ПАЛОМНИЧЕСТВО
ДОРОГАМИ ВОЙНЫ
Наши мертвые нас не оставят в беде
Накануне 60-летия Победы мы решили показать нашему сыну-подростку те места, где воевал его дед. Новгородская земля еще хранит память о страшных боях, которые корежили и увечили ее более полстолетия назад. Здесь во множестве на полях сражений лежат косточки не отпетых и не погребенных по-христиански наших солдат.
Еще в Питере я услышала о замечательном батюшке, который живет и служит в новгородской глубинке и занимается святым делом – благословляет и содействует работе поисковых отрядов, собирающих останки наших воинов, разбросанные по Новгородчине, – о нем «Вера» рассказывала в 2003 году (№ 454).
И вот, минуя Новгород, мы поехали к отцу Николаю Епишеву, в его Борисовку. Свой рассказ батюшка начал со слов генералиссимуса Александра Суворова: «Ребята, смерти нет! Вы и на небесах будете помогать нам здесь, на земле, одерживать победы!» А далее продолжил: «Я убежден, что без этих ребят, косточки которых лежат брошенные на бывших полях битв, мы ничего не построим. От них зависит наше нынешнее состояние. Когда в Корыстыни воздвигли свой мемориал немцы – в честь своих погибших, – это шокировало наших ветеранов. Но тут надо понимать: за этим стоит не только политика, но и духовная борьба, которую мы косвенно на себе ощущаем. Когда немцы воздвигли этот мемориал, о своих погибших тут воинах-лыжниках вспомнили якуты. И они построили свой мемориал: поставили ярангу, там совершаются языческие обряды. А русские?.. Слава Богу, мне не раз приходилось отдавать долг памяти усопшим, освящая новые могильные кресты на наших братских захоронениях – есть отдельные организации и частные лица, которые жертвуют на них средства. А два года назад на пасхальной неделе к нам в храм принесли найденные косточки наших солдат. И одна наша прихожанка видела сон: будто я совершаю богослужение, а какие-то люди рядом копают землю. И вдруг выкапывают пасхальный кулич в глазури, а потом и пасху. Кстати, вы обращали внимание на то, что военные памятники-пирамидки тоже имеют форму пасхи?
И мы служили панихиды по пришедшим к нам в останках воинам пасхальным чином, и похоронили их рядом с нашим храмом, и поставили крест.
Вскоре эти ребята спасли наш храм. «Доброжелатели» кинули нам ветошь в алтарь, пытались поджечь храм. У меня в это время были гости, и что знаменательно, четыре Ивана – такое редкое теперь имя и столь распространенное в годы войны. И вот один из них, Иван Иваныч из Москвы, увидел дым, ринулся вперед – он военный человек, решительный. Вошли в храм: все спокойно. Вошли в алтарь – все горит: ковры, тумбочки, облачения, иконы. Иван Иваныч начал заливать пожар, а ток не был отключен. По законам физики это верная смерть, на горящую проводку лить водой. Но там была не только простая вода, но и крещенская, она и спасла его. И еще одно чудо мы увидели: в алтаре стояла тумбочка, где находилась святая вода из Иерусалима, освященная частицей животворящего древа Креста Господня. Была она в простой полиэтиленовой бутылке. Огонь ничего не мог с ней сделать. Лишь покоробил бутылку. А облачения священнические даже среди пламени не обгорели. Огонь мог выйти за пределы алтаря, там кругом лежали прорезиненные ковры, которые мгновенно загораются.
У меня такое ощущение, что те Иванушки, которых мы все время поминаем, там стояли и защитили храм. Когда после пожара мы стали реставрировать алтарь, то в том простенке, где был огонь, мы промыли фреску и увидели, что на ней изображен св.пророк и креститель Иоанн Предтеча, в честь которого и называли наших русских Иванов. Одна моя знакомая, когда увидела следы этого пожара, сказала: «Батюшка, вы выиграли третью мировую войну». Да, у нас было ощущение духовной битвы. Пожар случился в день иконы Божией Матери «Семистрельная». Эта икона у нас стояла на подоконнике в алтаре, в самом эпицентре пламени, и когда мы разгребли завалы, то увидели, что подоконник обуглен, а икона «Семистрельная» и икона прп.Серафима Саровского, которая рядом с ней стояла, совершенно целы. Даже стекла не закоптились и не лопнули от жара.
Таким образом, мы получили скорбь, слезы, но и великую радость – потому что мы почувствовали, что мы не оставлены».
* * *
После рассказа отца Николая мы с сыном бродили по погосту, который появился вокруг храма как раз в годы войны, читали надписи на могильных крестах. Подошли к самому большому кресту на кладбище, под которым лежат «русские Иваны», сражающиеся за нас и сейчас, за то, чтобы мы окончательно не потеряли наше духовное сокровище.
…Возвращаясь, мы слушали кассету с военными песнями Высоцкого, и по-особому прозвучали теперь для нас строчки «наши мертвые нас не оставят в беде, наши падшие, как часовые».
Творец новгородских святынь
Много лет назад я получила исторический урок от замечательного человека, сочетавшего глубокую образованность с подлинной духовностью, – архимандрита Иннокентия (Просвирнина), ныне покойного. Приехав в Питер в научную командировку, он назначил мне встречу у Исаакиевского собора. И когда я, недоумевая, спросила его, почему мы должны идти в этот музей, он ответил: «Сегодня день ангела небесного покровителя основателя города прп.Исаакия Долматского. Мы должны его почтить. А потом мы должны почтить самого основателя города». После Исаакия мы отправились в Петропавловку, в соборе батюшка долго стоял и молился перед гробницей Петра Великого. Признаюсь, для меня тогда это было большим потрясением. Я привыкла, согласно распространенной «православной традиции», относиться к первому русскому императору сугубо отрицательно. Батюшка особенно не стал ничего объяснять мне, сказал только, что основателя города почитать всегда необходимо. Мне вспомнилась эта история в то время, когда я слушала печальные рассказы настоятельницы Вяжищского монастыря – игумении Антонии (на фото внизу). Именно сюда лежал наш паломнический путь из Борисовки. Между тем паломники, приезжающие в Новгород (да и туристы тоже), в этот монастырь почти не заглядывают. А ведь именно здесь почивают мощи того, кому Новгород обязан своей красотой, которого нужно почитать как «отца города», – святителя Ефимия Новгородского.
Древние благочестивые паломники, прежде чем идти или ехать к новгородским святыням, просили у святителя Ефимия благословения на подвиг паломничества. «Теперь же, – говорит матушка игумения, – редко какой паломник летом издалека пожалует».
Я назвала рассказ матушки Антонии печальным, но нельзя сказать, что настоятельницу так уж расстраивает то, что живут они без суеты. «Зато у нас такая тишина, тут так хорошо молиться, уединенно, спокойно. А летом какая красота, посмотрите в наш буклетик, – приговаривает матушка, – у нас тут кругом цветники, озерцо чистое, лес рядом. Приволье, благодать…»
С великой любовью и благоговением матушка рассказала нам о том, как святитель Ефимий за тридцать лет своего правления Новгородом построил десятки храмов, полностью обновил Софию, благоукрасил монастыри. Его архитектурные творения, возведенные более полтысячелетия назад, до сих пор твердо стоят на земле Новгорода и радуют душу.
Рассказала нам матушка и об истории Вяжищской обители со дня ее основания в конце XIV века. Попросили мы рассказать и о военных годах.
– Миленький мой (любимое присловье матушки Антонии), да все тут порушено было, в руины превратилось. Но наш монастырь первым стал восстанавливаться. Первым из новых монастырей стал ставропигиальным. Святейший Патриарх Алексий, еще когда был митрополитом Ленинградским и Новгородским, в 1989 году добился передачи Вяжищ Церкви. По его благословению было определено монастырю быть женским. Меня сюда направили из Пюхтицкого монастыря в 1990 году. А в 1995 году Николо-Вяжищский монастырь был возведен в статус ставропигиального, то есть стал патриаршим. Святейший очень помогал и помогает нам. Видите, у нас уже почти все восстановлено за эти годы (на фото внизу).
Я согласилась с матушкой, что такую красоту восстановить было непросто, – больше нигде не приходилось видеть такого разнообразия изразцовых украшений, которые покрывают все здания храмового комплекса. Даже среди неожиданной весенней вьюги, которая застала нас в монастыре, ярко-зеленые, красные, синие изразцы на белых храмах создавали впечатление вечного праздника – победы в вечной войне, которая ведется против святыни.
– Сколько у вас сестер, матушка?
– Было 15, теперь семь.
– Трудно здесь подвизаться?
– Да, в основном только на свой труд приходится надеяться. Работать много нужно. У нас 40 га земли, 5 коровок, курочки. Так что живем на всем своем – тем, что на огороде выращиваем, сами делаем масло, яички свои, а хлеб нам, слава Богу, жертвуют. И службы каждый день. Череду несут монахи из Троице-Сергиевой лавры.
Вроде о трудностях говорит матушка Антония, а вся светится улыбкой и благодушием и все приговаривает: «Хорошо у нас, очень хорошо». Когда мы выходили из монастыря, то вдруг встретили двух ясноглазых паломниц, из тех, кого можно назвать бабушки-девочки.
– Матушки, а вы откуда?
– Из Старой Руссы.
– Как же вы в такую непогоду сюда добрались?
– Да своим ходом. Ведь завтра память святителя Ефимия.
– Вот чудеса-то! Оказывается, святитель привел нас в свою обитель накануне дня памяти, а мы и не знали.
– Значит, благословил ваше паломничество.
С таким напутствием мы поехали в Великий Новгород – повезли дальше мальчика «по дорогам войны».
Война – это было совсем недавно
Как хорошо, что в Новгород мы приехали после Борисовки и Вяжищ. Отец Николай и матушка Антония своими рассказами дали почувствовать, что история – это не то, что давно минуло и не имеет к нам никакого отношения, а это жизнь наших предков, которые и ныне принимают участие в судьбе России. Думаю, что именно поэтому на сына такое огромное впечатление произвел памятник «Тысячелетие России». И он подробно расспрашивал меня о каждой фигуре в его сложной композиции.
В Софии Новгородской мы пережили удивительное чувство соединения древности, современности и вечности – когда стояли там за Божественной литургией. А потом, переходя по мосту через Волхов, я рассказывала мальчику о том, как были поруганы София и весь Новгород в годы войны. И так уместно было, стоя над седым Волховом, вглядываясь в окрестные новгородские дали, рассказать сыну о том, как дедушка в 17 лет пошел на фронт, встав в строй вместо двоих убитых старших братьев. Рассказала я и о том, как погибла старшая сестра дедушки от фашистских бомб, сброшенных на железнодорожную станцию. Она очень любила своего младшего брата, и, думаю, ее молитвами он прошел невредимым всю войну, хотя Волховский фронт оставил в живых считанные единицы солдат. Вглядываясь в просторы далеко за Волховом, как в даль истории, я рассказывала сыну о том, как дед его несколько раз был на волоске от смерти от рук своих же командиров – он служил в войсках правительственной связи, и если связь обрывалась и не была восстановлена за короткое время, связисту грозил расстрел. Рассказывала о том, как здесь, на берегах Волхова, юный Саша Ильюнин спасся от немецкого плена: вместе со своим дядюшкой он попал в колонну, которую немцы гнали на запад, – чудом им удалось незаметно выбиться из колонны и спрятаться в прибрежных кустах.
Дядюшку потом расстреляли свои же как «врага народа»… Деревня, в которой вырос мой отец, стоит на берегу Волхова, и словно из глубин истории повеяло гарью – это мы вспоминали о том, как немцы выжгли дотла все Городище, а уцелевшие жители нашли себе прибежище в землянках в лесу. Отец с войны вернулся именно в такую землянку, потом отстраивали новый дом, куда и сейчас мы приезжаем летом. Рассказала я мальчику, какими молитвенниками, не предавшими веру людьми были его прадед и прабабушка. А когда мы гуляли вдоль стен новгородского кремля, вспоминала рассказы воспитавших меня не родных по крови, но родных по духу (родные умерли, когда я еще была маленькой) бабушек о том, как молитва спасла и Новгород, и Петербург, и Москву, и всю Русскую землю от сильного, укрепляемого связью с черной мистикой зла, врага.
Неожиданное продолжение этого рассказа мы услышали в Хутынском монастыре, куда направились, покинув Новгород.
Никто не забыт, ничто не забыто
Эта древняя обитель расположена всего лишь в десяти километрах от Новгорода, на крутом правом берегу Волхова, – там, где он продолжает свое течение на север.
Древняя история монастыря хорошо известна благодаря сохранившемуся до наших дней житию его основателя – прп.Варлаама. В начале ХII столетия новгородский боярин Алекса Михалевич облюбовал красивое, высокое и пустынное место на берегу Волхова и по примеру многих известных подвижников того времени начал в одиночестве свой монашеский подвиг. Впоследствии слава о молитвеннике распространилась по округе, и к чернецу Варлааму (такое имя боярин Алекса получил в постриге) стала собираться братия. На берегу Волхова вырос монастырь.
Хутынский монастырь стоит на высоком холме, с которого просматриваются заливные луга, поля, деревни и села, да и сам монастырь виден издалека. Название монастырь получил по имени места Хутынь, т.е. худое место. По преданию, это место было когда-то осквернено языческим капищем, и именно поэтому (как традиционно было для многих древних монастырей) здесь поселился прп.Варлаам. Здесь он ископал себе пещеру, а над ней насыпал холмик. Теперь это одно из самых любимых мест паломников в обители – «варлаамова горка». С горки скатываются, лежат на ней, раскинув крестообразно руки.
Все это, но, конечно же, со множеством подробностей, рассказала нам моя старая сослуживица, а теперь благочинная Варлаамо-Хутынского монастыря матушка Нонна. Обходя с нами сверкающие белизной и чистотой постройки обители, матушка все время восклицала: «А какая разруха тут раньше была! И все это – последствия войны». Рядом с отреставрированной трапезной и сейчас стоят руины одного из братских корпусов, которые напоминают, во что были превращены наши святыни в годы войны.
А вот и рассказ матушки Нонны, который продолжил наши воспоминания на новгородском мосту. В народе прп.Варлаам считается «ответственным за погоду» – ему молятся в случае ненастья, потому что в древнем житии его рассказывается о том, что однажды он пообещал новгородскому князю, что приедет к нему летом на санях. И, действительно, в июле выпал снег, и на княжеский двор святой въехал на санях. Именно с этим прижизненным чудом прп.Варлаама связано народное предание.
Как известно, одной из главных причин, спасшей Москву от вторжения немцев, были страшные морозы. Предание связывает их внезапность и силу именно с прп.Варлаамом.
Немцы подступали к Москве, Москва опустела и почти готова была к сдаче. И вот тогда грянули морозы – под 50 градусов. Техника у немцев встала, танки и машины заглохли, солдаты стали вымерзать. А начались морозы необыкновенно рано, сразу после дня памяти прп.Варлаама – 19 ноября. И, как свидетельствует предание, именно по молитве к этому «грозному-морозному святому». Рассказывала нам об этом случае и в целом о жизни преподобного Варлаама матушка Нонна как о самом родном, близком. События, происходившие на этом месте тысячу, сто, шестьдесят лет назад оживали в этом рассказе.
В Хутынском монастыре каждый год особо отмечают День Победы. По словам матушки Нонны, память о недавнем героическом прошлом в монастыре хранится естественным образом – в монастыре немало старых насельниц, а в последние два года появились совсем молоденькие послушницы, которые «складывают в сердце» их живые рассказы.
* * *
Когда мы отъезжали от монастыря, над колокольней взметнулась стая аистов, это было так удивительно – в этих местах аисты и в такое холодное время! Как знамение того, что жизнь продолжается. «Помнишь такие слова о войне: никто не забыт и ничто не забыто?» – спросила я сына. Он, увы, слышал их в первый раз.
Но после нашего возвращения из «путешествия по дорогам войны» он пошел в школьный военный музей и попросил, чтобы его назначили экскурсоводом, и теперь сознательно разыскивает новые сведения о войне, чтобы включить в экскурсию. И еще: он, наконец, понял, почему дедушка всегда плачет в День Победы, почему он до сих пор не может забыть своих погибших на войне братьев, сестру и друзей.
Людмила ИЛЬЮНИНА
 | назад |
| вперед |  |
