ВЕРТОГРАД
РУССКАЯ ИЗБА
Изба – домашняя церковь
При упоминании об избе чаще всего представляется или нечто сказочно-пряничное, изукрашенное, об одном окошке, или наоборот – тщедушный, изнуренный, забитый, темный мужичонко, живущий впроголодь чуть ли не в конуре. И писатели, и художники в нашем познавании русского исторического быта часто играют роль не слишком благовидную. Художник Суриков, например, умудрился бедного Меншикова посадить в такую избу, что, если он встанет, то, как князь Гвидон, вышибет крышу. Для суриковского художественного образа это дало очень убедительный штрих – «из князя – в грязи».
Но это никак не вяжется со свидетельствами о размерах русских жилищ. Над дверями обыкновенной избы (высота дверей 2,2 метра) делаются полати, и на них, хотя и пригнувшись, тоже нужно передвигаться (еще метра полтора). В сумме получается 3,3-4 метра высоты.
Конечно, были и бедные избы, и мужички плюгавенькие. Вопрос в пропорции – что правило, а что исключение. Но если, глядя на случайные фотографии деревенской улицы (не намеренно же советским издательством подобранные, чтобы доказать благосостояние русской деревни ХII-ХIХ веков!), я насчитываю подряд 6, 8, 10 изб с 8-12 окнами по фронту, то вправе предположить, что в этой деревне правило – не развалюшки, а именно – вот эти красавицы, срубленные на века и разукрашенные, как невесты, – не голодной же рукой! Нам – на загляденье, хозяину и потомкам его – на славу.
Наткнувшись на подобные парадоксы, мы два года жизни посвятили изучению материалов по русской избе. Глазам своим не верили, сверяли, рисовали. В частности, попала нам в руки книга «Деревянное зодчество на Руси», изданная Академией наук в 1962 году. Книгу эту нам любезно предоставил один русский архитектор. Он же, увидев макет традиционной русской избы, презрительно махнул рукой: «Фантастика! Откуда такой дворец?» – «Гм... Гм... А у вас давно эта книга?» – «Лет двадцать». – «А вы в нее заглядывали?» Наш друг даже обиделся: «Замечательные образцы зодчества! Все мои коллеги-иностранцы восхищались!» – «А масштабы видели? Подсчитали? Да это же «типичная» изба, т.е. далеко не самая обширная!» – «Не может быть!» – «Вот и калибр, и линейка, вот счетная машинка». Архитектор полчаса считал, сам себе не веря. Вот до какой степени нами владеет «прогрессивная» пропаганда!
Ну а мы хотим спеть гимн избе. Ее красоте, свету, удобству, гармонии, совершенству и целесообразности.
Уже в выборе места для ее построения предок наш был весьма требовательным – и в практическом, и в эстетическом смыслах. Старались строиться, главным образом, по берегам рек, что обеспечивало общение, транспорт, поливку огородов, рыбий промысел и широту горизонта, вид. Вид на церковь на пригорке был также почти обязателен. Из новгородских писцовых книг следует, что на алтарь приходилось около ста душ. Уложение о градостроении уже XVI века предусматривает, что в случае загорожения благолепного вида соседу незадачливому хозяину следует помочь в перенесении хором на другое место. Вот вам и примитив. Случалось это редко, т.к. строились широко – вспомните «московский дворик» Поленова. Недаром сказано даже не двор, а дворик – одного хозяйства, небольшой по тем понятиям. А как широко в нем раскинулись службы, подсобные постройки – амбары, погреб, хлев, сарай. Не скучены – простор! Детишкам есть где на травушке порезвиться, цветочков нарвать, но и телегой развернуться простору вдоволь, и лошадке травку пощипать есть где: достаточно простору, чтобы все это до грязи и пыли не вытаптывалось, успевало бы восстановиться.
Церковь в селе стояла на самом живописном месте, на пригорке или на высоком берегу, ее видно отовсюду. Тут же площадь – для сходок, приходских общественных празднований. (На Севере этому служит трапезная). Школа, общественные помещения. В селах побольше – рынок, магазин. Улица чаще всего одна, вдоль дороги или реки. Избы, на юге хаты, в казачьих краях – курени. На севере – фронтом на юг, окнами к солнышку. С видом из окон на речку. В средней полосе, в Сибири – избы глядят на дорогу, сзади службы, потом огороды и бани. Чем холоднее, тем ближе друг к дружке жмутся строения, чем теплее, тем шире разбегаются на простор.
Вам, наверное, приходилось испытывать особое чувство в некоторых церквях – чувствовать, что церковь «намолена», сила в ней такая особенная. Вспомните, что во время бедствий и пожаров, в первую очередь, русский человек «святых выносил», т.е. иконы спасал. И куда бы русского человека ни занесло – он сразу церковь строит. И на далеком Севере, и на Аляске, и даже вот мы в эмиграции. А каждая изба, в каком-то смысле, – это своя, домашняя церковь.
Она – оазис уюта, защищенности, тепла, радости, веселья среди белой, на зиму замерзшей природы. Мягкие очертания избы, снежные шапки над кровлей вдохновили зодчих на купола, отражающие стремление ввысь после распространения вширь – после объемного освоения пространства. Греческий аскетизм нам чужд. Мы славим Бога не только в храме – светлом и радостном, но и в сотворенном Им мире, обживая землю себе и ближним на радость, но вместе с тем устремляясь ввысь, к Творцу и Богу нашему.
И ритуал, и омовение
Особая тема – баня. Вспомните наши сказки. Сначала гостю баньку истопи, потом напои, накорми, а потом уже и спрашивай. Это и ритуал, и омовение, и лечение, и релакс. Поменьше мыла (разве что волосы после особо грязной работы), побольше очищения механического, и паром – особо глубокая очистка пор, массаж березовым веничком ... Новейшая медицина, кажется, относит перегрев тела к наилучшим способам профилактики вирусных заболеваний. То-то редкостью были и грипп, и детский паралич, и менингит, и гроза наших времен – рак: вирусам температура выше противопоказана, а русскому человеку – одно удовольствие.
Наш последний личный опыт «настоящей бани» комический. В памяти русская баня – ах, как хорошо! А на практике с непривычки... В Орегоне наши старообрядцы живут в покупных стандартных американских домах, с коврами, домашними электрическими приборами, телефонами и т.д. Планировка: 2 спальни, 2 ванные комнаты – одна с душем, вторая с ванной. Однако в субботу (или когда с дороги, или когда болен кто) топится баня. По-черному. Муж с мужиками. Я с бабкой и внучатами – 5, 3 и 1 год. Малыши блаженствуют, бабка (а ей ведь 86 «с гаком») их веничком хлещет, визг и восторг. А я с жизнью расстаюсь – духота, жар, глаза из орбит готовы вылезти. Стыдно сознаться, что не выдерживаю. Села на пол – авось там не так жарко. Но через минуту выскочила. А бабушка мне младшенького, чистенького выдает: не уходи, я сейчас остальных домою, потом жару поддам да вволюшку попарюсь!
Что русскому полезно, то немцу – смерть, – кажется, это Суворов говорил. После бани – в студеную речку или в снег – профилактика сердечно-сосудистых ужасов. Каждый в свою меру, не по термометру, не по предписанию, а по ощущению – и полку в бане себе выберут, кто внизу, а кто и под потолком, где у непривычного глаза на лоб лезут. И срок процедуры – не по часам, а по самочувствию. Каждый к себе учится прислушиваться, каждый сам себе врач.
Целомудренность обычно не допускает описаний женских омовений, но и баня, и бабий кут, и постоянно чугун или котел с теплой водой в печи всегда в распоряжении населения избы.
Небезынтересен и русский умывальник: первоначально это было использование прохудившегося ведра или любой другой подходящей посуды. В отверстие вставляется болт, на конец навинчивается, укрепляется гайка. Позже умывальники изготовляли уже специально. Такой умывальник и в поле очень удобно брать – из любого ручья зачерпнул воды, на первый попавшийся сук повесил – и мойся себе с удобствами проточной водой! В избе или в сенях под умывальником таз, во дворе – канавка сточная. Немцы, правда, наши умывальники критиковали: в сороковых годах, да и сейчас, кажется, культуртрегеры предпочитают свой таз с кувшином, где той же водой и той же тряпочкой они и нос, и пятки моют. Вопрос вкуса.
Совершенство пропорций
Московские, да и иных городов жители, испокон веков на лето снимали избы (пока более умудренные их хозяева, набравшись за зиму «избяной благодати», на лето перекочевывали на сеновал или в амбарушку). И редкий ребенок в России не живал в избе хотя бы пару недель, вспоминая об этом с благодарностью и восторгом потом всю жизнь. Однако в прошлом русская прогрессивная интеллигенция избу, в общем-то, проглядела – все на Запад смотрела, рай там для народа высматривала. А вот иностранцы – те из них, кто не слишком спесив и самовлюблен, те, которые в России побывали с открытыми глазами, – избу оценивают по достоинству, видя в ней вершины смелой зрительной гармонии, красоты, разнообразия и богатства форм, не обедненных симметрией.
Например, есть избы, в которых все наличники варьируют, не повторяясь, некую тему, но все гармонируют, перекликаются с узорами причелен и полотенца. Окна делают там, где они строителю «глянутся», там, где они ему нужны и кажутся красивыми, часто не симметрично. Например, 3 в верхнем, 2 в нижнем этаже. Группируют свободно, с размахом и того размера и формы, которые ему указывают его чутье и верный художественный вкус. Считается, что архитектура выражает душу народную. У нас-то и пропорции иные. Необязательно золотое сечение, не модуль Корбузье, не модерновый выхолощенный рационализм.
Сами по себе вековые избы с массивными циклопическими бревнами в срубе, посеребренные дыханием времени, достаточно живописны. Это хорошо понимали уже древние зодчие, не допускавшие в своих постройках излишеств в различных резных и выпиловочных украшениях.
Перед совершенством пропорций, основанных на применении в строительстве простых кратных отношений, связанных с размером бревна-модуля, в восторге останавливались большие художники – Врубель, Рерих, Грабарь, Корбузье... Но мимо всего этого совершенства прошла наша интеллигенция во главе с Ключевским, прошла с брезгливым отвращением, узрев скудость и отсутствие фантазии: изба не копировала рабски европейские образцы, чтобы ей угодить. Даже привнесенные элементы декора, в которых можно увидеть черты барокко, восприняты, переосмыслены и применены так, что органически вписываются в нужном месте.
Истинный художник не боится что-нибудь и скопировать, если оно ему годится для общей его творческой идеи. Он не застывает на канонах, кем-то жестко ограниченных, не смущается введением неожиданных тем и материалов. Например, изба Зенона Шарыпова в деревне Фыкалка (Алтай), родного деда наших знакомых староверов, по словам искусствоведа Щепкова (автора очень эрудированного труда «Русское народное зодчество Западной Сибири»), «производит исключительно сильное впечатление, особенно в сумерках: темное пятно избы совсем растворилось на фоне лиловых гор. Видны лишь неясные очертания постройки, и только жестяные ромбики фриза, отражая в себе трепетный свет гаснущей зари, горят, как фантастические огоньки-глаза на мрачном челе дряхлого дома».
Как икона в начале нашего века вдруг открывалась изумленным и восторженным взглядам искусствоведов, так и творчество русских умельцев с каждым днем все более очаровывает знатоков. Умельцев, зодчих – скульпторов малых форм (ибо каждая деревянная игрушка – зверек или человеческая фигура – чем не скульптура?), умельцев в обработке деревянной утвари, резчиков и художников.
А вышивки, а кружева? Как же так – тончайшие кружева, сплошь вышитые скатерти, – в обиходе курной избы? А что такое – приснопоминаемая курная изба? Такие избы, отапливаемые по-черному, строились в бесконечно далекие времена. Дым из печки в таких избах выходит прямо в жилое помещение и, расстилаясь по потолку, вытягивается в особое отверстие с задвижкой и уходит в деревянный дымоход – дымник. «Когда входишь в курную избу, – говорит Ополовников в книге «Русский Север», – прежде всего рушатся все привычные поверхностные представления о том, что в курной избе темно и грязно, что повсюду сажа и копоть. Ничего похожего здесь нет! Печной сруб и все, что находится ниже воронцов, блещет чистотой, обычной для всех изб. Более того, на чистом столе – белая вышитая скатерть, на стенах – вышитые полотенца и одежда, в красном углу – традиционный иконостас с медными блестящими иконами. И дальше несколько выше человеческого роста – чернота закопченных верхних венцов сруба и потолка, блестящая, отливающая синевой, как вороново крыло. Дым, расстилаясь по потолку, опускается до определенного и всегда постоянного уровня, и граница между чистой и закопченной частью стены в пределах лишь одного-двух венцов. По этой границе и проходят вдоль стен широкие полки – «воронцы», очень четко и, можно сказать, архитектурно отделяющие светлый и чистый интерьер избы от ее черного верха. «Воронцы» эти еще называются подзором, часто бывают украшены резьбой; под ним-то и висят белоснежные ручники, отороченные кружевом ручной работы».
Разнообразию оформления изб нет конца: от похожих на неприступную крепость до предельно изукрашенных, ярких и светлых. Сказочность украшений избы не случайна. Помимо эстетических функций, в старые времена все эти кружочки, ломаные линии, точки символизировали молитву, охраняли отверстия, края от проникновения злых сил, были «оберегами». Изба завершалась вырезным коньком, вокруг окон и дверей – отверстий – узоры. Но узоры и по подолу сарафана, вырезу рубахи для шеи, по краю рукавов. Все они «читались», имели смысл.
Клеть
Основной изначальный модуль избы – клеть – чаще всего 3 окошка на улицу. Размеры даны длиной бревна – от 6 до 12 метров. Дерево заготавливается загодя, любовно и тщательно отмечают подходящие лесины, когда их встречают в лесу. Зимою рубят, по снегу волоком вывозят и, если спеху нет особого, оставляют на просушку. Узлы рубят в лапу, в обло, в шип – есть еще немало способов. Цель: крепость сооружения, теплоизоляция, красота. В верхнем бревне выбирается желоб, точно повторяющий конфигурацию всех выпуклостей нижнего бревна. Прокладывают мхом, который потом, через год усадки, еще раз проконопачивают. За сколько времени можно построить избу? Вспомним, что «обыденную» церковь строили в один день. Избу миром строили, быстрота зависела от «помочи», от того, сколько у хозяина друзей и родственников.
Нижние венцы и крыша – предмет особых забот хозяина. Выбираются они из негниющих пород дерева, например, лиственницы, опирают на камни или «курьи ножки» – пни.
Для остова крыши сруб стен чаще всего расширяют в последних венцах («повал»), затем две противоположные стены продолжаются, постепенно укорачивая бревна – «самцы».
Быки и слеги составляют каркас крыши; верхняя слега – «князева» – более толстая; курицы поддерживают потолок, в который упираются теснины. Все это завершает охлупень, который впереди и сзади оканчивается коньком, т.е. корневищем, вырубленным в форме конской головы. В Центральной России избы чаще всего кроются соломой, теперь шифером или железом.
В тесовых крышах нижняя слега делается более толстой, чем остальные (подкуретни), на ней укрепляются «курицы» – вообразите себе огромный деревянный крюк, чтобы поддерживать поток или водосточник. И украшены они разнообразнейшими фигурами. То ли это действительно куры, то ли целый зоологический сад – и коньки, и петухи, и львы.
Сверху теснины прикрывались, прижимались толстым, снизу выдолбленным бревном – желательно с комелем – охлупнем, венчающим передний, а то и задний фасад конька – тоже полем деятельности творческой фантазии строителя и его гордостью Ф.Абрамов с большой любовью описывает, как трудится дед много месяцев над этим завершением дома – своей творческой, трудовой жизни. Чаще всего конек делался из утолщения корневища, используя его естественные скульптурные формы. Не забудьте, что торцы бревен также создают замечательный, органически возникающий узор. Внутренние перегородки могут быть из бревен потоньше, а то и из теса.
Интересно, что стены избы одновременно и изолируют прекрасно от холода, и дышат – пар не осаждается, а впитывается и вымерзает уже снаружи. Смола озонирует, нейтрализует тяжелые запахи. Об избяном лесном духе – смолы, дымка, свежеиспеченного хлеба, трав лечебных и травок и ягод для заварки чая с удовольствием вспоминают все, кто в нормальных или хотя бы относительно нормальных условиях побывал в избе. Есть и отрицательные свидетельства – обычно тех, кто там бывал в экстремальные моменты: оккупации, войны, голода, коллективизации.
Окна
Когда-то безоконная изба сначала обзавелась волоковыми, затем появились кощатые окна, т.е. вырубленные или врезанные на полбревна вверх и вниз. Эти окна очень практичны, т.к. не требуют рам, креплений и не ослабляют конструкцию. Они и до сих пор освещают и вентилируют подсобные помещения – коровники, сараи, амбары, кладовые и т.д., а также обеспечивают необходимую вентиляцию подклети. Они чрезвычайно украшают как главный фасад, так и остальные стены своими разнообразными формами и оригинальным решением сторон. Например, стесав бревно наискось, получаем очень красивый срез дерева с естественным и неповторяемым рисунком прожилок. Чудесной «топорной» работы бывают и разнообразные вырубленные формы как верхнего, так и нижнего полбревна.
В горницах, светелках и собственно избах стали делать и большие окна, но это требовало устанавливать оконные рамы и, учитывая усадку бревен со временем, тщательно врезать эти рамы в «шип». Разница температур между наружным северным морозцем и желаемым жилым теплом может доходить до 80 градусов С, да еще и сильные ветры – из малейшей щели дует страшно! Всевозможные места утечки тепла прикрывают наличниками. А раз они нужны – почему их не украсить?
Печь
Вернемся к беднейшему, но и основному – вот это сруб, четырехстенка. При первой возможности сюда прирубается еще полстолько – кладовая и сени – буфер от холодного воздуха, чтобы не сразу со двора в избу: не натопишь. План, конечно, схематичен. Сколько хозяев, столько и вариантов избы. Крылечко. Снег веничком, вот тут стоит, отряхнуть или грязь обчистить об железку. На полу в избе полагаются домотканые яркие половички, их хозяйка под большие праздники, а при детях и чаще стирает. Пол на севере – доски, их скоблят ножом или кирпичом добела. В избе ходят в чулках, чтобы не пачкать. Натоплено, тепло. Обувь оставляют в сенях или у входа.
Недалеко от двери бочки с водою, ведра, ковши, тут же верхняя одежда и обувь. Так и по сей день. Если сеней нет, как в этой нашей примитивнейшей избе, то этот отсек до печи – одновременно и бабий кут. Мать в своем «бабьем куте» (это часть избы за русской печью) не была «прислугой на отгороженной от гостей кухне» – кут-то был открыт в сторону обеденного стола. Прилегал к «гостиной-столовой» на манер новейших архитектурных достижений и украшен был не меньше их. Украшен на загляденье: вышитые занавески, полотенца и ручники, вырезные доски – разделочные и пряничные, расписные миски и ложки... Бабий кут женщина украшала для себя – в нем она немало времени проводила.
Печь, разделяющая избу, – целая поэма. Во-первых, она разделяет помещение на жилое, спальню и бабий кут, т.е. разделяет функционально, но не отделяет. Семья живет вместе, общими интересами. Воздуха полно, простора тоже.
Во-вторых, она создает тепловой режим. На печи теплее всего – для стариков, больных, младенцев; на полатях – тепло достаточно и самый чистый воздух – детишкам; у дверей – рабочее место – прохладнее всего, больше вентиляции; умеренно тепло у стола – здесь еда, развлечение, отдых.
В-третьих, пища, приготовленная в печи, – самая здоровая: ровный жар, не жарит, а парит и печет (даже блины пекут, а не жарят), пища в ней не подгорает, даже не варится, а «доходит», сохраняя максимум витаминов и ферментов – т.е. вполне в соответствии с самыми передовыми научными требованиями. И психологическими – вкусно-то как!
Печь отвечает и лечебным требованиям. Перегрев помогает избавляться от вирусов, от простуды. И гигиеническим. Если еще не обзавелись своей баней, что уж совсем признак неустроенности, а соседи или родственники не топят сегодня, – в остывающей печи, на худой конец, вымыться можно. С баней не сравнить, но тепло изрядно.
Воспитательное значение. У бабки или деда, причем неважно, родного или приписного, на печи всегда есть место и время для приболевшего, или обиженного, или скучающего внучонка, и связь «через поколение» очень сильна, ко взаимной пользе. Недаром бабушкины сказки и дедушкины поделки и игрушки, а то и были, и воспоминания, заполняют нашу литературу. Да и дед, и баба у дела – нужны, любимы, ценимы (по заслугам), излучают и получают ласку, не чувствуя одиночества, заброшенности и необходимости в старческих приютах, в индивидуальной и групповой терапии чужих психиатров и психологов. Основы богословия и морали, истории, этики и эстетики и многое другое внушалось малышам на печи...
Здоровые, подросшие, уже более самостоятельные ребятишки лезли выше – на полати (да и взрослые охотно!). Кто постарше – с краю укладывался. И у взрослых вечером под ногами не вертелись, и укрывать их не надо – теплынь, и заснут, когда их время придет, каждому индивидуально свое, укладывать-уговаривать не надо. Вопреки понятию о безграмотном мужике, практика чтения вслух (очень в крестьянской среде распространенная), как и остальные занятия и обучение – не никому не нужная «зубрежка» или игра «на будущее» впрок, а уже сразу приносит пользу и удовольствие.
Полати для ребятишек – кстати, там, наверху, воздух самый теплый и чистый. Ребенок лезет на полати с удовольствием, там еще сводит со своими сверстниками – братишками и малолетними дядьями – дневные счеты, сквозь дрему участвует в вечерней жизни семьи, глядя вниз и слушая беседу, обсуждение домашних дел, чтение парнишки постарше, а то и присутствует, не путаясь под ногами, на семейном торжестве, свадьбе или посиделках.
Чья власть у печи – это немаловажно в крестьянской экономике. Стареющая, или хворая, или на богомолье уходящая хозяйка, старшая у печи — мать или жена – передает свое место главного экономиста и распределителя одной из подросших женщин, или девушек-дочек, или золовок, сестре или племяннице – далеко не обязательно по календарному старшинству. Скорее, в соответствии со способностями и характером. Самой сноровистой, смекалистой, обходительной и, главное, доброй, справедливой и отзывчивой. Тогда ни случайный путник, ни сиротка-приемыш, ни беззубый старик, кому общее питание не по зубам, не будут обижены. Даже милостыню следует подавать с поклоном, чтобы не обидеть, а соседу в беде лучше втихомолку снеди или чего другого занести, чтобы и не знал, кого благодарить.
Лес – под боком
Но вот эта примитивнейшая, простейшая клеть-изба требует расширения. Лес – под боком, руки свои – расширяй, сколько душа просит! А просит она, если душа здоровая, а не хапуги-хвастуна, нужное: девкам светелка – роскошь или необходимость? Тут и работать, и попеть, и радостями и заботами девичьими с подружками поделиться – вот она! Или мастерская здесь – это смотря по составу семьи. Дальше прирубается еще один сруб – используя те же сени. Потом – семья-то растет! – может быть, второй этаж, «верхние избы»? Или дальнейшие пристройки в один этаж. При выросшей семье да разрастающихся семейных и социальных связях (крестных полагается брать не из семьи – ребенку в случае семейных невзгод духовное руководство нужно обеспечить, и дополнительное окошко в мир, да и материальная помощь в нужную минуту всегда подоспеет) – вот уже и чистая горница напрашивается, чтобы всех вместить на праздник, и свадьбы скоро пойдут – девки спеют. К тому времени и старшим больше покою хочется. Хотят – с малыми, а хотят – в отдельное помещение. Сын женился, и, если отделиться не торопится, тоже ему хоромы тут же – да в сторонке, чтобы все-таки новая семья крепла не под критическим взглядом родителей, а сама собою. Растет изба – строятся дополнительные помещения.
Так вот, достройка помещений избы идет по мере возникновения в них надобности: подросли ребятишки – нужна еще одна истьба, т.е. истопляемое помещение, которое тут или в другом месте и прирубается. Мастерские нужны – свой инструмент для всего, и верстачок, и точильные камни, и полки для мелких вещей. Хозяину рачительному удовольствие держать в порядке под рукою свой инвентарь. Да иной мастер и на соседей работает – кто посноровистее: особый достаток, прибыток в дом, и честь, и уважение. Бабам тоже мастерские нужны: лен трепать, рядно ткать, пряжу красить – не в горнице же.
Чем более суров климат, тем ближе жмутся постройки и службы к основной избе, постепенно замыкаясь в прямоугольник, а на Севере просто все под одну крышу – и скот, и сеновал, и склады, и баня.
В Сибири и на Севере амбары и склады часто строятся на сваях – от сырости, от зверя. В многочисленных кладовых – лари с зерном, крупой и мукой, запасы солонины и сала, кож, пряж, материалов для зимних работ – лен, пенька, деревянные заготовки и т.д.
Счастлив тот...
Ритм молитвенный и бытовой: весьма строгий пост – в еде, одежде, поведении, даже темах разговоров – и радость, яркость, духовный подъем праздников и уменье создать их материальное оформление. Красоты искал русский человек в расположении своего жилища (и, в первую очередь, храмов) в наиболее живописных местах. Но он не был пассивным потребителем ее, а – творцом: украшал и садиками с цветами, и калитками, крылечками, наличниками, коньками – богатейшим набором выразительных средств. Скульптурой, выпиловкой, плетением, вытачиванием, раскраской и даже инкрустацией – снаружи и изнутри, где-то добавлялись вышивка, вязание, ткание чудесных, глаз радующих предметов ежедневного обихода. Разделочная доска – на ней каждый день лук крошат, а на стенку повесишь – картинка. Рушник – после грязной работы руки вымытые вытирать – произведение искусства. Дуга, сани, лари, ложки, миски, ковры и дорожки, коромысло. Сарафаны, рубахи, запоны, занавески. Это предметы непревзойденной красоты, формы и практичности, по которым наш современник так соскучился.
В избе должно быть просторно, там нет места лишним вещам, но зато есть все необходимое. Девке нужно одежды заготовить к замужеству – кроме постели, у нее в сундуке все нужное из одежды. Добротной, красивой, расшитой, удобной, с запасами в сарафанах и рубахах, и на рост, и на беременность, чтоб носилась со вкусом всю жизнь, да и внучке досталась. До сих пор можно найти в сундуках юбки, сделанные еще до нашестия Наполеонова. Приобретение ненужных вещей считали грехом, именовали мшелоимством, зато все нужное по мере сил и умения – украшено. Когда мы видим в ансамбле «Березка» чудесные радужные цвета, их переливы в костюмах – не думайте, что это роскошь крестьянскому костюму несвойственная или фантазия постановщика. Это с натуры. А то еще обычай был: девушка за воскресное гулянье несколько раз переоденется – благо бегать недалеко. Сундук хранил сарафаны и привозных шелков, и парчи, и жемчуга.
Нелишними были и игрушки. Наши русские дети играли деревянными, глиняными, соломенными мишками, лошадками, солдатами, мужиками, зайцами, истинными произведениями искусства: сравните с рожами или слащавобездарными изделиями сегодняшнего рынка! Коньки, наличники, коромысла и дуги, поставцы, полочки, тканые материи, соблазн нынешним антикварам и модницам – занятные деревянные головоломки-солонки и пряничные доски.
Почему же архаика вроде охоты, рыбной ловли, жизни в палатке – имеет всеобщее признание, а жизнь в избе – вызывает у многих отторжение? Несмотря на свою последовательную продуманную всеобъемлющую завершенность... Не потому ли, что требует полного пересмотра установок, мужества отказа от тщеславия и общепризнанного комфорта и статуса? Или потому, что она – плод творчества и мировоззрения русского, вернуться к которому не хватает мужества, высоты духа...
Но счастлив тот, кого судьба одарила детством в избе или хотя бы причастила на некий срок избяной благодати.
С.И.БЕЛИКОВА
Доклад на Съезде русской православной общественности (1986 г., США)
обработан и подготовлен к печати в газете «Вера».
На снимках: северные избы (из музея-заповедника Малые Корелы).
Фото И.ИВАНОВА
 | назад |
| вперед |  |
