Уже несколько лет в некоторых петербургских храмах продается наша газета в розницу. В том числе и на подворье Александро-Свирского монастыря. Про это подворье я, кажется, знаю все. Как о.Лукиан, настоятель монастыря, просил у мэрии города помещение. Как там сомневались, давать или нет, поскольку у мэрии нет слова «давать», а есть только «возвращать» – то, что было до революции. Но здание, ранее принадлежавшее Свирскому монастырю, возврату не подлежало. Хорошо помню, кто тогда помог о.Лукиану, как ему подыскали на городских куличках огромное здание спортивного склада, как умно монах им распорядился и т.д. Все в подробностях знаю, но... ни разу там не был. И вряд ли бы когда побывал, если бы на подворье не взялиcь продавать нашу газету.

В церковном киоске командует матушка Валентина, приветливая женщина. Решив технические дела, говорю ей в некоем раздумье:

– Хотелось бы о вашем подворье материал написать... Не подскажете, есть тут у вас интересный человек, с кем можно поговорить?

– Не знаю, что и посоветовать, – засомневалась м.Валентина. – Вы лучше в храм к нам зайдите, с Богом посоветуйтесь.

Иду в храм. Собой он представляет весьма вытянутое, наподобие пенала, здание. Одним словом, бывший склад. Отец Лукиан это пространство «решил» необычно: справа и слева поставил ряд перегородок с иконами, так что получились как бы отдельные кабинки. Довольно удобно для богомольцев – можно уединиться перед иконой. В одной такой «кабинке» стояла девушка с двумя детьми. Больше в храме никого не было, не считая служительницы, пожилой женщины маленького росточка. На свечном столе перед ней лежал школьный дневник, подписанный: «ученика 8-го класса...»

– Оценки внука проверяете?

– Какие оценки? – не поняла женщина. – А-а... это. Здесь график дежурств. У нас на подворье со всей округи люди бесплатно работают – убирают в храме, варят еду рабочим. И старые, и молодые, всякие приходят. В две смены по два человека, до обеда и после...

С разрешения матушки заглядываю в «дневник». В графы школьных уроков вписаны имена: Раиса Ивановна, Раиса Григорьевна, Ольга Алексеевна, Валентина Николаевна, Таисия Ивановна, Лариса, Антонина, Любовь, София, Татьяна, Наташа, Светлана... Всех не перечислить. Значится там и Нина Ивановна Шарова – моя собеседница.

– Вы тоже здесь бесплатно? – спрашиваю Нину Ивановну.

– За деньги я работаю в трапезной в Духовной академии, а здесь просто душой отдыхаю. Через год на пенсию выйду, наверное, совсем на подворье останусь.

– Недалеко отсюда живете?

– Да. Сколько раз мимо ходила, ни разу этот книжный склад не замечала. А потом вдруг раз – и храм!

Родители мои из деревни, а сама я здесь родилась. Родители не были верующими, и я тоже ничего про Бога не знала. Плохо мне было, чувствовала себя ненужной. Думала, зачем люди заводят семьи, чтобы друг друга мучить. Не складывалось у меня с мужем. Когда родился сын, третий ребенок, заболела я сильно – аккурат сразу после Чернобыля. Наверное, в кислотный дождь попала. Одна бабушка посоветовала: сходи в церковь к Пантелеимону. Я пошла, расплакалась перед иконой. Врачи сказали, что у меня лейкопения, смертельное заболевание, какое бывает от облучения радиацией. Так стало жалко, ведь не жила совсем... Начала Евангелие читать – и Господь коснулся, покаяние пошло.

Вскоре крестила сына. Обратилась к батюшке Андрею, который здесь служил, попросила помолиться о моей неверующей семье. Он совершил молебен – и, такое чудо, вся моя семья сразу в церковь потянулась. Сейчас и муж, и дочки, и зятья – все исповедуются, причащаются. Сын, после рождения которого я заболела, сейчас помогает отцу Андрею в алтаре. Батюшка служит теперь в селе Никольском, в храме во имя Царя-мученика Николая – это далеко, за Купчино. Но сын все равно ездит к нему.

– Наверное, сам в священники пойдет?

– Нет, хочет в радиотехникум поступать, компьютером увлекается. Он у меня самый младший. А старшая дочка уже замужем, со мной живут. Средняя – тоже семейная, ребеночка родила. Они с мужем повенчались, хотя тот еврейских кровей. Даже свекор ее, отец мужа, принял крещение.

С ним какая история. У них, у евреев, есть суеверие: если еврей крестится, то потом плохо заканчивает, обязательно беда приключится. Так что боялся свекор принять православие. А беда и без того случилась – попал в автомобильную аварию, в больницу доставили в коме. А у него ни документов с собой, ни понять, какого роду-племени, ни где прописан. Две недели так лежал, и мы его искали. Я попросила своего батюшку о.Иоанна Миронова молиться, и сама молилась. Тут он и нашелся. Когда очнулся, попросил окрестить его.

Нина Ивановна провела меня по храму, показала главную икону – преподобного Александра Свирского с большой частицей его мощей.

– Я перед ним часто стою, – говорит вполголоса женщина, – и так покойно на душе, так светло! Преподобный меня от лукавых духов спас. Работала я ночным сторожем на заводе «Большевик», бывало, помолюсь и спать ложусь. Только усну, кто-то невидимый, страшный склоняется надо мной. В ужасе просыпаюсь... И другие странные вещи происходили, видно, не нравилось лукавому, что я молюсь. До того он меня довел, что снова я заболела, еле живая домой приходила. Стала молиться преподобному Александру – и все прошло.

– Вы, наверное, знаете, – продолжила Нина Ивановна, – что к Александру Свирскому въяве приходила Пресвятая Троица. Поэтому он такую духовную силу имеет... Некоторые святые помогают в учебе, от болезней, а этот – против сил зла. У нас каждое воскресенье в 18 часов перед его иконой-мощевиком совершается молебен на прогнание лукавых духов и демонов. Люди удивительные вещи рассказывают, как им этот молебен помогает.

Слушал я рассказ женщины, и пришла на ум неожиданная мысль. Нет на Руси более демоничного города, чем Петербург. Многие писатели, поэты отмечали это – достаточно вспомнить «Медного всадника» Пушкина, «Нос» Гоголя, мрачные картинки Достоевского. Для меня Ленинград-Петербург всегда был «градом безумного Петра». В студенчестве, помню, мы упивались его оторванностью от почвы, его болезненной нежитью. Душа Петербурга – плачущая девочка в романтически хмуром дворе-колодце... Но сейчас, вслушиваясь в молитвенную тишину храма Александра Свирского, я вдруг почувствовал, что город изменился. Собеседница моя, Нина Ивановна, нарекла это новое состояние «покоем». Я бы назвал иначе – это чувство безопасности.