– Не раз уже говорилось, что состояние дел в армии является отражением дел в обществе. Российская армия – один из самых секуляризованных институтов в стране, в особенности ее генералитет, полностью сформировавшийся в советское время. Впрочем, и среди рядовых верующих очень немного. Можно много говорить о том, как тяжело этим людям без веры, но ко встрече со священством они не готовы. Это очень затруднит работу.

– Возможно ли обращение к дореволюционному опыту?

– Ситуация тогда была принципиально иной. Веровало большинство офицеров и нижних чинов. При всех недостатках они с колыбели имели дело со священниками. Поэтому аналогии проводить невозможно. Институт духовенства сейчас намного меньше будет востребован, чем раньше. Российская армия продолжает традиции той, где воспитанием занимались особисты и комиссары. Сейчас, когда советская идеология рухнула, ей пытаются подыскать замену. Но в ветхие меха не наливают молодого вина. Мировоззренческие ценности Вооруженных Сил очень далеки от христианских. Патриотизм может быть христианским, а может – языческим. Сейчас в армии доминирует новоязыческий, советский патриотизм.

– Однако у нас за плечами тысячелетний опыт христианской армии…

– Эта традиция была прервана очень резко и для большинства офицеров не востребована. Они, как правило, мало знают об истории русской императорской армии и флота и мало что хотят знать. Их лояльное отношение к духовенству не должно нас обманывать. Священников воспринимают как новых политруков, призванных обуздать солдат, сделать ситуацию более контролируемой. Нет понимания кардинальной разницы между коммунистической тоталитарной идеологией и православной верой. Гражданская война выразительно показала, как непохожи две русские армии – белая и красная. Они были настолько разными, что, казалось, принадлежат разным эпохам, цивилизациям. Наша армия по сей день не сделала выбора, продолжательницей каких традиций она хочет стать.

– Так что же, Церкви нужно держаться от армии подальше?

– Нет, выдерживать необходимую дистанцию, постепенно и очень осторожно ее сокращая. Вырабатывать принципы отношений, набираться опыта. Пока он недостаточен. Плохо подготовленная встреча может дать эффект обратный задуманному. Нужно разобраться – зачем мы нужны солдату? Не государству, не генералу такому-то, а солдату. Священники нужны в армии безотносительно даже к выполнению пастырских функций уже хотя бы потому, что наш солдат совершенно бесправен и беззащитен. И если в Вооруженных Силах появятся люди, не зависящие от командования и в то же время осведомленные в психологических, нравственных и даже бытовых проблемах наших солдат, это присутствие будет очень полезным. Кто, как не священник, сможет донести до общества и государства те армейские беды, которые сейчас скрываются.

– Церковь – единственный общественный институт, который армия готова пустить к себе. Это и понятно. Разного рода правозащитникам совершенно безразлично, развалится армия после их вмешательства в ее дела или нет. А у христианства к армии с языческих еще времен особое, уважительное отношение. Но конфликты с армейским начальством все равно неизбежны. Слишком много в армии безобразий, на которые честный священник не сможет закрыть глаза. Не приведет ли это к тому, что в какой-то момент армейское начальство осознает, что поспешило с согласием на присутствие духовенства в армии?

– Духовенство будет иметь существенные шансы на успех лишь тогда, когда армия перестанет быть закрытой системой с рабским трудом на генеральских дачах, например, бесправием солдат и даже офицеров. Нам нужна армия свободных людей, где определены все права и обязанности. Допустим, что солдат, голодных, забитых, вместо ленинской комнаты поведут в храм. Возможен ли в этой ситуации их диалог со священником? Как это ляжет на душу, не будучи свободным, осознанным выбором?

– Тем не менее, офицерство довольно отчетливо понимает, что без помощи священства ему не справиться. Больше обратиться не к кому. Веруют офицеры или нет, но им ясен ужас ситуации, когда сотни тысяч людей собраны вместе и вооружены, но при этом духовно, нравственно вся эта масса совершенно бесформенна. Мне кажется, создание института полкового духовенства может стать прорывом в отношениях Церкви и общества.

– Безусловно, это так. Церкви должно быть гарантировано право доступа и в Вооруженные Силы, и в школы, и в больницы, и в тюрьмы. Должны быть четко определены права духовенства осуществлять свою деятельность везде, где находятся наши граждане православного исповедания. Я считаю проект создания института полкового духовенства шагом в верном направлении, но все его положения должны быть тщательно проработаны, все опасности учтены. У нас очень мало кадров. Многие офицеры сами не веруют и не понимают, зачем вера нужна солдатам. Они не считают, что у солдат есть какие-то права, в том числе духовные.

– Институт полкового духовенства предполагает присутствие в войсках не только православных священников, но и представителей других конфессий. Смогут ли они нормально сосуществовать?

– Здесь можно вспомнить опыт армии генерала Врангеля, где, наряду с нашими священниками, были старообрядческие, мусульман окормляли их муллы, калмыков – буддистские ламы. Опыт многоконфессионального духовенства в частях есть, его нужно использовать.

– Священников в армии будет финансировать Министерство обороны?

– Я категорически против этого, против подчинения духовенства непосредственно Министерству обороны. Даже до революции, когда Церковь и армия не были отделены, полковые священники подчинялись дивизионным благочинным, благочинные – протопресвитеру армии и флота, а он – Синоду. Подчинение священства светскому руководству противоречит канонам. Священник должен подчиняться священноначалию, канонически невозможно его подчинению кому-либо еще.

– Но пастырь должен что-то есть, а в военных частях он работает безвозмездно. И, соответственно, может уделять им минимум внимания. Именно поэтому эффект 15-летней работы священства в армии не слишком велик. Церковь не в состоянии прокормить 3-5 тысяч священников, которых армия хочет привлечь к служению в своих рядах.