ОТЧИНА
«ЗАПОВЕДНИК – ОТ СЛОВА «ЗАПОВЕДЬ»
Озерная летопись
О существовании огромного края Водлозерье даже я, уроженец Карелии, многие годы не ведал. Путал его с озером Ведлозером в Пряжинском районе, где довелось однажды побывать. И когда пришла весть, что на одном из островов Водлозера поселился монах, то подивился: в экую даль забрался. А потом взглянул на карту... Господи, да ведь Водлозеро – это даже не Ведлозеро, это уж совсем на краю света. Находится оно в Заонежье, в глуби материка, частично вдаваясь в Архангельскую область. Глуше места и представить невозможно.
В Карелии столько озер, что даже имен для них не хватает – нередко можно встретить одинаковые названия или очень схожие. От начала истории не хватало и местного люда, чтобы заселить их берега. Одна-две рыбацкие избушки – и озеро уже считалось «занятым», их карелы обходили стороной, ведь бесхозных маленьких ламбин и огромных ярви пруд пруди. В этом смысле Водлозерью повезло, – несмотря на удаленность от исторических центров и торговых путей, русские осели здесь плотно, так что историки называют его «древнейшим культурным районом Русского Севера». Первыми поселенцами были, как водится, новгородцы. Впрочем, судя по находкам, еще до них здесь ступала нога человека. На Малом Kолгострове, в центре озера, до сих пор сохранились остатки какого-то языческого святилища. На его месте, по переданию, поселился старец Демьян, основатель Ильинской пустыни. При царе Иоанне Грозном монахи построили на острове шатровую Ильинскую церковь, которая была обновлена в XVII веке и стоит по сей день (на фото).
В советские времена селения на островах и по берегам озера совершенно обезлюдели, обитаемой осталась одна лишь деревня Куганаволок, что в 20 километрах от Ильинского погоста. Только в начале 90-х годов, с открытием Водлозерского национального парка, этот огромный край получил вторую жизнь. Молодой и энергичный инициатор создания парка Олег Червяков позаботился о трудоустройстве оставшихся приозерных жителей, а также сделал все, чтобы ожила главная ведлозерская святыня – Ильинский храм.
С Богом и волками
В 2000 году Олег Васильевич обратился в ближайший Муромский монастырь (он находится на восточном берегу Онежского озера) с просьбой прислать священника, чтобы справить престольный праздник Водлозерья. И вот на Ильин день приехал сам наместник монастыря иеромонах Нил. Приехал, отслужил... и почувствовал, что здесь его место. По благословению правящего архиерея он уже в октябре поселился на острове в небольшом недостроенном домике-келье, который предоставила администрация национального парка. А спустя два месяца в храме впервые за 80 лет совершилась Божественная литургия. Было это на Рождество 2001 года. На всенощную службу на «Буранах» приехали жители Куганаволока, и среди белого ледового безмолвия далеко окрест разнесся звон колоколов. Но вот служба закончилась, затарахтели «Бураны», все разъехались, а монах остался. Наедине с Богом.
О том, как подвизался о.Нил на пустынном острове, нашим читателям рассказывал Валерий Карсаков, который не раз со своими единомышленниками-прихожанами и с дочкой Яной приезжал сюда из Петербурга (Заповедное Водлозерье, № 428 «Веры»). Особенно интересны были впечатления девочки: «В недостроенном доме слабо грела печка, ведро с водой к утру уже замерзало. «А я завешу окно мантией – дует меньше», – говорил о.Нил. После ледостава на остров стали забегать волки. Узнал это отец Нил по следам на снегу и по поведению своей кошки Моськи – никак она не хотела выходить из дома, а когда батюшка выставлял ее на крыльцо, она тут же начинала скрестись в дверь. Хотя сама по себе Моська не из пугливых – сопровождала батюшку во всех длительных поездках, жила с ним на Валааме, в Муромском монастыре».
Летом 2003 года на остров явились «волки» пострашнее, – что называется, в овечьей шкуре. Двое мужчин, испросив благословения пожить на острове в качестве трудников, стали помогать ему по хозяйству. В ночь на 9 августа они залезли в алтарь Ильинского храма, выпили все хранившееся там вино для причастия, а затем пошли в келью отца Нила. Батюшка в это время читал полунощницу... Предстоя Богу, он и принял смерть (мы сообщали об этом в некрологе Потому что настала жатва, № 452). Так снова прервалась молитва на Водлозере.
Спустя время пришла весть, что богослужения возобновились и в Ильинском храме, и в многочисленных часовнях по островам и побережью Водлозера. Служит в них... директор национального парка, принявший сан священника. Теперь отец Олег (Олег Васильевич Червяков) одновременно и духовный пастырь, и хозяйственник, ответственный за жизнь и благополучие работников парка. И еще на нем ответственность за сохранение уникальной, почти не тронутой человеком природы Водлозерья.
– Как бы не пострадал батюшка за природу-то, – довелось услышать сетования одного давнего друга о.Олега.
– А что, браконьеры появились? – спрашиваю.
– Хуже. Новые русские. Конфликт с ними случился. Запросили они участок для своих занятий, взамен пообещали дать денег на восстановление одной деревеньки. Условий своих до конца не выполнили, избу спалили... А Червяков не тот человек, чтобы безучастно на это взирать. Уж не знаю, чем дело кончится. Я бывал в разных заповедниках, в Печоро-Илычском, в Горно-Алтайском, там как заведено? В Москве собирается группа «крутых», желающих «отдохнуть» на лоне природы, и администрацию заповедника берут за жабры или через московское ведомство, или прямо на месте. И, как правило, им «уделяют внимание», поскольку могут ведь и прихлопнуть. Принципиальных, которые взятки не берут, они ох как не любят.
Отец Олег, что называется, невыездной, вся его жизнь на Водлозере. Но недавно удалось встретиться с ним. И первый вопрос – о том конфликте.
Русский лес
– Все уладилось, – ответил отец Олег. – Как-то Бог милует Водлозерье, браконьеров не водится. Охотиться мы вообще не даем, это особо охраняемая территория. Изредка прилетают на вертолете группы отдыхающих, но мы контролируем, наш инспектор их сопровождает.– То есть все-таки пускаете туристов?
– А почему бы и нет, пусть люди надышатся красотой мира Божьего, поучатся бережно к нему относиться. У нас и в Петрозаводске, и в Онеге (это в Архангельской области) есть представительства, принимаем туристические заявки, даем сопровождающих. Отклоняться от маршрутов им категорически запрещено, только в случае чрезвычайных ситуаций. Желающих катаем на нашем паруснике «Святой Илья», построенном по типу старинной русской лодьи. Интересен 40-километровый маршрут по «Монастырке» – древней тропе, которая соединяла Водлозерье с архангельским Поморьем. Она проходит вдоль реки Илексы через заброшенные деревеньки и Юрьевгорский монастырь – сквозь совершенно дикую тайгу.
– А чем так знаменит ваш край, что вы охраняете?
– Во-первых, это чистейшее озеро с акваторией 358 квадратных километров и двумя сотнями островов, богатое рыбой. Не менее ценен лес – он никогда не вырубался, и за сотни лет крупных пожаров там тоже не было. Средний возраст елей, сосен и лиственниц 200-280 лет, а некоторые достигают 500-600-летнего возраста. Замечательны и многочисленные болота, которые до сих пор остаются загадкой, ведь Водлозерье находится на возвышенном плато – 150-200 метров над уровнем моря. Весь этот мир населен многими видами животных, в том числе занесенными в Красную книгу. Например, росомахи, а из птиц – орланы-белохвосты, скопы, беркуты, сапсаны.
Но не только это мы храним и стараемся приумножить. В течение веков здесь русскими людьми был выработан такой природосберегающий уклад жизни, которому всем нам стоит поучиться. Собственно, для воссоздания этого уклада парк и затевался.
– Как это было, расскажите.
– Не знаю даже, с чего начать...
Республика в тайге
Предлагаю батюшке начать с самого начала: где родился, что окончил и так далее.
– Ну, родился я на Украине, вырос в городской обстановке, закончил физмат по специальности «теоретическая физика», – начал он и прервался: – Чему это вы смеетесь?
– Извините, – отвечаю, – просто странное совпадение. У меня много знакомых священников с высшим естественнонаучным образованием, и все почему-то физики-математики. Хоть бы один биолог попался или ботаник, нет же, именно физики.
– Ничего странного в этом нет, – уверил священник. – Физика и математика – это самые точные науки, которые касаются первооснов бытия. И они как раз приводят к пониманию Творца всего сущего.
– То есть к православию вы пришли, будучи студентом?
– Началось все с путешествий, которыми увлекся я с ранней юности. Особенно привлек Русский Север. Ходил по Поморью, по Пинеге и Мезени – архангельской и коми, побывал в Карелии. Поначалу искал, так сказать, край непуганых птиц – гармонию природной красоты, неповрежденной человеком. Но со временем стало ясно, что эта гармония существует не сама по себе, а во взаимосвязи с человеком. И стала открываться мне деревня, гармония русской жизни.
А потом у Пришвина прочитал про так называемое Выго-Лексинское общежительство, заинтересовался. В ту пору, в советское время, пример выгожан меня очень вдохновил. Представьте, вместе с реформами Патриарха Никона и Петра I на Русь ворвался совершенно чуждый ей западный дух, страна стала совсем другой, но большая часть русских людей с этим не смирилась. Семь лет удерживал осаду царских стрельцов Соловецкий монастырь, не принявший «новин» в Церкви. Покинув Соловки, несколько монахов пришли на Выг, в глухую тайгу. А в 1694 году там построили кельи Данила Викулин и Андрей Денисов, ставшие основателями Выгорецкой пустыни. Вскоре к ним потянулся народ, выросли крупные поселения и образовалось два монастыря – мужской Богоявленский и в 20 верстах в деревне Лекса женский Крестовоздвиженский. Вокруг этих двух монастырей возникали скиты, в которых разрешалось жить семьями. Все они административно подчинялись Выговскому собору старцев.
Фактически это была древлерусская православная республика в составе Империи – со своими школами, богатейшими библиотеками, различными мастерскими и сельскохозяйственными угодьями. Там даже свою монету чеканили. А иконописные мастерские славились на всю Россию. К 1828 году в Выгореции действовало более сорока скитов, вокруг которых жили тысячи людей. Только при Николае I это удивительное государство перестало существовать – скиты разогнали, часовни и кладбища порушили. Но более 150 лет оно все ж просуществовало, и весьма даже процветало!
И я подумал: если в бюрократической Империи такое терпели, то почему бы не повторить опыт в Советской России? Конечно, открыто это сделать не получится, но можно ведь найти прикрытие. Тут удивительным образом попалась мне в руки книжечка «Национальные парки зарубежных стран», и меня просто осенило: «Вот оно!» Национальный парк может иметь юридические основания, чтобы вырвать достаточно большую территорию из советского атеистического пространства и как-то устроить там жизнь по-другому. Конечно, безумная, фантастическая мысль...
Лучше всего для этого подходило Водлозерье, которое как раз соседствует с бывшей Выгорецией – западная граница проходит у нежилой сейчас деревни Лекса и захватывает истоки реки Выг. Но была проблема: эта огромная лесная территория находилась в центре интересов могущественного тогда Леспрома. Но что невозможно человеку, возможно Богу. И такой парк был создан.
– Так просто?
– Ну, это была невероятная история. Огромная работа длилась много лет, и в ней были задействованы первые лица государства, ведь сталкивались очень многие интересы. С одной стороны, была идея сохранить лес, с другой – противостояла 4-я бумагоделательная машина Кондопоги, речь шла о 10 процентах лесосырьевых ресурсов Карелии. Рыжков, Хасбулатов, Моисеев, Силаев, академик Дмитрий Лихачев – кто только не участвовал в этом.
Первоначально задумывался ноосферный парк, идея Вернадского была в моде, и это пробивало дорогу. Была такая вера, что научное знание может спасти мир, столкнувшийся с экологическим кризисом. Тогда казалось: достаточно сказать правильные слова, написать хорошую концепцию – и добрые, здравомыслящие люди смогут обустроить планету на основах разума и гармонии. Какая иллюзия!
Парк открыли в 1991 году, и он стал первым в мире ноосферным парком – еще до того, как в 92-м в Рио-де-Жанейро Организацией объединенных наций были приняты конвенции по устойчивому развитию и сохранению биологического разнообразия. Также наше Водлозерье стало первым парком в России, получившим статус бесценного резервата. В первые же годы мы создали мощный научный отдел, разработали очень хорошие генеральный план, программы, получили международные гранты, которые позволили реализовать самые передовые и уникальные опыты в области лесного хозяйства, моделирования леса, организации экотуризма и так далее. Но все это не удовлетворяло...
– У вас много было помощников?
– Конечно, такие дела в одиночку не делаются. Моя роль небольшая – просто оказался орудием в руках Божьих, вот и все. И чем больше проходит времени, тем лучше это понимаю. Я просто принял решение, отказался от себя и старался всеми силами быть полезным, верным орудием. И поэтому все получалось.
Директор в рясе
– Вы сказали, что успехи ноосферного парка вас не удовлетворили.
– Дело в том, что основную нашу задачу – создание сообщества людей, которые бы жили в гармонии с природой, – решить мы не смогли. Более того, со временем стало понятно, что это сделать невозможно. Местное население, власти, предприниматели на местах просто не заинтересованы в улучшении природопользования и в рациональном, экологическом подходе к лесу. Потому что это противоречит потребительской идеологии. Постепенно стал даже вырастать барьер отчуждения между парком и населением вкупе с местной властью. И это несмотря на то, что парк и рабочие места людям дал, и стал решать очень серьезные там социальные проблемы.
|
То есть что получилось? Парк один из лучших в России по организации работы, по сохранению леса, но для кого мы все это сберегаем? Люди-то не особо хотят быть рачительными природопользователями. И никакой наукой их не убедить, поскольку этот вопрос уже не научный, а мировоззренческий, даже духовный. Это ж надо целый переворот в головах произвести: что в центре мироздания стоит не человек, а Бог.
Чего не понимают наши экологи, «Green peace» и прочие? А того, что спасение природы возможно только с духовным спасением человека, и никак иначе. А это, между прочим, православное понимание. К моему удивлению, эта проблематика была разработана отцами Церкви еще полторы тысячи лет назад. И в моем понимании совершенно отчетливо стало складываться, что экологический кризис – это одно из проявлений кризиса духовного. И чтобы преодолеть его, нужно обращаться к опыту наших православных предков, которые умели жить в гармонии с природой, а также к благодати Церкви.
Сознание этого и помогло мне решиться принять сан священника. Хотя объективной причиной стали убийство нашего настоятеля, отца Нила, и невозможность долгое время его кем-то заменить. Тут все сошлось вместе.
– Вы служите не только на Ильинском погосте?
– Главный наш храм, Ильи Пророка, находится там, но у нас еще 16 часовен, старых и новопостроенных, и большой храм возводим в Куганаволоке, на центральной усадьбе. Служить приходится везде по Водлозерью, стараюсь, чтобы годовой праздничный круг совершался полностью и по возможности выдерживался недельный круг. Конечно, последнее не удается, это только в монастыре и больших соборных храмах так служат. Но как минимум каждое воскресенье у нас служба.
– Как вы богослужения совмещаете с работой директора? Облачение же надо с собой носить, переодеваться постоянно.
– А я все время в рясе. Епитрахиль же в рюкзаке много места не занимает. Конечно, когда я еду с бумажками в министерство, то снимаю рясу, но на Водлозере я у себя дома.
– А народ как воспринял главу администрации и священника в одном лице?
– Очень спокойно. Я даже удивился.
– Как вы сказали, идея парка была вдохновлена примером Выго-Лексинского общежительства. Что-то в этом направлении делается?
– Ну, до монастырского и скитского уклада, которым жили выгожане, нам очень далеко. Да и не ставилась такая задача. В советскую пору меня привлекло то, что значительной части русского народа удалось создать иномир, который противостоял падшему миру и властям. Сейчас воевать с властью нет нужды, но есть еще более жесткая, чем прежде, необходимость противостоять миру – духу золотого тельца и распущенности. Я считаю, что везде возможно спасение, но наиболее правильную жизнь христианину можно организовать только вдали от городов. К большому моему недоумению, эта простая мысль не разделяется большинством даже православных людей. Ничтожные блага, самые незначительные удобства городской цивилизации почему-то становятся выше тишины, молитвы, здорового духовного образа жизни.
Как Бог помогает
Скептицизм священника относительно решимости православных поменять город на лесную тишь я попытался развеять на примере наших читателей:
– Вы знаете, на нашем форуме в интернете довольно часто спрашивают о сельских православных общинах. В числе прочих адресов, я называю и Водлозерье. К вам приезжают люди?
– Некоторые доезжают, но немногие. А потом у них чаще всего проблемы начинаются. И дело даже не в том, что в деревне надо трудиться или там нет крана с горячей водой, это все пустяки. Самая большая проблема: городской человек, живший в суете, никогда не встречался с самим собой. А у нас – в тишине, в лесном безмолвии – это происходит. И мало выдержать эту встречу, надо еще ужиться с соседом. У нас же очень узкие коллективы, два-три человека на лесном кордоне.
Понимаете, одно дело община городского храма, где встретились на богослужении и где только приятные эмоции. А если люди с утра до вечера вместе и на работе, и за трапезой, и в быту – каждый день? Вот здесь проверяются любовь, смирение, способность прощать. А недостатки и пороки – они ведь как на ладони. Это в городе дома ты один, на работе – другой, среди друзей – третий. А в деревне все твои личины отпадают сразу – все видят, какой ты есть на самом деле. И это настоящее испытание.
Еще проблема – отношение к труду. Если человек умеет непрестанно молиться, то ему легко: труд может нести освобождение, он исполняется как молитвенное послушание Господу. В противном случае, он становится унылой обязанностью, рабством – и многие не выдерживают. Если человек для себя сразу же не принял эти ориентиры, то все – у него уже ничего не получится.
– О каких ориентирах вы говорите?
– На Бога, конечно, о каких же еще. Понимаете, у нас, где на многих кордонах нет электричества, нет дорог и больниц, на себя ориентироваться никак нельзя. Каждодневно сталкиваешься с собственной беспомощностью. И вот тут происходит проверка веры, которая должна быть упованием. Если человек начинает уповать на Бога, ему приходит помощь. А если нет, то выход один – бежать отсюда подальше.
– А с вами такие случаи помощи были?
|
– Разумеется, иначе как я, горожанин, там живу? Такой пример. Постоянно – и в связи с богослужениями, и по работе – мне приходится ездить по озеру на моторной лодке. А на озере у нас нет никакой обстановки, навигации. Озеро, между тем, огромное, на десятки километров тянется, и бывают очень сильные шторма. Прибавьте к этому множество подводных камней, разбросанных между островами. Ездить приходится невзирая ни на туман, ни на шторм, ни на ночь. Теоретически просто невозможно вслепую проехать от Куганаволока до Варежки, маленькой деревни, где я живу. А я по два раза в сутки этот путь проделываю, и в темное время, и в туман. За весь прошлый сезон на моторке я намотал около пяти тысяч километров по озеру, и где-то половину времени вот в таких экстремальных погодных условиях. И ни разу не повредил лодку, винт не погнул, не то что опрокинулся. А местами у нас даже днем-то опасно ездить, можно днище пропороть. Это разве не помощь Божья?
Или другой пример. Матушка, жена моя, еще недавно была городской девушкой – жила «на асфальте», каблуков не снимала. И вот неожиданно оказалась в лесном углу, где до ближайшего человека десятки километров воды, ни дорог, ни связи, никакой помощи. А у нас дома большое поголовье скота: корова, бык, овцы, птицы. А осенью пришли еще лошади. После вспашки огорода они были отпущены на волю и в течение месяца паслись по островам. Огромные рабочие кони, которые и без того требуют серьезного крепкого отношения, а тут еще после дикой вольницы. Вот они заходят во двор, а меня дома нет, и вообще в деревеньке никого нет. Стоят битюги, всхрапывают. Надо бы их завести и поставить в хлев, но кто поможет, даже веревок и тех нет. Матушка кое-как заманила их в хлев, а они там начали громить стаи, топтать ягнят. Матушка такое первый раз видит, она, конечно, в ужасе. Ведь иной конь, если к нему не так подойти, может и затоптать человека. Что делает она, недавняя горожанка? Приносит святую воду и Распятие, читает молитву. И животные смиряются, позволяют развести их по стойлам. Факт, скажу я вам, удивительный. Год назад в точно такой же ситуации оказались наши лесники, двое здоровых мужиков, так они не смогли справиться, пришлось выехать опытному человеку, чтобы поставить одичавших коней в зимнее стойло.
Или вот, не дай Бог, кто заболеет. Однажды наш большой племенной баран Красавец, привезенный из Башкирии, слег в хлеву и стал с грохотом биться головой о пол, закатывать глаза. Что делать? Ветеринаров у нас нет, а сами в этом ничего не смыслим. Убивать жалко, но и жалко смотреть, как он страдает. Почитали над ним молитвы, покропили крещенской водой – и тут же, буквально на глазах, он поправился, встал на ноги, как ни в чем не бывало. Таких историй масса, из них наши будни и состоят.
Напоминание о рае
– Сан священника не мешает вам убивать животных? В лесу ведь живете, на охоту ходите...
– Нет, я как бывший горожанин не умею и не люблю охотиться. Хотя греха в этом не вижу, если добывать для пропитания. Но вот знаю человека, который отказался даже от рыбной ловли, живя в течение многих лет в глухом лесу на берегу реки. Получилось это у него естественно, ведь через пост и постоянную молитву в каждом может пробудиться первородный человек. Когда ты начинаешь освобождаться не только от личного, но и от первородного греха, то возникает совсем другое восприятие мира – животных, растений. Пробуждается первородная сопричастность твари, словно этот мир есть твое продолжение. А как можно делать больно самому себе? В таком состоянии человек не охотится, даже если голодает.
– Ваш национальный парк культивирует эту идею?
– Любой заповедник, а их у нас в стране около сотни, не считая национальных парков, заказников и других охраняемых территорий, напоминает нам о рае, не поврежденном человеческим грехом. И совсем не случайно мы в своем заповеднике пришли к православию. Я знаю, что и по соседству с нами, в Кенозерском национальном парке, отремонтировано 18 церквей и часовен, многие из которых действуют. Директор парка Елена Шатковская человек верующий и понимает, что традиционная культура Кенозерья – это православная традиция. Сегодня заповедники и национальные парки – это незамутненные родники, из которых может питаться русский дух.
Вообще само слово «заповедник» образовано от слова «заповедь». Чья заповедь? Разумеется, Бога Творца. И наши православные предки эту заповедь носили в себе, ни у кого рука не поднималась просто так, забавы ради, подстрелить птицу или зверя.
– Водлозерцы сохранили традиции?
– Да, сберегли кое-что. Но заговоры, заклинания у них тоже в ходу. Ведь как происходит одичание? Сначала выветриваются более высокие слои – культуры, духа. И остается темное, мутное языческое подсознание. Православие после советской власти осталось в такой редуцированной форме – сходить в часовню с Богом договориться, тряпочку принести, завязать на память. Причем подождут, когда священник из часовни выйдет, а потом заходят совершить свою «требу».
– Матушка вам на богослужениях помогает?
– Она филолог по образованию, церковнославянский знает, так что за пономаря.
– А школа у вас есть?
– Есть. Сейчас 50 учеников, а еще недавно было 90. В этом учебном году не удалось добиться, чтобы ввели основы православной культуры, но надеюсь на следующий год. А так прихожу, провожу беседы с детьми.
– Вы сказали, что национальный парк сохраняет не только природу, но и народные традиции. А как сам народ к этому относится? Нельзя же заставить людей жить по старинке.
– А мы и не пытаемся деревню в музей превратить. Дело не в том, на веслах водлозерец плавает или поставил на лодку современный мотор. Не в этом суть. А в том, куда и зачем он поплывет. Если он останется в вере своих предков, то сохранится и православное отношение к миру, к природе. А значит, сохранятся и традиции. Мы, например, когда приехали на Водлозеро и стали возводить поселения в Варежке и других деревнях, то деревянные дома, естественно, построили в местной заонежской традиции. Почему? Потому что здесь дух такой, он во всем чувствуется. И этот русский дух хочется сохранить.
Таежный адрес
– Если кто-то к вам приедет, поработает и не сможет удержаться здесь – не останется ли у него душевный надлом? – в конце нашей беседы спрашиваю священника.
– Нет, напротив. В любом случае он получит хороший жизненный заряд. У нас были случаи, когда люди уезжали, а потом снова возвращались. Это естественно.
– Приехавшим надо чем-то жить. Есть у вас работа?
– Сегодня парк на Водлозере – основной работодатель. Хотя надеемся, что со временем сформируются и личные крестьянские хозяйства, какие-то семейные небольшие предприятия, например, по обслуживанию туристов. Большую прибыль от этого не обещаю, у нас предпринимательство в православном смысле понимается не как средство наживы, а как форма человеческой самореализации. Но достойную жизнь своей семье при желании можно обеспечить.
– Люди боятся чисто практических вещей, – конкретизирую вопрос. – Многие согласны на какой-то бытовой минимум, но гарантированная работа есть?
Батюшка вздыхает, мол, я тебе толкую, а ты не понимаешь:
– Да при чем здесь это? Бытовые дела все устраиваются, и с жильем решаемо, и с работой. На сегодняшний день в национальном парке имеется ряд вакансий. В частности, для жизни на лесных кордонах. Это не совсем таежная глушь, они у нас обычно в брошенных деревнях располагаются. Нужны рабочие руки в плотницкие бригады, причем работа хорошо оплачивается. Еще нужны инспекторы, лесники, гиды. Я вам так скажу: если бы сейчас вдруг нашли человек десять, то мы бы их устроили самым лучшим образом. Со следующими уже будет труднее, но первые десять сразу же крышу получат и заработок.
– Предположим, муж плотник, жена гид – такое сочетание возможно?
– Почему же нет? Только напрасно все это, статья ваша. Пятнадцать статей напишете, а такие, которые действительно захотят город на глушь поменять, вряд ли найдутся...
На прощание по привычке спрашиваю у батюшки его электронный адрес и спохватываюсь: откуда там, в тайге, интернет? Оказывается, есть, у представительства. Отец Олег диктует: vodloz-buh@onego.ru. Называет и номер телефона: (814-00) 2-01-16. На всякий случай записываю и почтовый адрес: 186154, Республика Карелия, Пудожский р-н, д.Куганаволок. Директору Червякову Олегу Васильевичу. А потом и меня берет сомнение: пригодится ли кому-нибудь этот адрес?
М.СИЗОВ
 | назад |
| вперед |  |
