И тот будто бы в новинку Ей про Бога рассказал. Вот Исус, пора спасаться, Так он Нинке той сказал. Надо, надо исправляться, Он сказал так и пропал. Нинка, грешница, лежала На кровати вся в бреду, И душа ее стонала, И душа была в аду: «Где ты, Господи, откройся, Помоги в моей беде!» И услышала: «Не бойся, Невозможного нет Мне!» Разорвалась тьма запоя, Воссиял предвечный Свет. Зазвучало с аналоя «Тебе, Боже, много лет!» Встала Нинка на колени И лицом упала в пол. Так молиться мне ли, мне ли, Невзирая на престол. С этих пор не стало Нинки, Плат одела на главу, Собрана, как на поминки, День за днем кропит слезу. Много грешница грешила, Веселилась и пила. Ничего теперь не мило, Обратилася сполна. Губы шепчут: «Боже, Боже, Попали в душе мой ад И прости меня, о Боже, И введи меня в Свой Град». Не отринул Боже правый Грешной пьяницы обет, Он помог, она восстала, Чтоб увидеть Божий Свет. |
Живи – борись! Теперь ты знаешь, что когда совсем станет невмоготу, – у тебя есть прибежище, лучше всех прибежищ мира!!!
 | назад |
| вперед |  |
