БЕСЕДА

«ПУСТЬ КАЖДЫЙ ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ДОЛЖНО...»

Десять лет спустя мы вновь говорим о судьбах России с И.В.Огурцовым

Десять лет назад в нашей газете (№№ 159-160) была опубликована беседа с Игорем Вячеславовичем Огурцовым, создателем и руководителем легендарного ВСХСОН – Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа, одной из крупнейших в послевоенном СССР подпольных организаций (см. также интервью с М.Ю.Садо). Почему социал-христианского? Речь шла о необходимости возрождения России, в том числе ее социальной жизни, на основе христианских ценностей. Большинство членов ВСХСОН были православными людьми – среди них Леонид Бородин, ныне главный редактор журнала «Москва», Михаил Садо, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной академии, и т.д. Еще в 60-е годы они предвидели, что власть коммунистов рухнет в 80-е годы и что необходима сила, способная в этой ситуации удержать Россию над бездной. Организация укреплялась с каждым годом, в нее вступали люди, которых смело можно было назвать цветом нации, – превосходно образованные специалисты в самых разных областях. Они могли сделать завидные карьеры, но боль за свой народ заставила вступить на совсем другой путь.

Их выдал единственный неверующий человек в организации, принятый в ВСХСОН в надежде на то, что его удастся вразумить. Для Игоря Огурцова это обернулось двадцатью годами тюрьмы, лагеря, ссылки.

«Стараемся верить людям»

– Чем вы в основном занимались в минувшие годы?

– Недавно мы отпраздновали 40-летие ВСХСОН. Обнаружили, что вышло около 20 книг, либо целиком посвященных нашей организации, либо частично. Мы не стали восстанавливать наш Союз, возвращаться к политической деятельности. Нельзя садиться за один стол с шулерами, это ни к чему не приведет, кроме дискредитации тех идей, в которые ты когда-то верил. Они, эти шулеры, к сожалению, полностью контролируют политическую жизнь страны. Поэтому я отказался идти на выборы в Государственную Думу – это стало бы лишь имитацией общественной деятельности.

Вместо этого предпочел заниматься делами благотворительности, стал президентом международной общественной организации «Милосердие», у которой есть филиалы в Москве, Санкт-Петербурге, Софии и Мантуе – это в Италии. В 95-м году, используя связи в Германии, удалось отправить в клиники Петербурга 16 тонн дефицитных лекарств и еще 10 тонн – в Белоруссию, всего примерно на 600 тысяч марок. Помню, в Военно-медицинской академии тогда нечем было делать даже наркоз, а представьте, что творилось в тюремной больнице «Крестов»? Всего удалось помочь 70 учреждениям. Помогали всем. Председатель Меджлиса Саудовской Аравии, один из принцев, как-то спросил: «Вы помогаете только православным?» «Нет, – ответил я, – всем». Хотя все наши учредители верующие, например, ректор Академии гражданской авиации Крыжановский.

– Сейчас к благотворительности в России многие относятся с большим подозрением.

– В Германии одно время была большая кампания против помощи России. Украине – да, Прибалтике – да, а России – нет. Мол, все равно разворуют, если верить российским же газетам. И, действительно, гуманитарную помощь нередко потом можно было встретить на рынках. Но я тогда представил германскому правительству полный отчет об израсходованных средствах, из которого стало ясно, что мы на содержание фонда не потратили ни копейки. У нас работают только добровольцы, даже бухгалтеры трудятся бесплатно. Тем не менее, два года мы не могли зарегистрировать фонд в Москве, хотя его отделением там руководит афганская принцесса Ума Замчей. Она перешла в православие и стала Александрой Алексеевной. Сестра у нее сейчас возглавляет министерство здравоохранения в Кабуле.

– Как образовались отделения за границей?

– В Софии нас представляет Леонид Евгеньевич Ходкевич – человек поразительной энергии. Это крупный инженер, человек государственного ума, сын высокопоставленного белого офицера. Он же возглавляет организацию наших эмигрантов в Болгарии. В 45-м году там русских офицеров «смершевцы» расстреливали прямо на улицах, многих отправили в лагеря, остальные прятались по деревням, меняли фамилии. Никто не догадывался, что наша эмиграция в Болгарии продолжает существовать. Но, когда пал большевизм, оказалось, что десятки тысяч человек помнят о своих русских корнях. Им вернули после по закону о реституции госпитали, кадетские корпуса, гимназии, так что это самая состоятельная организация русского зарубежья. Русский «Народный дом» стоит на главной площади в Софии, напротив памятника царю Александру Второму. Издаются газета «Белая волна», книги, помню великолепный альбом, посвященный освобождению Болгарии во время русско-турецкой войны 1877-78 годов. Как завязались наши отношения с Италией? Когда там было землетрясение, мы хотели помочь. Но итальянцы сказали: «Не тревожьтесь, у вас свои дети в трудном положении». А потом и сами решили нам помогать. Есть также связи с русскими в Калифорнии.

– Многим ли удается помочь?

– Помню военный госпиталь в Москве, куда поступали раненые. Думаете, олигархи, миллионеры, которых великое множество в столице, хоть чем-то попытались им помочь? Ребятам с оторванными ногами не хватало обычных костылей. Это в Москве! А что в Буйнакске творится? Мы помогли с этими самыми костылями, очень хорошими, с регулировкой, но помогать приходилось и такими мелочами, как бритвенные станки, которых было по одному на несколько человек. Раненые в очереди стояли, чтобы побриться. В дома инвалидов, дома престарелых, детские дома отправляли постельное белье, крупы, сахар – центнерами. Старики плакали – можно было, наконец, сладкий чай попить. Единственное, чего мы никогда не даем, – денег. А так стараемся верить людям.

«Гвозди проржавели, и мы упали»

– Каким вы сегодня видите положение дел в стране?

– За минувшие десять лет я приобрел новый опыт, хотя, в общем-то, уже в середине 90-х было ясно, куда все идет. Закончится ли это для нас катастрофой, или есть шанс выбраться? Многое упущено, обстановка обостряется на территории всего бывшего СССР. Это показали, например, события на Украине, где уже за первые девять месяцев после событий на майдане выяснилось, что «оранжевая» революция потерпела крах из-за нежелания считаться с народом. Ведь никто не голосовал там за вступление в НАТО или передел собственности, или за то, чтобы имущество отнималось у мафии, ориентированной на Москву, в пользу мафии, ориентированной на Запад. В России дела обстоят не лучше.

– После ссылки вы несколько лет прожили в Германии. Как ей удалось оправиться от поражений первой половины века?

– Помню, году примерно в 92-м один баварский политик не без сарказма заметил: «Да, с такой буржуазией вам даже капитализм не построить». Все-таки мы находимся сегодня в очень болезненном состоянии. Немцы проиграли две войны, но не перенесли геноцида. Россия была распята на всемирной Голгофе. Гвозди проржавели, и мы упали с креста. И не можем понять, задрав голову: на том мы свете или на этом. Лех Валенса говорил: «Легких выходов из тоталитаризма не бывает». А что там Польша пережила в сравнении с нами? У нас произошла денационализация, утрата самобытности, разрушено гражданское общество. Все это превратило народ в население. Но надеюсь, что еще не слишком поздно. Ключевский однажды написал, что если бы монголо-татарское иго продолжалось хотя бы еще одно-два поколения, то народ наш одичал бы, стал народом трусов и подлецов. Хотя душа его изначально была очень сильной. Остается уповать, что она не погублена окончательно.

– Давно хотел задать вопрос: во время ссылки в Коми вы были знакомы с Револьтом Пименовым; как он относился к вере?

– Он был ученым, астрофизиком, человеком, скорее, атеистического склада. Но после двух лагерных сроков как человек ищущий, непредвзятый понял значение Христа для жизни страны и для души. Огромного мужества был человек, искания могли привести его в Церковь. Он скончался в берлинской клинике за два часа до моего приезда после вроде бы удачной операции. Вспоминаю наши споры. Однажды заговорили о формах противостояния тоталитаризму – патриотической и непатриотической. И он спросил: «А вы что, думаете, я не патриот?» Был непримирим к богоборческой власти, но избрал другой путь, не наш.

«Церковь, мне кажется, сейчас на распутьи...»

– Какой вам видится роль Церкви в деле возрождения России?

– Думаю, что нам рано пока говорить о возрождении. Мы получили ущербную, неполноценную свободу, поле которой оказалось занято враждебными силами, работающими на разрушение нации, – например, большая часть СМИ. Я от телевизора отказался, больше не смотрю его. Жалко времени и сил. Нужно трезво оценивать свое положение. Представьте: была тюрьма, она загорелась. Люди мечутся, самые жадные чужие вещи прихватывают, что будет дальше, неясно, но нужно отдавать себе отчет в том, что появился, по крайней мере, шанс.

Церковь вышла из времен тоталитаризма такой же искалеченной, надорванной, как и народ. Когда-то Горбачев спросил одного из высших руководителей нашей Церкви: «Чем вы можете мне помочь?» – в ответ прозвучало: «Мы боремся за мир». Это был фактически уход от ответа. Он иллюстрирует недостаточное осмысление новых возможностей влиять на положение дел в стране. С тех пор, правда, Церкви дважды удалось довольно серьезно заявить о себе в общественной жизни. Первый раз – во время событий 3-4 октября 1993 года, когда Патриархом было сделано все возможное для того, чтобы спасти страну от большого кровопролития. Затем, Патриархия заняла очень правильную позицию во время перезахоронения так называемых «царских останков». Не дала себя втянуть в этот фарс. Церковь, мне кажется, стоит сейчас на распутьи. За 20 последних лет относительной свободы пришло довольно много священников новой формации. Это меняет ситуацию. Выработана, наконец, социальная доктрина, правда, довольно робкая, тем не менее, удалось как-то определиться по ряду вопросов.

– В то время, что вы провели в эмиграции, вам доводилось, наверное, общаться с представителями Русской Зарубежной Церкви?

– Я не разделяю Русскую Церковь на какие-то ветви. Это, с одной стороны, облегчило мое общение с РПЦЗ, с другой – возникло и недопонимание, в частности, с ее прежним главой – митрополитом Виталием. Я, например, не считал возможным перекрещивать русских людей – выходцев из СССР, которые приходили в храмы Русской Зарубежной Церкви. Предлагал проявить большее терпение по отношению к деятельности митрополита Сергия (Страгородского), который пошел на уступки большевикам. Но благодаря ему люди в условиях беспрецедентных гонений могли все-таки причащаться, креститься, быть похороненными как христиане. Немало было положительного, этого нельзя отрицать. Я не одобрил и создания приходов РПЦЗ в России. Объяснял, что все не перейдут – только часть, а это противостояние православных в России. Говорил, что люди, не слишком уживчивые, после ссоры с епархией будут переходить в РПЦЗ, что начнет разогревать и плодить склоки. В особо опасный для страны период расколы недопустимы – тем более, что все далеко не так однозначно в России, как это видится из-за рубежа.

Отвечая на вопросы аудитории в Нью-Йорке, я призвал десять раз подумать, прежде чем один раз отрезать. Мне отвечали, что воссоединение неизбежно, но спешить нельзя, и я не уверен, что в тот момент был услышан. Вместе с тем я познакомился с несколькими чудесными людьми, например, с владыкой Лавром, нынешним главой зарубежной ветви Русской Церкви. Но самое большое впечатление произвел владыка Антоний Сан-Францисский – и как человек, и как духовное лицо он вызывал у меня теплое удивление.

«Народ проявляет себя все более трезво»

– Чего нам не хватает для выхода из кризиса?

– Народ должен прийти в себя, осознать реальное положение дел в стране. И хотя его по-прежнему удается оболванивать на выборах, но народ проявляет себя все более трезво. Это очень медленный процесс – рост самосознания. Пока все еще удается проталкивать такие проекты, как партия «Единая Россия» – этого кота в мешке, у которого вся программа состоит из одного слова: «Путин».

Что хуже всего – ложно-национальные реформы по-прежнему не способствуют созданию среднего класса, куда должны входить ученые, учителя, офицеры, священники, предприниматели, врачи, художники, наиболее крепкие крестьяне, высококвалифицированные рабочие – все лучшие силы народа.

Средний класс должен составлять приблизительно 60 процентов населения страны, тогда система будет устойчива. А у нас все реформы изначально были направлены против этого, людей сознательно маргинализуют, чтобы легче было с ними делать все, что заблагорассудится.

У учителей зарплата – 3 тысячи рублей. Если бы страной правил средний класс, то есть большая и лучшая часть нации, такое было бы невозможно. Та система, которая у нас родилась в 17-м году, никуда не исчезла, самый яркий признак этого – по-прежнему власть делает все, чтобы иметь зависимое население.

– Какие параметры определяют принадлежность к среднему классу, имущественные?

– Два параметра: уровень жизни, но что еще важнее – социальная роль в обществе, незаменимость. Криминальные и полукриминальные элементы, как бы ни были они состоятельны, никакой положительной социальной роли играть никогда не будут, в отличие от офицера или учителя, инженера или врача и т.д., потенциал которых огромен. Без их участия невозможно существование современного гражданского общества, но в условиях нищеты эти люди просто не в состоянии реализовать свою созидательную энергию. Тем не менее, шаг за шагом народ приходит в себя. Вопрос в том, успеем ли мы выработать духовную доминанту раньше, чем перейдем какую-то роковую черту. Сейчас мы бежим наперегонки со смертью – кто кого обгонит. Возможно, роковая черта уже пройдена, но и тогда есть надежда. На чудо. Нужно молить Бога о спасении России. Только огромное духовное напряжение может нас спасти.

– Если большая часть народа превратилась в денационализированное население, как ему, собственно, собраться с силами?

– Пусть на 140 миллионов будет хоть немного людей, которые что-то делают. Перед тем как уничтожить Содом и Гоморру, Господь сказал, что если найдет там десять праведников, то помилует это место. А сколько их нужно для помилования России? Мы не знаем. Бог знает. Просто пусть каждый: офицер, ученый, рабочий, крестьянин – на своем месте делает то, что должно, не оправдывая себя условиями. Пусть, вопреки всему, просит веры у Бога. Без веры нельзя, не получится стать личностью, без нее мы – прах.

– Что вы подразумеваете под словом «личность»?

– Личность имеет четыре основных параметра.

Первый. Должен быть образец – Господь. Тогда мы способны начать развивать в себе образ Божий, уподобляться Творцу, поддерживать богообщение. Без этого ты ничто, даже если голос громкий.

Второй. Человек должен определиться со своим местом среди людей, осознать, что такое соборность – это когда ты видишь в других людях личностей, любишь их, помогаешь, признаешь братьями и сестрами, равными с тобой в Боге.

Третий. Нужно искать подлинной свободы. Не способности к тому наглому произволу, который прикрывается этим именем, а к свободе, которая вытекает из познания Истины. Христос сказал: «Познайте истину – и будете свободны». А без этого можно быть только насильником, произвольщиком – или жертвой произвола.

Четвертый параметр – развитие в себе индивидуальности. Нужно осознать, что ты не баран в стаде, а неповторим, что у Господа заменимых людей нет, каждый рождается с особым даром, особой задачей, которую нужно осознать. Только так можно стать крупной личностью. А копируя кого-то, останешься ни с чем.

– Первыми нашу газету получат читатели в Коми, где вы, Игорь Вячеславович, провели несколько лет, многих людей знаете лично. Что бы вы хотели им передать?

– Хочу передать привет всем, кто меня знал и помнит. У меня сохранилась любовь ко многим прекрасным людям в Коми. Желаю им всего самого доброго. Я приезжал в Микунь, вернувшись из эмиграции, и мечтаю еще раз там побывать.

Беседовал Владимир ГРИГОРЯН

назад

вперед