ПОДВИЖНИКИ

АПОСТОЛ КАМЧАТКИ

К 120-летию со дня рождения митрополита Нестора (Анисимова)

Имя митрополита Нестора (Анисимова) – легендарного просветителя ительменов, эвенов, коряков и чукчей, которого еще при его жизни стали называть Апостолом Камчатки, – в советские времена замалчивалось и, казалось, навсегда забыто для потомков. Справедливость восторжествовала только в середине девяностых годов, когда по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II была издана книга воспоминаний владыки. Постепенно стали доступны читателям мемуары многих его духовных детей, воспитанников, прихожан, почитателей и современников, разбросанных по всему миру. Особого упоминания и уважения заслуживают труды странницы Зои Камчатской (Зои Дмитриевны Астаховой), посвятившей значительную часть своей жизни поиску духовного наследия владыки. Вспомнили о своем великом земляке и в Вятке, а также Новосибирской и Кировоградской епархиях, где довелось служить владыке. Тем не менее, имя митрополита Нестора все еще мало известно широкой православной общественности. В основу этой статьи положены мемуары митрополита Нестора, различные публикации, а также семейные предания и личные воспоминания авторов, знавших и любивших владыку.

От Господа стопы устрояются

Будущий Апостол Камчатки родился 9 ноября (ст. ст.) 1885 г. в г.Вятке в исконно русской православной семье Анисимовых и при святом крещении получил имя Николай. В роду Анисимовых все мужчины были военными, дед мальчика служил под командованием великого полководца А.В.Суворова и участвовал во взятии Измаила. Отец Александр Александрович принимал участие в русско-турецких войнах, был неоднократно ранен и контужен, имел боевые награды.

Род по линии матери Антонины относился к духовному званию. Ее отец протоиерей о.Евлампий Нагорничных был настоятелем церкви Ахтырского кладбища г.Вятки. Под любящим, заботливым материнским влиянием дети в семье Анисимовых росли в глубокой вере в Бога и Его святых угодников, благонравии, человеколюбии и милосердии.

Отец очень хотел, чтобы его дети продолжили семейную традицию. Старший сын, Илларий, оправдал надежды отца. После окончания Московского Алексеевского военного училища он был произведен в офицеры и служил в Свияжском полку. Был талантливым военачальником и человеком высоких моральных правил. В войне 1914 г. сражался в звании полковника. Сложнее было с Николаем. Мальчик родился слабым, много болел и в младенчестве неоднократно находился на грани смерти. Поэтому неудивительно, что в воспитании его играли значительную роль мама и бабушки. Мальчика с детских лет регулярно водили в церковь, и он рос глубоко верующим отроком. По мере сил и возможностей Коля помогал нищим и обездоленным, служил поводырем для слепых. Истово молился за покойников – близких, знакомых и незнакомых. Иногда приготовлению уроков предпочитал чтение «Житий святых».

Пристрастия сына вызывали тревогу у отца. Сам он был человеком верующим, но типичным «праздничным христианином», посещавшим церковь два-три раза в год. В начале 1890-х годов А.А.Анисимов был переведен по службе из Вятки в Казань. Семья последовала за ним. Ежегодно на время летних каникул детей семья приезжала погостить к остававшейся в Вятке бабушке.

Учеба Николая Анисимова в Казанском реальном училище проходила вполне успешно. Его любимыми предметами были Закон Божий, география и история. В старших классах пришло увлечение произведениями классиков русской литературы и театром. Математику и другие точные науки он не любил. Глубокая религиозность не мешала Коле дружить со сверстниками, однако по-настоящему близким его другом был только старший брат-погодок Илларий. Любил Коля игры, веселье, песни, но чего он не любил и не умел, так это лазать по деревьям и крышам, ловить и убивать птиц, бороться и драться.

Впоследствии владыка Нестор писал: «…осмысленно вступив на жизненный путь, я понял, что правильное семейное воспитание в духе человеколюбия, а также героический дух предков – защитников Родины выковали в сердце моем энергию и неугасимое стремление облегчать участь страдающих от житейских невзгод людей. Они облегчали мой путь священнослужения во многих уголках нашей необъятной Отчизны, а также за ее пределами во всех частях земного шара».

Знак Божий

Первые душевные потрясения маленького Коли были связаны с православным богослужением. Вот как позже сам владыка Нестор описал свои детские впечатления от посещения церкви: «…Мы шли по тенистым, тихим улицам. Над нами голубело небо, и над городом протяжно, гулко плыл колокольный благовест. Под каменными сводами собора, в мерцании свечей и разноцветных лампад, мою впечатлительную детскую натуру восторгали богослужебные обряды, умилительное пение Архиерейского хора и служение самого Архиерея. Неудивительно, что, будучи мальчиком, я часто в нашей детской комнате изображал священнослужителей и совершал «службы», устраивая себе подобие архиерейской мантии, митры и облачения».

Впечатления от архиерейского служения сказались и на его наивной, но искренней ежедневной детской молитве: «Боженька, сделай меня архиереем… Боженька, дай здоровье маме, папе, брату Ларичке, крестной бабушке и... моей собачке Ландышке...»

Был еще один примечательный эпизод. Когда Коле Анисимову было около десяти лет, бабушка повела его на богослужение в Вятский Успенский мужской монастырь. Служил настоятель монастыря викарий Вятской епархии преосвященный епископ Глазовский Варсонофий (Курганов). Здесь произошло удивительное событие: «...Когда я, – пишет владыка Нестор, – вместе с бабушкой в конце литургии подошел к благословляющему Архиерею поцеловать Св. Крест, Владыка Варсонофий, указывая на меня, спросил:

– Кто это?

– Мой внук, – ответила она.

– Он будет Архиереем! – предрек Владыка.

– Куда ему, такому озорнику! – незлобиво возразила бабушка.

– А я тебе говорю, – повторил епископ Варсонофий, – он будет Архиереем».

В Православной Церкви стремление стать епископом не является предосудительным. Апостол Павел в послании к Тимофею пишет: «Верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает (1 Тим. 3, 1). Это стремление не имеет ничего общего с желанием «делать карьеру». Святитель Димитрий Ростовский писал: «Сан святительства учрежден Господом на земле не для покоя и удовольствия, но для того, чтобы святитель всегда нес на себе величайшие труды, заботясь о спасении всех... Не для того нужно быть архиереем, чтобы величаться и важничать, будучи почитаемым всеми, а для того, чтобы нелицемерно и всегда являть собою образ Христова смирения, чтобы быть поборником истины, не обинуясь, невзирая на лица, всегда быть готовым положить душу свою за Христа и Христову Церковь. Апостол потому именно не похулил желающих епископства, что в те времена апостольские за епископством следовало мученичество... Ныне же ищущий епископского сана должен бояться, чтобы, приняв на себя попечение о спасении других, не погубить свою душу». Кто бы мог подумать, что в «просвещенном» ХХ веке в православной России после большевистского переворота, как и во времена первых христиан, вслед за епископством будет следовать мученичество. Это в полной мере ощутит на себе и владыка Нестор.

Наиболее сильное религиозное потрясение ожидало Николая Анисимова летом 1904 г. После перехода в выпускной класс Казанского реального училища Николай, как обычно, приехал с семьей на каникулы к бабушке в Вятку. Здесь случилось неожиданное. Тяжело заболела его любимая мама Антонина Евлампиевна. Болезнь печени, по мнению медиков, была неизлечимой, консилиум врачей вынес приговор: «Мы сделали все, что могли, пусть Всемогущий сделает больше, так как врач лечит, а Господь излечивает».

В это время по милости Божьей в Вятку приехал знаменитый протоиерей о.Иоанн Сергиев, которого уже в то время народ называл «Всероссийским батюшкой Кронштадтским». На встречу приехало огромное количество богомольцев из ближайших уездных городов и деревень. С огромным трудом Николаю удалось пробиться сквозь несметные толпы верующих к батюшке. Волнуясь, едва сдерживая слезы, он сообщил отцу Иоанну о смертельной болезни мамочки. Батюшка спросил у него ее имя, перекрестился и сказал: «Дай Бог ей здоровья!» Тем не менее, состояние больной постоянно ухудшалось и близкие с минуты на минуту ожидали ее кончины.

Каково же было удивление Николая, когда спустя некоторое время ему сообщили, что о.Иоанн направляется в их дом. «Ну вот видишь, я приехал к твоей маме. Будем молиться, и Господь Бог вернет ей здоровье!» – сказал он Николаю.

К началу молебна толпы верующих заполнили не только зал, в который на кровати вынесли больную, но и прилегающие к нему комнаты, двор и улицу. В своих воспоминаниях владыка Нестор пишет: «Отец Иоанн положил ей на голову свой наперсный крест, прочитал молитву и пригласил всех нас молиться о болящей, а у отца осведомился, чем больна мама. Затем, встав на колени перед столиком с Евангелием и крестом, отец Иоанн громогласно, дерзновенно просил Бога исцелить болящую.

– Ради ее детей, Господи, – возглашал он, – яви Твою Божественную милость, пощади рабу Твою Антонину, верни ей жизненные силы и здоровье, прости ей все грехи и немощи! Ты, Господи, обещал просящим исполнить и дать просимое. Услыши же нас, Тебя молящих, и даруй здоровье болящей рабе Твоей Антонине!

Отец Иоанн произносил эти слова, обращенные к Богу, с совершенной уверенностью в милости Всевышнего. По окончании молебна он снова подошел к матери, благословил ее и сказал твердо, повелительным тоном:

– Сейчас же позвать священника, он причастит больную, и она с Божией помощью будет здорова!

…Когда мы, домашние, проводив отца Иоанна, вернулись к маме, она лежала как преображенная. Кто-то из нас спросил, сознает ли она, что сейчас произошло. Мама чуть слышно прошептала: «Оставьте меня одну!..»

Мы выполнили ее просьбу, к тому же пришел вызванный мной священник. Мы простились с мамой и вышли, а когда после ее исповеди вернулись к причастию, увидели с радостью, что она сидит на кровати, а после приобщения Святых Таин мама спокойно встала. На следующий день она уже не ложилась и быстро начала поправляться. После этого знаменательного для всей нашей семьи события мама прожила еще около тридцати четырех лет... Во мне же, юноше, случай плодотворной силы веры и молитвы укрепил стремление посвятить свою жизнь Богу и служению на пользу страждущим».

В 1899-м наблюдателем миссионерского отделения при Казанской Духовной академии и настоятелем Спасо-Преображенского монастыря был назначен архимандрит Андрей. Был он Рюриковичем, отпрыском знаменитого княжеского рода Ухтомских, «истинным монахом-аскетом, бессребреником, молитвенником и замечательным, одухотворенным проповедником». Четырнадцатилетним юношей стал Николай Анисимов его духовным сыном и в течение восьми лет «благоговейно пребывал, можно сказать, у его ног, проявляя исключительную преданность». Пройдут годы, но и на склоне лет митрополит Нестор, вспоминая имя духовного наставника, будет благоговейно называть его своим «аввой».

В 1905 г. Николай окончил Казанское реальное училище. Чтобы не обижать отца, продолжавшего настаивать на военной карьере сына, Николай сделал попытку поступить в Казанское пехотное юнкерское училище. «Срезался» он на первом же вступительном экзамене. Вместо решения предложенной ему математической задачи он написал на листке бумаги Псалом 90 «Живый в помощи Вышняго».

– Как, – изумились экзаменаторы, – и больше вы ничего не знаете?

– Ничего, – ответил Николай и был немедленно исключен из числа абитуриентов.

Вскоре он поступил на калмыцко-монгольское миссионерское отделение при Казанской Духовной академии, наблюдателем которого был архимандрит Андрей (Ухтомский). Слушатели получали там хорошую богословскую, методическую и языковую подготовку. Однако, и это самое главное, воспитание будущих миссионеров проводилось в духе любви к пастве, среди которой им придется проповедовать. В напряженных занятиях быстро пролетело два года. Весной 1907 г. Господь призвал Николая Анисимова к монашеству и миссионерскому служению на Камчатке.

Сборы

Апостол Сибири и Америки св. митрополит Иннокентий (Вениаминов) (1797-1879) свое «Наставление священнику-миссионеру» начинает такими словами: «Оставить родину и идти в места отдаленные, лишенные многих удобств жизни, для того, чтобы обращать на путь истины людей, еще блуждающих во мраке неведения, и просвещать светом Евангелия еще не видевших сего спасительного света, – есть дело по истине святое и равноапостольное. Блажен, кого изберет Господь и поставит на такое служение!»

Мало кто способен на такой подвиг. Несмотря на поддержку официальными церковными властями миссионерства, в России уже в середине XIX века сложилась ситуация, когда «жатвы много, а делателей мало» (Матф. 9, 27).

Апостол Японии св. архиепископ Николай (Касаткин) в своем дневнике с горечью пишет: «Я ездил в Россию звать людей на пир жизни и труда, на самое прямое дело служения Православию. Был во всех четырех академиях, звал цвет молодежи русской – по интеллектуальному развитию и, казалось бы, по благочестию и желанию посвятить свои силы на дело веры, в которой она с младенчества воспитана. И что же? Из всех один, только один отозвался на мой зов, да и тот дал не совсем твердое и решительное слово, и тот, быть может, изменит. Все прочие, все положительно, или не хотели и слышать, или вопрошали о выгодах и привилегиях службы. …Не грустно ли?»

Миссионерская работа на Камчатке была начата в 1705 г. трудами архимандрита Мартиниана и продолжена другими самоотверженными священниками-миссионерами. Управление епархией осуществлялось последовательно из Новоархангельска (Аляска), Якутска, Благовещенска и Владивостока. К сожалению, архиереи физически не могли регулярно бывать во всех уголках этой огромной епархии. Поэтому на Камчатке за всю ее историю с 1840 г. по 1916 г. они сумели побывать только девять раз.

В 1743 г. начала свою работу Камчатская Духовная Миссия во главе с архимандритом Иоасафом (Хотунцевским). Деятельность ее, особенно в первые годы, была чрезвычайно успешной и плодотворной. В этот период, как отмечает владыка Нестор, «все население Камчатского полуострова, за исключением немногочисленных племен кочевников-тунгусов, было просвещено Святым Крещением. Построено несколько церквей и часовен, а также открыто на полуострове четыре школы, где обучалось свыше 200 детей, что при общем населении полуострова в 6,5 тысячи составляет большой процент». Однако в 1748 г. архимандрит Иоасаф был отозван в Петербург. По инерции миссия еще продолжала действовать до 1861 г., а затем прекратила свою работу. Новообращенные ранее коренные народы не были должным образом утверждены в христианской вере, поэтому в начале ХХ века туземцы-христиане часто ничем не отличались от язычников. Они по-прежнему оставались суеверными и прибегали к шаманству. Построенные ранее церкви и часовни ветшали и приходили в негодность. Приходские священники не только не обладали необходимым образованием, но нередко не соответствовали высоте своего положения по моральным качествам. Нужно было все начинать сначала.

Решение посвятить свою жизнь миссионерской проповеди на Камчатке пришло к Николаю Анисимову далеко не просто. В 1907 г. на прощеное воскресенье, которое в том году выпало на 4 марта, он после Божественной литургии в Спасо-Преображенском монастыре помогал своему духовному отцу разбирать письма, только что принесенные почтальоном. Среди них оказалось и обращение архиепископа Владивостокского и Камчатского Евсевия, в котором тот просил прислать священнослужителей для миссионерской работы на Камчатке. «Так тебе и надо ехать туда», – неожиданно сказал отец Андрей. В ответ на это предложение Николай обиженно ответил: «Зачем же мне от вас уезжать куда-то на Камчатку?»

На следующий день о.Андрей отправился в Елабугу на похороны одного из своих духовных детей. Садясь в сани, он сказал: «Ты, Колюшка, до моего возвращения из Елабуги подумай о Камчатке. Молись Богу, подготовляйся на миссионерское служение».

Всю первую неделю Великого поста Николай находился в состоянии огорчения, неудовлетворенности и крайней подавленности. В его душе боролись два чувства. С одной стороны, он не хотел даже допустить мысли о возможности отъезда, но с другой – понимал, что, отказываясь от предложения о.Андрея, он нарушает тем самым правило послушания своему духовному отцу, которому был предан всем сердцем. Посоветоваться он мог только с духовно очень близкими ему людьми. Поэтому о своих сомнениях он откровенно рассказал маме Антонине Евлампиевне и написал письмо о. Иоанну Кронштадтскому.

Мама, как могла, успокаивала сына и даже высказывала предположение о том, что отец Андрей, вероятно, просто пошутил. Это объяснение не удовлетворило юношу. В глубине души он надеялся на некий «знак свыше», который чудесным образом разрешит все его сомнения. Николай попросил маму помолиться вместе с ним, дабы Господь указал ему путь в жизни. Пошли они ко всенощной, причем не в свою приходскую церковь, где их знали, а в другую. В храм вошли с некоторым опозданием, когда старец-священник уже произносил проповедь, посвященную воззванию Святейшего Синода о материальной поддержке православных миссий. Говорил он о том, что на забытой окраине России – Камчатке – живут язычники-идолопоклонники: чукчи, коряки и другие народности, а проповедников православия в тех краях нет. Свою проповедь священник закончил словами: «Помолимся же, братие и сестры, Богу, чтобы Он послал на эту ниву делателей, ибо там жатвы много, а делателей нет».

Проповедь потрясла Николая. Это и был тот самый «знак свыше», окончательно решивший его судьбу. Именно его так жаждал юноша. Позже он напишет: «Повинуясь, уже смиренно, голосу Божию, я спокойно и радостно воспринял сие предуказание, которое так же смиренно, с верой, но с материнской тоской восприняла и моя любимая мама. Тогда, выйдя из церкви, мы с ней обнялись и заплакали от чувств в связи с совершившимся во мне душевным переворотом».

Сообщение Николая о своем решении поехать на Камчатку с пострижением в монашество поразило его отца. Он долго сидел задумчивый и молчаливый, а затем сказал: «Если ты, Коля, чувствуешь в себе призвание к монашеству и миссионерству, значит, это перст Божий». С тех пор его отношение к младшему сыну стало гораздо более теплым и сердечным.

Николай навсегда покинул родительский дом, став послушником Казанского Спасского монастыря, и стал готовиться к пострижению в монашество. Необычайно трогательно, со слезами участия провожала его Антонина Евлампиевна, напутствуя материнским благословением и добрым словом.

Вскоре из Елабуги возвратился архимандрит Андрей. Николай подробно рассказал ему о свершившемся. Необычно быстро пришел ответ и от о.Иоанна Кронштадтского. На обороте своей фотографической карточки он написал: «Раба Божия Николая Анисимова благословляю на великий подвиг миссионерства, если он находит себя способным и чувствует в себе призвание к нему. Да явится в нем благодать Божия, немощныя врачующая. Целую его братски. Протоиерей Иоанн Сергиев. 18 марта 1907 года».

Далее, события стали развиваться стремительно. 17 апреля 1907 года в Великий вторник на Страстной седмице Николай принял монашеский постриг от руки своего аввы архимандрита Андрея и получил имя Нестор. 6 мая бывший алтайский миссионер епископ Иннокентий (Солодчин) возвел его в сан иеродиакона. Этот почтенный старец, подвижник и аскет, дал будущему миссионеру полезные наставления и, между прочим, спросил его: «Вот сейчас ты понесешь три креста – монашество, пастырство и миссионерство. Какой из этих крестов легче, а какой тяжелее?» Отец Нестор после некоторого раздумья ответил: «Полагаю, что крест пастырства – легче; за ним следуют миссионерство и монашество». Но епископ Иннокентий возразил: «Все три креста могут быть одинаково и тяжелы, и легки, в зависимости от того, как их нести. Если с верой, благоговением, давая себе постоянный строгий отчет в этом великом и святом служении, то любой из крестов, и даже все три сразу, будет легко нести с Божией помощью».

А спустя три дня, 9 мая, в день своего Ангела – святителя Николы, в том же Казанском кафедральном соборе Нестор был посвящен в сан иеромонаха. Началась подготовка к отъезду на Камчатку. Отец Нестор обошел церкви и монастыри Казани, было собрано много книг, церковной утвари и подарков для жителей Камчатки. В частности, о.Нестору были подарены икона Казанской Божией Матери с изображением в нижней ее части ликов мученика Нестора Солунского и преподобного Нестора Летописца, крест с мощами великомученицы Варвары и частью древа Креста Господня, много других святынь.

Накануне отъезда о.Нестора к нему из Кронштадта прибыл нарочный. Он привез от протоиерея Иоанна Кронштадтского его розовое священническое облачение и устное напутствие: «Передай камчатскому миссионеру (я его монашеское имя не знаю) от меня облачение. Бог ему в помощь! А вот этот сосудик передай ему и скажи: все выпитое (больше половины) – это мной выпито за мою жизнь, а оставшееся он будет допивать в его жизни, но пусть переносит все невзгоды терпеливо, да благословит его и спасет Господь Бог». Сосудиком оказалась бутылка коньяка «Шустов». Эту драгоценную жидкость иеромонах Нестор по каплям будет использовать на Камчатке в трудные минуты жизни как лекарство.

Перед отъездом иеромонах Нестор сфотографировался на память со своей мамой. В день отправления поезда Антонина Евлампиевна подарила сыну Евангелие с надписью на форзаце: «Благослови, Господи, путь иеромонаха Нестора и научи его творити волю Твою. 2 июня 1907 г. Любящая тебя мама твоя Антонина». Это было начало пути в неведомое.

А.К.КАРАУЛОВ, В.В.КОРОСТЕЛЕВ

(Продолжение следует)

назад

вперед