РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ

ЯВЛЕНИЕ ПРИРОДЫ

В тот день они проверяли сети вдвоем. Один на веслах, второй на сетях. Все как обычно. Первый порядок – так называют несколько сетей, связанных вместе, – уже прошли и теперь проверяли второй. Лодку качало все больше и больше. Они хорошо ощущали это в своей работе. Смотреть по сторонам было некогда.

Один из них, свесившись за борт, выбирал из сетей рыбу, не глядя бросал ее в ящик, распутывал закрутки от рыбы, сдергивал с сетки запутавшиеся водоросли, резко отбрасывал их в сторону и непрерывно балансировал на полусогнутых ногах, чтобы не свалиться за борт. Если учесть, что лодка под ним постоянно приплясывала, а сетка тянула то вниз, то куда-то в сторону, то некстати цеплялась за борт, можно понять, почему проверяющему недосуг было ощутить, что спина у него онемела, а распухшие от холода кисти рук воспринимались как чужие. Но самая ответственная работа была у ног. Не удержи они равновесия, и рыбак окажется в воде. Руки из сетей в воде не выпутать, от пляшущей лодки можно получить только хороший удар. А сетки неудержимо потянут вниз, и тогда... но об этом некогда думать.

У того, кто на веслах, своя работа. Работа напряженная, требующая большого умения и сноровки – удержать лодку точно в нужном месте, не позволяя ударам волн и порывам ветра развернуть лодку или сойти с места. Делать это нужно так филигранно, чтобы твой напарник, проверяющий сети в ветреную погоду, забыл о твоем существовании.

Ветер все крепчал и крепчал, закручивая белопенные валы. Рыбаки отмечали это про себя какой-то контролирующей частью сознания, сами они который час были повязаны привычной работой, спеша дойти до конца порядка. Инстинктивно оба отчетливо понимали, что дальнейшая работа на сетях становится все рискованнее, что самая пора бросить сети и быстро сматываться на берег. Но до конца порядка оставалось, быть может, совсем немного. Не портить же рыбу, оставляя ее в сетях еще на несколько дней. А ветер все крепчал и крепчал.

Они уже много лет как втянулись в свое ремесло и не мыслили жизнь без рыбалки. Недаром говорится, что охота пуще неволи. Но за вольную жизнь тоже нужно платить. Да, ревматизм. И часто тянет по ночам ноги. Кожа на руках и лице огрубела и продубилась. И много-много дней и ночей проведено вдали от комфорта, от семьи.

И вот еще что. Время от времени кто-то из их товарищей так же уходит на лодке. Уходит, чтобы уже не вернуться. Такое случается каждый год. Возможно, в этом есть какая-то закономерность. Рыбаки обирают озеро рыбой, а озеро с них берет свою дань. Когда наступает очередь платить оброк, никто не знает. Это всегда случается неожиданно и вроде бы нечаянно. Каждый раз нечаянно.

Но главным, определяющим является другая, светлая, сторона их отношений. Об этом писали Пришвин, Паустовский. Я могу только еще раз повторить: рыбалка – это не добыча рыбы, это своеобразный способ общения с миром природы. С тем, другим миром. Отказаться от этого общения настоящие рыбаки по своей воле никак не могут.

Пройти сети до конца они тогда так и не смогли. Пришлось бросить. Рыбак с трудом разогнул онемевшую спину. Тяжелая работа была позади, и каждый из них сделал все, что было возможно. Напряжение спало. Самое время в такую минуту сесть и перекурить. Но лодку так жестко било волнами, что с перекуром решили повременить. Надо было срочно уходить к берегу.

А волны нет-нет, да и заплескивали в лодку, и воды под настилом было уже порядком. Но такое случалось часто. Однако расстояние до берега не сокращалось, сколько они ни гребли. Резко усилившийся во время рыбалки ветер дул с берега. Восток дует в наших местах нечасто, и рыбаки не жалуют его. При восточном ветре нет рыбы. Наверное, рыба тоже за что-то не любит восток. Но обычно это длится недолго, несколько дней. Опасным этот ветер бывает весной – тогда он отрывает большие площади льда и уносит в Ладогу, иногда вместе с рыболовами. Но до зимы еще далеко. И потому сердитый ветер не грозил им бедой. Ну, придется подольше грести. Это не впервой. Ну, придется помокнуть да померзнуть – эка проблема! На худой конец, если не управимся веслами, пойдем по ветру и высадимся на остров, решили рыбаки. Там и переждем непогоду. Остров приплюснутой шляпой темнел в той стороне, куда шеренгами спешили волны.

Приняв такое решение, они почувствовали облегчение. Определенность всегда устойчива. Новый курс не требовал энергичных усилий. Волны и ветер сами несли лодку с приличной скоростью, надо было только забирать вправо, чтобы не пролететь мимо острова.

Рыбаки решили наконец-то перекурить это дело. Один стал прикуривать, но спички на ветру мгновенно гасли, и тогда другой встал и распахнул свою куртку, загораживая товарища от ветра. На какое-то время весла остались без присмотра. Набежавшая волна тут же воспользовалась промахом, накренила лодку, приподняла из уключины весло и отбросила его в сторону. Когда рыбаки спохватились, исправить что-либо было уже поздно. Весло было в нескольких метрах позади. Ветер гнал лодку гораздо быстрее, чем плыло весло. Они стали грести одним веслом, взяв его в руки на манер индейцев. Но тщетно! Весло скрылось из виду. Тогда один из них быстро скинул с ноги высокий резиновый сапог, привязал за ушко и бросил за борт, надеясь с помощью такого плавучего якоря затормозить ход лодки. Сапог, действительно, стал тормозить. Но скоро капроновый шнур порвался, и рыбак остался в одном сапоге. Не везет так не везет.

И тут они стали понимать, что дело не уха. Беда не в том, что нет сапога. А в том, что с одним веслом в такую погоду ничего не сделаешь. Они, конечно, не сдались. Не стали ругаться и выяснять, кто больше виноват. Выломали из напольного настила доску и пытались грести ей, как веслом. Но доска была короткой, а приближающийся остров упрямо проплывал мимо. Встав по разные стороны бортов, они неистово рвали воду веслами, не ощущая ни усталости, ни боли от ссадин. Быстрей, быстрей, чтобы догрести до острова. Пусть тогда бьет прибоем, грозя разбить лодку о камни, – можно будет впрыгнуть прямо в бурун и на ура вынести ее на руках на берег.

А если это не получится, то хоть бы зайти за край луды – береговой отмели, где затравленным зверем ярятся валы, разбивая о камни всю свою мощь. Там, за лудой, немного потише. Там делает передышку вода, там ветер слабее в тени острова. Только бы повезло! Ну, пусть сегодня Ладога даст им шанс. Хоть один шанс!

Ладога не вняла их мольбе. Остров остался позади. Он уменьшался, съеживаясь прямо на глазах. Две фигуры застыли в лодке, жадно глядя на удаляющийся берег. Теперь они зависели только от стихии.

Но жить хочется всегда и особенно – когда реальная опасность смотрит прямо в глаза. Если можно продолжать бороться – значит, еще не конец. Оба готовы были бороться до самого конца. Эта готовность была воспитана в них сызмала несколькими десятилетиями их жизни и жизнью их отцов.

Потом они придумали, как сделать парус, чтобы дрейфовать в сторону ближайшего берега. На север. Привязали к вырванным из настила доскам куртку. Очень не хотелось ее снимать – не Крым, однако! – но ничего другого не нашлось. Удерживать мачту с парусом с помощью рук, ног и туловища было трудновато, но скоро куртку тоже сорвало и унесло порывом ветра. Еще одна неудача!..

Казалось, Ладога зло смеялась над их умением, над мужеством людей, готовых к борьбе. Здесь властвовала только она. А человек – что такое человек? В доказательство его ничтожества, его бренности и гибельной гордыни она без труда ломала орудия его борьбы, повергая в прах все жалкие потуги. Эти люди готовы защищать свою жизнь до конца и считают это делом, достойным настоящих мужчин? Но так поступают все живые существа, даже самые примитивные. Интересно, готовы ли они к чему-то большему?

Борьбу со стихией за возможность пристать к берегу они проиграли начисто. Ладога не оставила им ни одного шанса. Теперь они боролись за выживание. Вернее, за возможность продления этой борьбы.

Мокрая одежда на сильном ветру не греет, а отнимает тепло от уставшего тела. Что такое одна курточка на двоих, если дрожь перешла в озноб и непослушные пальцы никак не могли ее застегнуть! Наверное, для стихии этого казалось мало, и тогда пошел снег с дождем. Сказать «пошел снег с дождем и усилился ветер» – это не значит объяснить, как слепит глаза, как волны методично, с размаху, бьют и бьют холодным сапогом в лицо. Как исчезает пространство и мир становится рингом? Взбесившимся рингом, который пляшет у тебя под ногами и вот-вот перевернется. Рингом, где под свист и рев болельщиков тебя избивают со всех сторон, где все против тебя, где раунд длится бесконечно и звук гонга ты уже не услышишь. Ударить противника, даже пытаться нанести удар нет возможности. Можно лишь стиснуть зубы и терпеть, терпеть, терпеть.

Еще одним скрытым соперником стала собственная усталость. Необходимо было работать без отдыха – откачивать воду и удерживать лодку против ветра, навстречу волнам. Не успеешь, ошибешься – и ревущий вал тут же обрушится в лодку. Но у человеческих сил все-таки есть предел. Если не спать сто часов кряду – не выдержит мозг. Если просто не спать. Но как объяснить это разбушевавшейся стихии? Почему она нас не слышит?!

И тогда наступила ночь. Ночь, сложенная из миллиона роковых мгновений.

...Утро всегда привносит ясность или хотя бы просвет. Это утро явило бедолагам мир в виде круга, в центре которого им предстояло быть еще долго. Со всех сторон только разъяренная вода, вода, вода. И низкие тучи, тучи, которые неслись, задевая рваными боками гребни волн.

Что было с рыбаками? Судя по тому, что они механически продолжали что-то делать, можно сказать, что они были живы. Правда, они перестали что-либо ощущать. Для них перестали быть холод, голод, страх и боль. Они могли только черпать воду и держать лодку. Грести одним веслом и выплескивать за борт воду. Больше ничего. Они словно включили в себе режим автомата и стали роботами.

Окружающий нас мир, вероятно, намного сложнее, чем думает простой человек. Мир природы многократно сложнее, чем представляет себе наука.

Природе, с которой боролись за право выжить эти люди, опять показалось мало. И тогда ветер раскачал громадные валы, подобные горам. Когда очередная гора, по которой бегали другие волны, нависала над ними, невольно думалось, что вот сейчас гора опрокинется и проглотит лодку. И все кончится. Но они зачем-то опять и опять взбирались на самый верх, чтобы жутко скатываться вниз. При подъеме на гребень лодка так и запрокидывала в небо носовой отсек, что казалось: еще чуть-чуть, и она опрокинется назад, навзничь. Чтобы удержать ее от переворота, им приходилось бросать все и кидаться в нос лодки, вцепляясь намертво во что ни попадя, увеличивая вес носовой части своими телами. А потом обратно – откачивать воду и править лодку. Во время этих бросков они растеряли все, что еще оставалось в лодке. Смыло даже деревянный настил, по которому они перемещались.

Потом была вторая ночь и еще день. И пришло отчаяние. Сколько можно? И зачем это нужно? И какой в этом смысл? Ведь все равно пропадем...

Какой-то смысл во всем этом, наверное, все-таки был. Иначе зачем было могучим стихиям так долго вымучивать двух незадачливых мужичков? Ладога могла взять их к себе в одно мгновение. Как не раз это делала раньше с другими.

Самое страшное началось под утро, когда уже третья ночь была на исходе. Среди рева и грохота бушевавшей стихии им вдруг почудилась отчаянно веселая музыка. Да такая лихая, такая разудалая, разнузданная, безудержная! Ноги сами рвались в пляс. Под такую музыку непременно в пляс! К чертям собачьим эту жизнь! Пропадать так с музыкой!!! Где наша не пропадала?!

Так бы все и закончилось. «С музыкой!» Но они взглянули друг на друга и поняли, что это странное наваждение в каждом из них. В себе и в другом. А ведь так не бывает, чтобы одновременно. И с ума сходят – если даже так! – не вместе, не разом, не под одну музыку. То, что они оба прочли на лицах друг друга, отрезвило их враз, до холодного пота. С чего бы посередь штормовой Ладоги, на исходе сил – плясовая?..

Во время страшной паузы тот, что помоложе, почему-то вдруг обратил внимание на крестик, который всегда висел на шее у напарника. Он видел его, конечно, и раньше, но – не замечал. Увидел и вспомнил, что на нем – такой же. Дура-баба перед рыбалкой закатила истерику и, пока не сдался, висела на нем, не выпуская из дому. Вспомнил, неловко отвернулся, прижал к губам крестик и прошептал:

– Господи! Помоги!

И опять стал грести, правя лодку навстречу волнам. А в душе что-то светлое народилось. Баба, она завсегда дура, что говорить. Он ведь не впервой уходил, и никогда прежде не выла. А тут будто кто подменил.

И детишек вспомнил. Особливо младшенькую. Та часто висела у него на шее. Никогда не попрекала, что от папки невкусно пахнет и что он колется. От воспоминаний в груди стало тепло. Любил он ее нежно и потому всегда стеснялся, не умел выразить.

– Да что это я все в прошлом времени о них думаю, помирать, что ль, пришла пора? Я-то что, детишек жалко. Не себя, а их, особо младшую. Помоги, Господи!..

И тогда, глядя вперед на безбрежный простор, он заметил на небе светлое пятно, вроде свет льется сквозь тучи. Глянул – а там женщина. На небе. Глаза быстрехонько отер рукавом – все там же. Где была.

– Э-э, э-эй! Глянь-ка!

Оба – диво-то какое! – смотрели, как среди туч, как на экране, ходит женщина. Будто ищет кого-то. На голове платочек простенький. И лицо простое, ненакрашенное. А глаза печальные, жалостные...

Потом все исчезло, тучами закрылось. Мужики дружно порешили: глюки, мол, начались. Почитай, трое суток на воде. Не спавши. Ладога меж тем стала стихать, а вскоре показался берег. Как поднесло ближе, признали – Приозерск. Эк, куда занесло! Аж на западный берег. Да все равно куда, лишь бы до земли добраться.

Ожили мужики. Разговорились, повеселели.

– Это нас мимо Валаама до Приозерска. Сказал бы кто, не поверил. И живы.

– Ветер, смотри ты, совсем стих.

– Если где лодка появится – будем махать.

Махать не пришлось. Ветер, так быстро погасший, подул в обратную сторону, с юго-запада. Дул резво и ровно. Не причиняя хлопот. Так он обычно и дует. Не зря этот ветер считается самым хорошим. На другой день их пригнало к северному берегу. Местные мужики подобрали, приютили. Все нормально!

...А дальше что? Дальше можно много раз в разных компаниях пересказывать, превращая быль в рыбацкую байку. Можно стать осторожнее и впредь не рисковать. Можно догадаться, что природа небрежности не любит. И может наказать. Все так. Одно не понятно. Ведь они же спаслись. Тогда почему у той женщины, что привиделась на небе, были такие печальные глаза?..

Анатолий ШОРОХОВ
г.Питкяранта, Республика Карелия

назад

вперед