ЗА РУБЕЖАМИ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОСТОКУ ОТЦА АВГУСТИНА

Архимандрит Августин (Никитин) – один из самых любимых преподавателей в Санкт-Петербургских Духовных школах, его любят и ценят и в других высших учебных заведениях, где он читает курсы лекций. Его предмет – казалось бы, для православного человека «проходной» – инославие, сектоведение – оказывается для студентов одним из самых интересных. Так как, несмотря на то, что архимандрит Августин является известным ученым, на его счету более десяти авторских монографий и около пятисот статей, он никогда не был кабинетным человеком, «чернильной душой». Вот уже несколько десятилетий его расписание неизменно – 7-8 месяцев в году он преподает и пишет научные труды, а в остальное время путешествует. Паломничает по тем местам, о которых ему приходится рассказывать на лекциях студентам. По послушанию, данному ему почти три десятилетия назад, он должен разбираться в тонкостях других вер, поэтому он пытается воочию увидеть жизнь тех, кто исповедует ислам, буддизм, индуизм, конфуцианство. Тем более, что взаимоотношения со странами, где живут мусульмане, буддисты и различные сектанты, – не теоретически отвлеченный вопрос. От того, насколько мы будем знать эти народы, во многом зависит будущее России. Самый частый маршрут отца Августина последних лет – «от Хуанхэ до Янцзы», по Китаю. Недавно он вернулся из очередного, почти трехмесячного путешествия, но до этого о.Августин путешествовал по Ирану. Поэтому вначале мы попросили его рассказать о первой поездке – о том, что такое исламская страна сегодня. А потом батюшка подробно рассказал нам о своих впечатлениях «о нашем восточном соседе».

Ученый-путешественник

– …Но ведь это опасно! – уже в который раз восклицала я, слушая рассказ архимандрита Августина (Никитина) об очередной поездке. – Вы путешествуете в основном по «взрывоопасным регионам», где постоянно вспыхивают локальные конфликты.

– Нам, россиянам, уж, наверное, ничего не страшно. Наоборот, интересно наблюдать свободу проявлений человеческих. Иран, где я сейчас побывал, – это не Пакистан, где есть «свободные племенные территории», не подконтрольные никому. Там страна действительно находится в состоянии перманентной войны. А в Иране я только один раз попал в переделку – в одном маленьком городке Ахвазе, где остановился на пути своего продвижения по стране. В ту ночь зарезали 60 человек – это была «разборка» между суннитами и шиитами. Если бы у нас такое произошло, трубили бы на весь мир. А там это в порядке вещей – «мелкий локальный конфликт». Они так живут веками. Люди горячие – чуть что, за ножи.

* * *

Однажды мне пришлось путешествовать вместе с архимандритом Августином. Мы оказались в числе приглашенных на конференцию «Оптина пустынь и культура», которая проходила в Италии, в Бергамо. Батюшка по ранее намеченному плану после конференции остался еще на три дня в стране, чтобы побывать там, где он еще не был. А со мной произошел курьез. В первый же день потеряла в чужой стране все свои документы, в том числе и обратные билеты на самолет. Мне в стране пришлось бы жить до тех пор, пока руководство университета в Бергамо не выхлопотало бы мне возможность возвращения на родину. Слава Богу, с нами был приснопоминаемый архимандрит Иннокентий (Просвирнин), он посоветовал молиться св.Иоанну воину, и на следующий день после окончания конференции мою сумочку, с ее нетронутым содержимым, принесли в университет. Но самолет с участниками конференции уже улетел, и я осталась в Италии еще на три дня... и отправилась в незабываемое путешествие вместе с отцом Августином.

Потом я ему сказала:

– Батюшка, вам надо написать методическое пособие «Как вести себя в чужой стране, если не знаешь языка, на котором говорят аборигены».

– Пока я пишу только путевые заметки.

– Но все-таки какие-то правила можно сформулировать?

– Да, во-первых, нужно освоить язык жестов, который принят в этой стране. Во-вторых, надо помнить, что русских нигде особенно не любят, поэтому не стоит демонстрировать свою национальность. Важно знать нравы и историю того народа, который населяет страну, где ты собираешься путешествовать, чтобы не совершить неправильных шагов. Надо быть ко всему готовым и верить, что «если Бог не выдаст, то свинья не съест».

Мне пришлось убедиться в действенности этих правил. Особенно когда мы, спустившись с Альп, попали в городок Брешио, где проходил какой-то праздник, и отец Августин в шутку подметил: «Весь мир – сумасшедший дом. А Брешио – его столица». И вправду казалось, что весь город населяют сильно пьющие люди либо не совсем нормальные. Потом, мы попали в момент забастовки транспортников, но батюшка удивительно быстро сориентировался, нашел железнодорожную станцию, от которой отходила последняя электричка, и из «сумасшедшей столицы» нам все-таки удалось выбраться. Много еще было самых разных перипетий, но меня потрясало проявляемое всякий раз абсолютное спокойствие моего спутника.

* * *

Все это я вспомнила, когда отец Августин с удивлением рассказывал о реакции на его «похождения» простых служащих русского посольства и атомной станции в Иране, куда он приехал по приглашению своего ученика и где служил Пасху.

– Они меня спросили после службы: «Вы теперь в Тегеран и домой?»

– Нет, хочу еще по стране проехаться.

– А что, вас везде будут встречать, или охрана вас сопровождать будет?

– Нет, я к этому не привык.

– Но это же опасно!

– В московском метро тоже ездить опасно.

Иран с парадной стороны и... с будничной:

Почему так говорили сотрудники посольства, понятно. Женщины, например, еще на борту самолета, приземляющегося в Иране, обязаны надеть на себя хиджаб. Снимать его можно только дома за закрытыми дверьми. Даже в магазин они ходят со стражей. А батюшка целый месяц колесил по маленьким городкам, поселкам, островкам один. Ему удавалось беспрепятственно заходить в мечети, чтобы ознакомиться с «местными достопримечательностями», особенно с древнейшими постройками. И Бог хранил его, только один раз водитель-наркоман пытался на него «наехать» за то, что он открыл шторку во время движения автобуса и смотрел в окно, а ему, видите ли, это не понравилось…

А так все прошло благополучно.

Я пыталась выспросить у отца Августина, чем же иранский мусульманин в обычной жизни (не касаясь догматики и богословия) отличается от нашего.

– Во-первых, у них жизнь более размеренная, несуетная. Думаю, что это связано с тем, что они на протяжении десятков поколений не употребляют спиртного. Даже когда у них празднуются многодневные свадьбы или хоронят кого-нибудь, пьют только соки и чай. А так обычно – кофе.

– А наркотики?

– Да, к наркотикам там относятся терпимо. Но я только одного агрессивного наркомана встретил, как уже рассказывал, когда в автобусе шторку открыл. Но, что интересно, все пассажиры начали его успокаивать, и он от меня отстал.

– А во всем остальном как проявляется их религиозность?

– Они чтут обычаи предков. Почтительны к старшим, любят детей, семьи в основном у них многодетные. Никакого феминизма нет и в помине. Но вообще-то многое держится на страхе, эта традиция идет от древности.

– Кстати, только что вышла уникальная книга «Судьбы православия в Османской империи в XV – XX вв.», там приводятся рассказы христиан, которые жили под игом мусульман на протяжении пяти веков. Нетерпимость мусульман к христианам была жесточайшая.

– Да и сейчас в стране запрещена какая-либо миссионерская деятельность. Даже если к нашему батюшке в храм в Тегеране, например, придет какой-нибудь местный житель и скажет, что он жаждет евангельского просвещения, батюшка должен опасаться: не «подосланный казачок» ли это. А если мусульманин действительно перейдет в христианство, он должен это скрывать, иначе ему грозит смерть.

– Да, в той книжке, которую я упоминала, приводятся многочисленные примеры того, как турки-христиане вынуждены были вести двойную жизнь. Внешне соблюдать все предписания ислама и тайно молиться. Даже мальчиков они сначала крестили, а потом совершали обряд обрезания, умиравших тайно отпевали, а потом хоронили по мусульманским обычаям. Ученые до сих пор спорят, была ли это особая секта, или это было способом сохранения веры в условиях многовекового истребления христиан.

– Мусульманский мир – это особый мир. Общий язык найти трудно, приходится искать компромиссы. Язык стингеров или «Катюш» не годится – в этом убедила и война в Афганистане, и в Ираке. А я это каждый раз на своем личном опыте испытываю во время путешествий.

Для меня Иран – древняя Персия, библейская страна. Важно увидеть своими глазами то, что сохранилось от древних времен, хотя бы те же пейзажи. Понаблюдать за особенностями «восточной жизни», которые веками остаются неизменными. Там иногда кажется, что время остановилось. И все наши преходящие проблемы кажутся такими мелкими, ничтожными...

Наши в Китае

Теперь о последнем посещении Китая... В прошлые поездки я сосредотачивался прежде всего на экзотике этой страны, на ее удивительных природных ландшафтах и древних культурных традициях. Потому что маршрут моих передвижений был ограничен.

В этот раз поставил себе задачу побывать в тех местах, которые связаны с русскими эмигрантами, – городах Харбине, Дальнем, Порт-Артуре.

Кроме того, я проехал всю Маньчжурию и так называемый Ханьский Китай, проплыл по Янцзы и Китайскому каналу (он идет от Пекина на юг на тысячу шестьсот километров).

Но, повторюсь, меня интересовал, прежде всего, «русский Китай». В конце XIX века, когда прокладывали Китайскую восточную железную дорогу (КВЖД), был построен русский Харбин как станционный поселок. Сначала он назывался Сунгари Первый, потому что там протекает река Сунгари. В этом поселке жили русские путейцы, инженеры и рабочие. В поселке была и одна китайская улица, где местные проживали на правах обслуги. Когда поселок превратился в город, в нем было 20 православных храмов и два монастыря.

И когда после 1917 года многие русские превратились в беженцев, то с Дальнего Востока основная масса двинулась в Харбин как в русский город. Тогда здесь расцвела русская культура – возникли многочисленные издательства, газеты, обрела второе дыхание Пекинская миссия.

В 1932 году Маньчжурию заняли японцы, к нашим эмигрантам они относились довольно лояльно, потому что понимали, что они – враги советской власти. Но, тем не менее, у японцев всегда были имперские амбиции, поэтому русские, с этой точки зрения, им мешали. Многие русские это почувствовали и начали выезжать в Шанхай, который был тогда космополитическим центром Китая (вроде Гонконга сейчас).

Итак, русские достаточно спокойно жили в Китае до 1948 года. Когда стало ясно, что маоцзедуновские войска приближаются к Шанхаю, началась массовая эмиграция русских из Китая в Австралию и Америку. А еще пять-десять процентов из китайской русской эмиграции вернулись в Советский Союз. Почти все эти люди попали в ГУЛАГ. Кстати, в то время в СССР из Китая переехал джаз на днях скончавшегося Олега Лундстрема, но, как ни парадоксально, их не арестовали, они стали Казанским оркестром радио.

Надо сказать, что не все русские уехали из Китая – последние русские старички и старушки нашли там вечное упокоение уже в наше время. В Харбине осталась одна действующая православная церковь в честь Покрова Божией Матери, ее прихожане – коренные китайцы, но священника у них нет. Последний настоятель-китаец скончался в 2000 году. Храм стоит на замке, но официально не закрыт, верующие собираются там по большим праздникам и молятся без священника.

Сейчас у нас в России в семинариях и академиях учатся 16 китайцев. Есть надежда, что кто-то из них примет сан и поедет на родину и что в харбинском храме, наконец, начнутся богослужения. Дело в том, что, по китайским законам, священника к ним нельзя послать из-за границы, и я, например, не мог там совершать богослужения, как делал это в Иране и других странах.

Отец Дионисий (Поздняеев), который служит в Гонконге, иногда приезжает в Пекин. Он может служить в здании посольства, потому что это территория России, – но у кого-нибудь на квартире совершить требу, по китайским законам, он не имеет права. В стране действует запрет на любую иностранную миссию. Они живут по принципу «само-»: самообеспечение, самодостаточность. Потому там все церкви национальные. Там есть, например, «национальная китайская католическая церковь», но при этом есть и подпольная католическая церковь. Что касается православия, то, по официальным данным, всего в Китае проживает две тысячи православных (последователи всех остальных вероисповеданий исчисляются миллионами, в том числе много последователей сект, есть и китайская еврейская община).

Православная церковь, как я уже говорил, есть в Харбине, Пекине и Уйгурском автономном округе, на границе с Казахстаном. В городе Далянь (бывшем Дальнем) храмов нет, правда, есть мини-копия Красной площади с зубчатой кирпичной стеной, есть кафе «Арбат». В бывшем храме оборудован магазин, в котором продают русские матрешки китайского производства и висят портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.

В Порт-Артуре, к сожалению, православных храмов тоже нет. В этом городе находится военная база. Я там не смог даже попасть на наше кладбище, был арестован за то, что фотографировал памятники. Правда, ненадолго.

Вообще, китайцы – народ нерелигиозный. В стране больше всего буддистов. Я побывал в буддистских монастырях, в том числе в знаменитом Шаолине. На меня это произвело впечатление коммерческой организации. Вход платный, и не только для туристов, но и для местных верующих. Цены (десять долларов) одинаковые и для иностранцев, и для китайцев. Буддисты входят, покупают ароматные палочки, ставят их пред статуей Будды, иногда немножко о чем-то поговорят с буддийским монахом – и на этом все. Богослужения реального нет.

«Русский медведь и китайский дракон»

Однажды во время путешествия выпал очень дождливый день, и я решил никуда не ездить и не ходить, и написал статью «Русский медведь и китайский дракон». Статья получилась большой. Сейчас я перескажу основные ее тезисы.

На нашем Дальнем Востоке уже проживают 100 тысяч китайцев, а в близлежащей от нашей границы в Маньчжурии – 200 тысяч. А русских на приграничной территории только пять тысяч.

На наших глазах совершается то, о чем писал в начале XX века Владимир Соловьев: «Просыпаешься, а у тебя под кроватью китаец». Совсем недавние события в Косово показывают, как практически это может происходить (только там албанцы, а у нас – китайцы).

На Дальнем Востоке китайцев становится все больше и больше, в конце концов они проведут референдум и скажут: «Смотрите, нас больше – это наша территория. Надо официально присоединиться к Китаю». В Кремле просчитывают на один, на два шага вперед, а китайцы уже давно просчитали на десять шагов вперед. История Китая дает удивительные примеры выживаемости, их трижды завоевывали иноземцы, и они всякий раз ассимилировали тех, кто был победителем. Все народы, которые их завоевывали, просто пропадали в перенаселенном Китае.

Кроме того, в Китае существует древняя традиция – не давать жизнь новорожденным девочкам. Раньше европейские путешественники видели на окраинах китайских деревень высохшие колодцы, наполненные трупами новорожденных девочек, теперь, конечно, такими изуверскими методами не пользуются – есть медицинские новшества. И в результате мальчиков в Китае рождается намного больше, чем девочек. Невест в стране не хватает, китайцы перебираются к нам на Дальний Восток под видом туристов, женятся, рожают детей и навсегда остаются. Во Владивостоке уже появились целые китайские кварталы, и можно увидеть надпись при входе в какой-нибудь дом (на русском языке): «Только для китайцев».

Еще один пример: напротив Благовещенска расположен китайский городок Хей Хе. Еще лет двадцать назад с нашего берега были видны только трубы от котельных, а сейчас там стоят небоскребы. Разбогатели они на торговле ширпотребом с нашими россиянами. Любой россиянин, имеющий заграничный паспорт, может в Благовещенске сесть на речной трамвайчик, переехать в Хей Хе, ему поставят штампик, что прибыл тогда-то, и он может без визы жить там целый месяц. Город этот производит тяжелое впечатление – кругом надписи не только на китайском, но и на ломаном русском. Там есть институт русского языка «Маша», где учат китайцев. Это настоящая языковая агрессия, которая к нам сюда войдет.

Помните, Президент Путин в ответ на сетования одного из наших архиереев, что восток задавили китайцы, сказал: «А вы их в православие обращайте». Я тут согласен с комментарием «Радонежа». А комментарий был такой: «Все это хорошо. Но если и дальше так будет развиваться, то через сорок лет у нас будет президент, которого будут звать Ву Пу».

Китайцы – народ, который практически не поддается миссии. Об этом писал еще святитель Николай Японский. Наоборот, Китаю присуща мощная национальная идея. Сейчас у них в национальной службе безопасности есть отдел, который работает с китайцами за рубежом, через них они стараются всюду распространять свое влияние. Стратегия и тактика разработаны до мелочей. Я летел из Пулково до Пекина (с посадкой на дозаправку) и обратно этим же рейсом и выяснил, что только в Питере у нас уже живет 35 тысяч китайцев. Когда начнут строить «Чайна-таун» (есть такой многомиллиардный проект для южной части Санкт-Петербурга), китайцев станет еще больше.

Но это региональный уровень. А вот все то, что касается Приморья, – это уровень общегосударственный. Еще Мао говорил: «Приморье – наше». А наши «сельские шахматисты» устраивают совместные военные учения. Крепят дружбу. Между тем китайцы во время маневров присматриваются, какой там рельеф, какое у нас оружие, какие солдаты.

Это так напоминает недавнюю историю! В Брестской крепости в 1939 году был парад советских и немецких войск, кроме того, мы немцам перед самой войной как ближайшим друзьям, согласно пакту «Молотова-Риббентропа», передали лоцию всего северного морского пути (если быть точным, сделали им заказ на составление лоции; лоцию они составили, используя дирижабли, но не всю ее передали СССР, а во время войны смело хозяйничали у нас в Арктике - ред.). Мы знаем, чем все кончилось… О русско-китайских отношениях сейчас можно сказать словами Шекспира: «Бернамский лес пошел…»

Грустное утешение

Единственное, что можно сказать в утешение: если это необратимо, то из двух зол нужно выбирать меньшее. Лучше пусть будут у нас китайские, а не чеченские кварталы. Китайцы не агрессивны, у них нет такого – взять под контроль силой, угрожать: «Не будешь делать по-нашему, зарежем».

А так – они достаточно веротерпимы и безразличны к чужой культуре. Китайцы могут скупить все на подставные лица. Обведут вокруг пальца, улыбаясь. И посмотрят свысока – «у нас, мол, культура древнейшая в мире, что вы нам можете дать? – что надо, мы сами возьмем и используем по-своему».

Не знаю, правда, можно ли считать это утешением.

Записала Людмила ИЛЬЮНИНА

КСТАТИ, О КИТАЙЦАХ

Из выступления на пресс-конференции (10.01.2001) депутата Государственной Думы РФ В.И.Илюхина на тему: «Китайская угроза и перспективы третьей чеченской войны в России».

«...Как известно, в КНР давно разработана и действует секретная доктрина по противодействию перенаселению в собственной стране, в том числе и за счет активной миграции китайцев в малонаселенные районы российского Зауралья. Доктрина рассчитана на несколько десятков лет, но это не значит, что она не представляет реальной опасности для России.

В соответствии с доктриной и иными документами крупные российские предприниматели китайского происхождения совместно с дипломатическими службами КНР будут добиваться того, чтобы китайцы, незаконно переместившиеся на нашу территорию в 1992-2000 гг., получили регистрацию и жилье в сибирских и дальневосточных регионах. Речь идет примерно о 1,5 млн. китайцев и их расселении в Тюменской, Иркутской областях, в Приморском и Хабаровском краях. Хотя уже общий оборот нелегального и полулегального бизнеса, связанного с нелегальным китайским сообществом в России, оценивается в $ 3 млрд. в год.

Сегодня китайцы активно работают с рядом депутатов Государственной Думы и членами Совета Федерации. Известно, например, что член Совета движения «Вся Россия», кандидат в губернаторы Тюменской области Сергей Собянин заявил, что в случае победы на выборах главы области он рассмотрит вопрос о перемещении в Тюменскую область нескольких сот тысяч китайцев.

Настораживает тот факт, что об этой готовности заявляет не только кандидат в губернаторы области, но еще и заместитель представителя Президента Российской Федерации в Уральском Федеральном округе.

Собянину как юристу следует знать международную практику, что на каждого легализованного китайца приходится обычно 10 нелегализованных. Исходя из этого, можно предположить, чем обернется для регионов России абсорбция граждан КНР.

Вместе с этим мы не подвергаем сомнению достоинства великого китайского народа, необходимость партнерства с ним, но мы, в первую очередь, обязаны подумать о защите своих национальных интересов...»

назад

вперед