Иван IV Грозный – сын великого князя Василия III – родился 25 августа 1530 г. и в 1533 г. был провозглашен великим князем Московским и всея Руси. 16 января 1547 г. Иван Васильевич принял царский титул и был возведен на царство по чину венчания византийских императоров. Совместно с Избранной радой, в которую входили святитель митрополит Макарий, духовник царя протопоп Благовещенского собора Сильвестр и окольничий А.Ф.Адашев, в конце 40-х – 50-х гг. XVI в. Иван Грозный провел церковную, земскую, административную, судебную и военную реформы, направленные на укрепление государства. Он был прекрасно начитан, являлся талантливым писателем, автором слов и музыки службы к празднику Владимирской иконы Божией Матери, способствовал развитию в России книгопечатания. Проводя активную и в первоначальный период весьма успешную внешнюю политику, Иван Грозный присоединил к Москве Казанское, Астраханское, Сибирское ханства и Ногайскую Орду. В 1558 г. он начал Ливонскую войну за овладение побережьем Балтийского моря, которая закончилась в 1583 г. потерей русских земель. В связи с военными неудачами в декабре 1564 г. Иван Грозный приступил к организации опричнины, и с февраля 1565 г. в стране начался опричный террор, приведший к многочисленным жертвам среди всех слоев населения.

Затяжная Ливонская война и опричный террор привели страну к жесточайшему социально-экономическому кризису, разорению населения, запустению земель северо-западных и центральных уездов, провалу многих внутри- и внешнеполитических начинаний царя. Прямым следствием этого стало начало формирования крепостного права в России. Русские писатели начала XVII в. рассматривали политику Ивана Грозного как одну из причин Смуты.

Оценки правления и личности Ивана Грозного начали формироваться еще при жизни царя. К началу XVII в. сложилась историческая концепция «двух Иванов» – мудрого государственного деятеля-реформатора в первой половине правления и кровавого тирана – во второй, в начале XIX в. поддержанная Н.М.Карамзиным. При этом Н.М.Карамзин не без сожаления отмечал: «Добрая слава Иоаннова пережила его худую славу в народной памяти... Народ... чтил в нем знаменитого виновника нашей государственной силы, нашего гражданского образования». Сам Н.М.Карамзин, отдавая должное этому царю как одному из величайших деятелей отечественной истории, ставил результаты его правления в один ряд «с бедствиями удельной системы» и татаро-монгольским игом.

В период сталинского правления стали появляться труды историков С.В.Бахрушина, И.И.Смирнова и других, в которых содержалось оправдание террора Ивана Грозного. Впрочем, эти «исследования» осуществлялись по прямому указанию Сталина, не скрывавшего своих симпатий к опричнине. В печати уже отмечалось, что призыв к канонизации Ивана Грозного представляет собой «ни с чем не сообразное, безграмотное и с исторической, и с богословской точки зрения требование». Сторонники же канонизации Ивана Грозного, в свою очередь, исходят из той посылки, что «трудно найти в истории нашего государства личность более оклеветанную, чем первый русский царь».

Пытаясь выдать грозного царя за царя-праведника, сторонники его канонизации пересматривают основные «претензии» к моральному облику государя, полагая их клеветническими измышлениями его недругов, якобы противоречащими сохранившимся источникам: обвинения в убийстве святых митрополита Филиппа и Корнилия Псково-Печерского, а также собственного сына Ивана, многоженство, деспотический образ правления. При этом аргументация сторонников канонизации, как правило, слаба, ссылки на источники вырваны из общего контекста, многие источники, противоречащие апологии Ивана Грозного, либо замалчиваются, либо признаются заведомо сфальсифицированными или ложными, направленными на дискредитацию царственного «праведника». Более того, они вербуют себе очень широкую читательскую аудиторию, публикуя свои измышления в научно-популярных изданиях, рассчитанных на не слишком взыскательного и сведущего в истории читателя, но расходящихся многотысячными тиражами.

Сторонники канонизации Ивана Грозного отрицают как миф многоженство царя, делая особый акцент на том, что его четвертый брак был разрешен Освященным Собором. При этом совершенно бездоказательно отрицаются факты женитьбы царя на трех последних женах. Аргументация крайне проста: «Жена – это женщина, прошедшая тот или иной официально признанный обряд вступления в брак с мужчиной». То есть если обряда не было, не было и брака, а там, где нет брака (если следовать предлагаемой логике), нет и прелюбодеяния. Однако, с точки зрения элементарных начал христианской нравственности, поведение царя в его брачной жизни было более чем предосудительным. «Умершей убо царице Анастасии, – отмечал летописец, – нача царь яр быти и прелюбодейственен зело». После смерти второй жены, Марии Темрюковны, Иван Грозный венчался с Марфой Собакиной, через несколько месяцев после ее кончины – с Анной Колтовской. При этом церковный Собор 1572 г., разрешив четвертый брак царя, наложил на него строгую епитимью «запрет молиться в храме и приобщаться Святых Христовых Таин». Хотя епитимия налагалась на трехлетний срок, запрет на принятие Святых Таин действовал до конца жизни царя. Митрополит Макарий (Булгаков) следующим образом описывал дальнейшую историю многоженства Ивана Грозного. «...Прошло два-три года, и царь развелся со своею четвертою женою, отпустив ее в монастырь, а сам женился на пятой жене (около 1575 г.) и вскоре потом на шестой и на седьмой (в сентябре 1580 г.) и все это делал без всякого разрешения со стороны церковной власти, и не считал нужным даже просить у нее прощения и молитв, как просил по вступлении в четвертый брак».

При низложении святителя Филиппа с митрополичьего престола Иван Грозный допустил, по словам Р.Г.Скрынникова, «вопиющее нарушение традиций», организовав розыск о «преступлениях» святителя. И хотя это должно было находиться в компетенции епископского суда, выводы светской комиссии впервые в истории России стали основой для низложения главы Церкви. Следует особо подчеркнуть, что факты комиссией были сфальсифицированы, а на суде выступали лжесвидетели.

Не будем останавливаться на подробностях, был ли святитель Филипп убит по царскому приказу, или же «доблестный вожак опричников» и «крупный русский военачальник», как называют его сторонники канонизации Ивана Грозного, Малюта Скуратов действовал по собственной инициативе. Последнее, исходя из характера эпохи, оказывается просто немыслимым: не мог приближенный царя решиться на убийство церковного иерарха такого сана без высочайшего одобрения. Житие св. митрополита Филиппа в редакции одного из самых авторитетных и для своего времени весьма критичного св.Димитрия Ростовского содержит в себе вполне определенный рассказ о мученической смерти святителя Филиппа в результате организованной Иваном Грозным расправы. «...Когда зверства опричников достигли крайнего предела, то блаженный Филипп стал умолять царя прекратить неистовства опричников и обличал самого царя за его казни. Тогда царь пришел в сильный гнев на святого, угрожая ему муками и ссылкою... ...когда святой митрополит Филипп священнодействовал в Успенском соборе, царь послал туда боярина своего Алексея Басманова с большим числом опричников. Вошедши в собор, Басманов приказал вслух всего народа прочитать судебный приговор о низложении митрополита. Потом опричники бросились на святого, как дикие звери, совлекли с него святительское облачение, одели его в простую, разодранную монашескую одежду, с позором выгнали из церкви и, посадив на дровни, повезли в Богоявленский монастырь, осыпая бранью и побоями. Потом, по воле царя, Филипп был сослан в Тверской Отрочь монастырь... Прошло около года, как святой находился в заточении, удручаемый от приставников различного рода скорбями. В это время царь, путешествуя в Новгород и приближаясь к Твери, вспомнил о святом Филиппе и послал к нему... Малюту Скуратова... Вошедши в келлию святого Филиппа, Малюта Скуратов... сказал: «Владыко святый, дай благословение царю идти на великий Новгород». Но святой отвечал Малюте: «Делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом». Тогда бессердечный злодей задушил праведника подушкою».

Независимо от того, был или не был преподобный Корнилий Псково-Печерский казнен лично Иваном Грозным, его имя было записано в царском Синодике опальным, а это значит, что царь брал на себя вину и ответственность за смерть преподобномученика. Нелепым выглядит стремление сторонников канонизации Ивана Грозного отрицать эти зверства на том основании, что в синодики «для поминовения православные христиане записывают также имена тех, чья память им дорога» (В.Манягин). Имя преп.Корнилия Псково-Печерского оказалось именно в Синодике опальных среди почти трех тысяч имен погубленных в годы опричного террора людей.

Православная Церковь устами свт. Филиппа и свв. Николы и Василия Блаженного, Христа ради юродивых, неоднократно осуждала царя за кровавые жертвы. Именно вмешательство Христа ради юродивого Николы спасло Псков от опричного разгрома, а казни невинных новгородцев были остановлены благодаря св.Василию Блаженному.

Опричнина сторонниками канонизации Ивана Грозного замалчивается, а число казненных объявляется небольшим. Действительно, при населении тогдашней России в 6-8 млн. человек общее число казненных в годы опричнины, включенных в царский Синодик, не превышает 4 тыс. человек, но список этот признается исследователями далеко не полным – Синодик не учел умерших в тюрьмах и ссылке. Исследование Р.Г.Скрынникова показало, что большинство обвинений было надуманным или не имело под собой твердых доказательств. Между тем при прямом попустительстве со стороны Ивана Грозного было казнено не только множество светских лиц, но и священнослужителей, чем-либо не угодивших царю. Сторонники канонизации Ивана Грозного замалчивают опричный поход на Новгород, а именно во время него, по мнению Р.Г.Скрынникова, основанному на анализе источников, было уничтожено не менее двух тысяч новгородцев, была разорена Тверь, причем было казнено не менее 9 тыс. человек. При этом зверства опричников напрямую поощрялись самим царем.

Кончина Ивана Грозного также не может считаться кончиной христианина-праведника, о чем умалчивают сторонники его канонизации. Так, крупнейший памятник русского летописания XVII в. Летописец Новый, составленный около 1630 г., но основанный на более ранних источниках, сообщает о восприятии Иваном Грозным кометы как знамения собственной смерти, что выдает в царе человека суеверного. По свидетельству английского посланника Джерома Горсея, получавшего информацию из ближайшего окружения царя, как человек суеверный Иван Грозный перед смертью заставил привезти в Москву большое количество ворожей и волхвов, чтобы те предсказали ему день кончины. Умер же Иван Грозный за игрой в шахматы, так что чин пострижения в схиму совершался, вероятно, уже над бездыханным трупом, что также не соответствует облику праведника.

Конкретных свидетельств посмертного почитания Ивана Грозного как святого не существует. Ссылка сторонников его канонизации на то, что в росписях Грановитой палаты Московского Кремля царь изображен с нимбом, некорректна. Некорректен и вывод, делаемый на основе этого единственного(!) изображения: «Иоанн Грозный официально в либеральном XIX в. был признан местночтимым святым... А это значит, что с тех самых пор жители города Москвы... почитают его как заступника и великого воина за Русскую землю, заслуги и подвиги которого во много раз превысили совершенные им грехи».

Что касается изображения Ивана Грозного с нимбом и подписью «благоверный царь», то в нем отсутствует необходимое в этом случае дополнение: «святой». Так, фрески Архангельского собора Московского Кремля изображают всех погребенных в нем до 1508 г. великих князей с нимбами, а все надгробные эпитафии – от Великого князя Ивана Калиты до царевича Александра Петровича – содержат титул «благоверный». При этом далеко не все погребенные благоверные князья и цари прославлены Русской Церковью. На Руси понятие «благоверный», заимствованное из титулатуры византийских императоров, являлось частью прижизненного царского титула, начиная с Ивана Грозного, и было вполне естественным в эпоху первых Романовых. До принятия императорского титула оно входило и в титулатуру Петра I, которого никак нельзя причислить к прославляемым Церковью праведникам.

Многое, сделанное Иваном Грозным для Российского государства, вряд ли может быть оспорено. Однако реальным итогом его правления стало истребление складывавшейся со времен Ивана Калиты военной и политической элиты («обнаглевшего боярства», по выражению одного из сторонников канонизации царя), что неизбежно привело к гражданской войне конца XVI – начала XVII в., причем ее скрытый этап – борьба боярских группировок, возвысившихся в правление Грозного, за власть – начался сразу же после его кончины, став прелюдией Смутного времени. Вопреки мнению сторонников канонизации, он не «оставил своим наследникам мощного государства и боеспособной армии». Страна была разорена многолетней Ливонской войной, опричным террором и стояла на пороге гражданской войны.

Общие итоги разнузданно-громогласной по форме и совершенно не вразумительной по существу кампании в поддержку канонизации царя Ивана Грозного могут быть сведены к нескольким вполне определенным выводам.

Во-первых, сторонникам канонизации не удалось представить ни одного нового исторического источника, который не был бы известен современной науке и опираясь на который можно было бы поставить под сомнение сложившуюся в церковной и светской исторических науках традицию в целом отрицательного изображения царствования и личности Ивана Грозного.

Во-вторых, в среде почитателей Ивана Грозного не появилось ни одного исследования, которое могло бы опровергнуть наличие традиционно инкриминировавшихся Ивану Грозному в исторической науке и церковном предании исторических преступлений и нравственных пороков.

В-третьих, сторонники канонизации Ивана Грозного, часто не понимающие разницы между православным церковным вероучением, основывающимся на Божественном Откровении, и государственно-политической тоталитарной идеологией, произрастающей из человеческого мифотворчества, навязывают русскому церковному народу миф о святом царе, ставшем жертвой невиданного в мировой истории четырехвекового «клеветнического заговора». При этом участниками «заговора» наряду с папским легатом А.Поссевино, английским посланником Дж.Горсеем, немцем-опричником А.Шлихтингом оказываются и русские летописцы, и агиографы, включая св.Димитрия Ростовского.

В-четвертых, почитателям Ивана Грозного не только не удалось найти в Русской Церкви «прикровенно» совершившейся канонизации «оклеветанного» царя, но и обнаружить достоверные свидетельства его почитания как святого в русской церковном народе, для которого веками царь Иван Грозный оставался отнюдь не святым подвижником благочестия, а всего лишь грозным царем.

II

Среди лиц, принадлежавших к ближайшему окружению Царственных страстотерпцев, больше всего споров вызывает фигура Григория Распутина. Григорий Ефимович Распутин родился в 1869 г. в селе Покровском Тобольской губернии. С тридцати лет после пережитого духовного кризиса Г.Распутин начал странствовать по святым местам и во время посещения Казани получил от епископа Хрисанфа рекомендательное письмо к ректору Санкт-Петербургской Духовной академии епископу Сергию (Страгородскому). С этим письмом в 1903 г. Г.Распутин появился в Петербурге, где он познакомился с инспектором Духовной академии и духовником Царской Семьи будущим архиепископом Феофаном (Быстровым). В конце 1905 г. Г.Распутин познакомился с Царской Семьей, и с конца 1907 г. его встречи прежде всего с Императрицей стали более или менее регулярными.

Одной из важнейших причин внимания Императрицы к Г.Распутину являлась его неоднократно проявлявшаяся способность облегчать страдания цесаревича при периодически повторявшихся у него приступах тяжелой болезни. Уже в 1909 г. Г.Распутин оказался в центре одного из тех громких скандалов, алкогольно-эротического характера, которые с незначительными перерывами сопровождали его до гибели в 1916 г. За предосудительное поведение Г.Распутина открыто порицали в том числе и прежде близкие к нему люди, такие, как, например, священномученик епископ Гермоген (Долганев) и будущий архиепископ Феофан (Быстров). В 1907 г. было начато следствие о принадлежности Г.Распутина к сектам хлыстовского толка.

Большая часть членов императорской фамилии, высокопоставленных сановников и консервативно настроенных общественных деятелей видели в Г.Распутине безнравственного человека, компрометировавшего Государя и династию. В Царской Семье все негативные отзывы о Г.Распутине, как правило, решительно отвергались и рассматривались как попытки вмешательства в ее личную жизнь. Целый ряд безуспешных попыток повлиять на Императора в целях удаления Г.Распутина оказался чреват большими осложнениями для нескольких выдающихся церковных и государственных деятелей: священномучеников митрополита Владимира (Богоявленского), епископа Гермогена (Долганева), преподобномученицы Вел. кн. Елизаветы Федоровны, обер-прокурора А.Д.Самарина, председателей совета министров П.А.Столыпина и В.Н.Коковцова. В условиях глубокого политического кризиса и дискредитации монархической власти в империи группа лиц, близких ко двору и искренне преданных Царю, совершила 17 декабря 1916 г. убийство Г.Распутина. Почти вся императорская фамилия фактически поддержала убийц, среди которых был Вел. кн. Дмитрий Павлович, а Император Николай II, заявив, что «никому не позволено заниматься убийством», все же не допустил судебного преследования преступников.

«Споры о Распутине» идут в последнее время почти исключительно в беллетристике, в публицистике и в научно-популярной литературе, рассчитанной на массового читателя. В научной среде споры эти практически не отразились. Положение исследователя особенно затрудняется тем, что, как известно, Г.Распутин был малограмотным. Он с трудом выводил буквы на своих знаменитых «записочках», совершенно невразумительных по содержанию и выражавших только заинтересованность Г.Распутина в деле данного просителя. При этом суть просьбы в записках не отражалась. Исследователю они не дают почти никакой информации.

С прочими сочинениями Г.Распутина («Житие опытного странника» – 1907 г., «Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам» – 1911 г., «Великие торжества в Киеве! Посещение Высочайшей семьи! Ангельский привет!» – 1911 г.) дело обстоит сложнее. Эти небольшие, от 5 до 20 страниц, произведения диктовались Г.Распутиным кому-то из его почитателей, литературно редактировались, а затем издавались в виде отдельных брошюр.

Среди всех этих произведений наиболее важным представляется «Житие опытного странника». В нем Г.Распутин не только передает свои впечатления от увиденного (как в брошюрах 1911 г.), но как бы подводит итог своего жизненного пути и духовных исканий, обобщает тот страннический опыт, с которым он появился в Петербурге. Цель составления «Жития» прозрачно указывается в его заключительной части, где говорится: «Обвиняют меня как поборника самых низких и грязных сект, и архиерей всячески восстает». Собственно «Житие» и представляет собою попытку оправдаться в связи с обвинениями в хлыстовстве («пагубной ереси»), выдвинутыми в 1907 г. против Г.Распутина.

Едва ли не главная тема «Жития» – борьба с состоянием духовной прелести, которое, по словам автора, ему неоднократно приходилось превозмогать. Причем превозмогал он его самостоятельно, без какого-либо духовного руководства, – отгоняя «видения» и «громко открикиваясь от врага».

Отношение к духовенству у автора «Жития» сдержанно-критическое. В своей оправдательной брошюре он не раз призывает посещать храм Божий, участвовать в церковных таинствах и почитать священнослужителей, «какие бы ни были батюшки». Но это «какие бы ни были» звучит в «Житии» навязчивым рефреном: «худой, да батюшка», «ему бы надо было поступить в исправники, а он пошел в батюшки», «наемник паствы», «с барышнями танцует» и проч., и проч.

Подлинными же руководителями в духовной жизни в брошюре предстают не священники, а особые «опытные» люди, «избранные в духовных беседах»; их «опыт» противопоставляется при этом «букве», «учености». Именно «у избранников Божиих», которые «будут сказывать не из книги, а из опыта», и «есть совершенная любовь». Они могут поучать и священников, и архиереев, у которых «замирают уста и они противоречить не могут», поскольку «их учение остается ничтожным и слушают простые слова твои». К числу таковых «опытных странников», судя по названию, относит себя и автор «Жития».

Обращает на себя внимание то, что «опытные странники», согласно «Житию», всегда гонимы и, по меньшей мере, находятся под подозрением. Гонителями «опытных людей» в «Житии» выступают прежде всего священники. Конфликт «истинных пастырей» с духовенством представляется автору постоянным и неизбежным. Призывая «в храме соединяться с Господом, принимать Святые Таины три раза в год», он неожиданно заключает: «Если все это сохранить в себе, то будут на тебя нападки, преследования разные и вообще будут священники пытать, на все нужна сила и Бог даст дарование – их буква останется дешевой ценой».

Соответствующим образом складывались отношения самого Г.Распутина с местными тобольскими священнослужителями. В сентябре 1907 г. в Тобольской консистории было заведено дело по обвинению Г.Распутина в распространении лжеучения, подобного хлыстовскому, и образовании общества последователей своего лжеучения. Расследование осуществлялось по благословению Тобольского епископа Антония (Каржавина), защитившего еще в 1888 г. магистерскую диссертацию о религиозном сектантстве, но по непонятным основаниям после мая 1908 г. было оставлено без последствий.

Затем уже в 1912 г. дело было начато вновь, но в конце того же года новый епископ Тобольский Алексий (Молчанов) его окончательно закрыл, признав Распутина «православным христианином, человеком очень умным, духовно настроенным, ищущим правды Христовой, могущим подать при случае добрый совет тому, кто в нем нуждается». Готовность закрыть дело о хлыстовстве Г.Распутина, проявленная именно епископом Алексием (Молчановым), отнюдь не представляется случайной. Согласно сообщению директора канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода В. Яцкевича, переведенный с Таврической кафедры за связь с женщиной в Псковскую епархию епископ Алексий покровительствовал там местной секте иоаннитов. Это покровительство стало причиной перевода епископа Алексия в Тобольск, который он надеялся покинуть по протекции Г.Распутина. В следующем году владыка Алексий стал экзархом Грузии, четвертым по значению архиереем в русской церковной иерархии, а Тобольскую кафедру занял известный почитатель Г.Распутина епископ Варнава (Накропин).

Дневники и письма Николая II свидетельствуют о благожелательном отношении Императора к Г.Распутину, но не дают основания говорить о его непосредственном нравственном, а тем более политическом влиянии на Царя. Гораздо большим, судя по ее письмам, было влияние Г.Распутина на Императрицу. Александра Федоровна видела в Г.Распутине «друга», прислушивалась к его оценкам и советам, часто опиралась на его авторитет в своих рекомендациях мужу, который порой, как, например, 10 ноября 1916 г., даже вынужден был просить «не вмешивать нашего друга» в политику. Императрица вполне полагалась на молитвы Г.Распутина и даже верила в чудодейственную силу подаренных им вещей. Так, перед совещаниями с министрами Царю советовалось «несколько раз расчесать волосы его гребнем». При этом в своих письмах Александра Федоровна подчас уподобляла Г.Распутина инославному спириту и мистику мосье Филиппу.

Причины и характер влияния Г.Распутина на Императрицу отчасти раскрывает сохранившаяся записная книжка Александры Федоровны с его высказываниями, которые, по-видимому, отражают содержание их бесед. Г.Распутин говорил в основном об утешении в скорбях, о милостыне, о простоте и терпении, о духовной радости и мирской суете. Письма Императрицы показывают, что авторитет Г.Распутина был для нее в ряде случаев выше авторитета многих церковных иерархов.

Гораздо более сдержанно пишет о Г.Распутине в своих воспоминаниях, написанных в эмиграции, А.А.Вырубова. Для нее Г.Распутин – «простой «странник», которых немало на Руси». А.Вырубова, побывавшая по поручению Императрицы в Покровском, отмечает «враждебное» отношение местного духовенства к Г.Распутину и признает, что оказывавшиеся в окружении Г.Распутина «проходимцы» «пользовались его простотой, увозили с собой и напаивали его». В массе своей посетители Г.Распутина и его окружение оставили у А.Вырубовой неприятное впечатление.

Среди воспоминаний государственных деятелей, в которых отражено положение Г.Распутина при дворе и в обществе, видное место занимают недавно опубликованные записки начальника Петроградского охранного отделения К.И.Глобачева. К.И.Глобачев непосредственно отвечал за охрану и наблюдение за Г.Распутиным в последние два года его жизни. Решительно отвергая многие сплетни и слухи, ходившие о Г.Распутине в обществе, К.И.Глобачев вместе с тем свидетельствует о его развратном поведении, частых кутежах и попойках, завершавшихся драками и скандалом. Но здесь же К.И.Глобачев констатирует, что «отношения его к особам царской семьи, даже в моменты самого широкого разгула, были весьма корректны, и никогда не позволял он себе ни при посторонних, ни при своих отзываться о ком-либо из членов царской семьи непочтительно».

В записках подтверждаются тесные контакты Г.Распутина с доктором тибетской медицины П.Бадмаевым, министром внутренних дел А.Д.Протопоповым, увлекавшимся оккультизмом, а также с известными банкирами И.Манусом и Д.Рубинштейном, которые проводили через Г.Распутина «крупные сделки и подряды».

Записки К.И.Глобачева вполне соответствуют данным наружного наблюдения, которое было установлено за Г.Распутиным с 1914 г. Попытки ряда авторов, выступающих за «реабилитацию» Г.Распутина, поставить под сомнение достоверность материалов наружного наблюдения, фиксировавшего его общение с лицами сомнительной репутации и легкого поведения, не находят поддержки у специалистов.

Недостойное поведение Г.Распутина отмечается и в дневниках и воспоминаниях представителей церковной иерархии. Однако их отношение к Распутину существенно отличается от оценок государственных деятелей, которых интересовали в основном политические последствия «распутинщины»: дискредитация Царя, раскол в императорской фамилии и правительственных сферах, широкие возможности для влияния различных проходимцев и проч. Для служителей Церкви Г.Распутин прежде всего – трагическая фигура, падший богоискатель, в котором «боролись два начала и низшее возобладало над высшим». Наиболее четко этот взгляд изложен в воспоминаниях митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Вениамина (Федченкова); нашел он отражение и в дневниках митрополита Арсения (Стадницкого). Такое отношение к Г.Распутину разделяли священномученики митрополит Владимир (Богоявленский), епископ Гермоген (Долганев), преподобномученица Вел. кн. Елизавета Федоровна, мученик Михаил Новоселов, епископ Феофан (Быстров).

Идеологическая предвзятость и политическая односторонность советской историографии, игнорировавшей тему религиозности Г.Распутина, не позволяли ей создать разностороннюю и объективную картину жизни и личности Г.Распутина и способствовали в 1990-е гг. появлению работ, в которых элементы исторического исследования призваны были обосновать разнообразные, подчас совершенно фантастические версии о Г.Распутине. Одной из таких версий стала содержащаяся в книгах А.Н.Боханова и О.А.Платонова версия о Г.Распутине как религиозном праведнике из народа, оказавшемся жертвой «клеветнического заговора» современников.

Теперь Г.Распутин изображался жертвой клеветнической кампании, организованной масонами с целью «подрыва национальных ценностей страны». Соответственно, все критические отзывы о Г.Распутине приписывались масонам. На основании же «очищенных» таким образом от «масонской клеветы» источников легко создавался светлый образ простого выходца из крестьянской среды, прозорливца и целителя, истинного друга и хранителя Царской Семьи. Патетическое разоблачение «мифа о Распутине» и связанных с ним стереотипов и легенд прикрывало произвольный подбор материалов и тенденциозную их подачу. По существу же, один миф порождает другой.

Авторитет Г.Распутина, по мнению О.А.Платонова, был основан на том, что Царь и Царица в нем «видели старца, продолжающего традиции Святой Руси, умудренного духовным опытом, духовно настроенного, способного дать добрый совет», а кроме того – «настоящего русского крестьянина – представителя самого многочисленного сословия России, с развитым чувством здравого смысла, народного понимания полезности своей житейской интуиции, твердо знавшего, что хорошо, а что плохо, где свои, а где чужие». Этот демагогический оттенок, сочетавшийся с уничижительной критикой образованных слоев русского общества, в том числе и православного духовенства, характерен для сочинений А.Н.Боханова и О.А.Платонова. Г.Распутин прославляется ими чуть ли не с «классовых позиций» – как человек, который считал, что «в духовном развитии России главную ставку нужно делать на выходцев из крестьян». Если раньше Г.Распутин представал символом «темных сил», то теперь из него делают символ «народной православной традиции», противостоящей «интеллигенции, лишенной национального сознания» и «епископам-чиновникам».

Если в эпиграфе к книге О.А.Платонова в 1996 г. делался осторожный намек на возможность канонизации Г.Распутина, то в настоящее время «Русь Православная» ведет активную кампанию за прославление «оклеветанного старца». На страницах газеты систематически печатаются иконоподобные изображения Г.Распутина, говорится о его широком почитании «в среде простых верующих и рядового духовенства». Выходят книги, в которых Распутин провозглашается мучеником «за Христа и за Царя», молитвенником «за Святую Русь и Ея Пресветлого Отрока».

При этом, вполне в духе сочинений О.А.Платонова, имя Г.Распутина поднимается К.Душеновым и К° как знамя в борьбе против «московских церковных бюрократов» и «псевдоправославных ультралиберальных журналистов». Не останавливаются газетчики и перед резкими выпадами против священноначалия. Данная кампания вызывает, в свою очередь, негативную реакцию православной общественности и открытое злорадство врагов Церкви. ...

В настоящее время кампания в поддержку канонизации Г.Распутина приобретает все более широкий и громогласный характер подобно аналогичной реабилитационно-канонизационной кампании Ивана Грозного. Однако при всей агрессивной навязчивости своих аргументов, впрочем, более напоминающих обличения и заклинания, эта кампания оказывается неспособной опровергнуть важнейшие выводы относительно негативных сторон личности и деятельности Г.Распутина, сделанные как в церковной жизни, так и в исторической науке.

Во-первых, немногочисленные сочинения, связанные с именем Г.Распутина, по-прежнему определенно свидетельствуют не только о богословском невежестве сибирского «старца», дерзавшего духовно наставлять Императорскую семью и религиозно поучать церковных иерархов, но и о приверженности их автора духовным настроениям и религиозным установкам, распространенным среди «народного» сектантства мистическо-харизматического толка.

Во-вторых, материалы столь долго тянувшегося, но должным образом так и не завершившегося расследования консисторского дела о принадлежности Г.Распутина к секте «хлыстов» оставляют открытым вопрос о его непосредственных связях с сектантами и о степени мировоззренческого влияния на него сектантской идеологии. При этом неоднократно отмечавшиеся современниками психотерапевтические способности Г.Распутина, которые в конце петербургского периода своей жизни он совершенствовал под руководством профессионального гипнотизера, могут свидетельствовать не столько о благодатной одаренности Г.Распутина, сколько о влиянии на него псевдомолитвенной, экстатической религиозности мистических сект.

В-третьих, безнравственный характер личной жизни Г.Распутина, сопровождавшейся особенно в Санкт-Петербурге безудержными пьянством и развратом, был неоднократно и неопровержимо засвидетельствован многочисленными и весьма авторитетными современниками. При этом среди обличителей Г.Распутина в личной безнравственности оказывались не только многие авторитетные священнослужители, среди которых были некоторые канонизованные Церковью святые и многие выдающиеся государственные деятели, но и опиравшиеся на беспристрастную и объективную информацию своей многочисленной агентуры высокопрофессиональные руководители российских спецслужб, подобные начальникам санкт-петербургского охранного отделения генералам А.В.Герасимову и К.И.Глобачеву.

В-четвертых, несмотря на искусственно подогреваемый в течение нескольких лет некоторыми периодическими изданиями ажиотаж вокруг возможной канонизации «оклеветанного старца» Г.Распутина и даже проведение этой «канонизации» 24 февраля 1991 г. на «Освященном Соборе Епископов Катакомбной Русской Церкви истинных христиан», почитание Г.Распутина среди православного духовенства и церковного народа отсутствует.