ПРИХОДСКАЯ ЖИЗНЬ

ХРАМ НА ДЕВИЧЬЕМ ПОЛЕ

Сомнения и молитва

Первая неделя Великого поста… В церкви читается канон Андрея Критского. Мягко светятся лампады и свечи, негромко, проникновенно звучат покаянные молитвы. Со старых икон прямо в сердце смотрят святые. И такое чувство, что само Небо приклонилось, спустилось под своды храма, а затем унесло нас туда, где нет суеты и неправды, где всё и вся обнимает милующая, неиссякающая Любовь. И не хочется возвращаться назад – в холодный мартовский вечер…

Богослужение совершает протоиерей Кирилл Чернетский, настоятель храма прп.Димитрия Прилуцкого. Ему семьдесят шесть, позади долгая и очень нелегкая жизнь: и врачебная практика, и преследования за веру, но была и остается с ним радость жизни во Христе.

После службы батюшка согласился ответить на мои вопросы.

– Если, положим, человек молится, а слова – будто в пустоту падают…

– Это сфера эмоциональная, очень подвижная: случаются то взлет наших чувств, то понижение. Очень сильно это бывает выражено у больных людей. Но в большей или меньшей мере это свойственно каждому человеку – наступает период какой-то душевной сухости. Нужно этот период преодолеть, продолжать читать молитвы. Если вас огорчает то, что сердце недостаточно отвечает на молитву, все равно продолжайте. За ваш труд молитвенный Господь даст вам Свою благодатную помощь. И вы почувствуете и радость, и поддержку, и мир душевный.

– А к чему надо стремиться в молитве?

– К тому, чтобы сердце все время находилось во внутреннем союзе, в единении с личностью воскресшего Христа. Мы должны к этому стремиться – все время чувствовать сердцем присутствие Христа. Это, собственно, и есть христианская вера. Если мы к этому состоянию приблизимся, то мы будем тогда и веровать, и радость будет у нас. Вера через такое сердечное познание Христа укрепляется и возрастает.

– Но как этого достичь?

– Сосредоточиться, постараться внутренне сосредоточиться, углубиться в свое сердце. И там обращаться ко Христу с краткими молитвами. Обо всем с Ним говорить внутренне. Благодарить Его, просить у Него помощи, прощения. И в такой непрестанной внутренней беседе со Христом мы ощутим Его любовь, узнаем, что Он действительно с нами. Через сердце. Хотя разум, конечно, тоже имеет значение. Пренебрежительно относиться к разуму нельзя. Нужно изучать Евангелие, стараться углубиться в смысл слов Христа, которые сохранило Евангелие. Стараться понять, как Христос учит жить.

– Значит, не только церковную молитву, вслух произнесенные слова, но и то, что мы думаем, – все Господь слышит?

– Молитвы, которые находятся в молитвослове, – это, собственно, учебник молитвы. С его помощью у нас должна создаться собственная молитва, исходящая из сердца, свои собственные слова должны найтись. Конечно, все время произносить внутри слова – это очень трудно. Но даже можно не словами, а чувством молиться. Молитвой можно назвать и то, что мы чувствуем присутствие Божие, присутствие Христа. Просто в сердце любовью своей надо обращаться ко Христу.

– Случается, сотни кратких молитв прочтешь, поминая Спасителя и Богородицу, скажем, чтобы оградить себя от неприятностей. Но понимаешь, что тут тобой движет не столько любовь к Богу, сколько страх за себя… И вот, если только слова произносятся – не грех ли это?

– Пусть произносятся слова, а сердце – и оно со временем будет участвовать в этом. Пусть не сразу это дастся. Но это обязательно произойдет. Через какое-то время мы преодолеем это состояние черствости, и появится чувство любви и благодарения Богу.

– Ну, положим, бывает человеку хорошо в церкви. Но не всегда, не всякую минуту. Только хочется, чтобы так было. Значит…

– …надо стараться вникать в молитвы, которые в церкви совершаются. Ведь литургия – это откровения Неба. Вот Гоголь замечательно о литургии написал в своих «Размышлениях о Божественной литургии». Я очень советую прочитать, чтобы лучше понимать и участвовать в церковной молитве.

Духовник профессора

Часто нам советуют: «Ищите своего духовника». Хороший совет, но он не всегда легко осуществим. Три года прожив в Москве, почти все это время продолжала я поиски своего храма. Хотелось, войдя, почувствовать, что душа прибилась, наконец, к родному порогу. Где только ни была! Везде хорошо, только вот чуть-чуть недоставало чего-то. И совсем недавно обнаружилось, что такая церковь – буквально в пяти минутах ходьбы от моего дома. Это больничный храм преподобного Димитрия Прилуцкого, Вологодского чудотворца, что на Девичьем поле (на фото справа).

Построил его в конце ХIХ – начале ХХ века благочестивый купец Димитрий Сторожев, точнее – перестроил из часовни. По его замыслу предназначался храм для окормления больных, бедняков, одиноких. В период советской власти помещения храма использовались как лаборатории и другие вспомогательные службы Московской медицинской академии с ее больничным комплексом. В начале 90-х несколько медицинских работников взялись за возрождение храма. Теперь, как и в первые годы от начала своего существования, церковь окормляет прежде всего больных.

Одним из самых деятельных людей, начинавших восстановление святыни и возвращение ее Церкви, стал профессор факультетской терапевтической клиники Московской медакадемии им.Сеченова Александр Викторович Недоступ. Прекрасный доктор, руководитель московского общества православных врачей (о нем газета рассказывала в № 318, 1998 г.), именно он вместе с коллегами обратился в Патриархию с просьбой перевести из Коломны в старую-новую церковь на Девичьем поле одного из служивших там священников – протоиерея Кирилла Чернетского, врача по своему светскому образованию. И вскоре о.Кирилл стал настоятелем возрожденного храма. Я задала Александру Викторовичу несколько вопросов.

– Вы знали о.Кирилла еще в ту пору, когда он был врачом?

– Нет. Но с ним вместе работал мой друг. О.Кирилл был превосходным диагностом. У него была готова кандидатская диссертация. Но уже тогда его заметили в религиозных пристрастиях, в беседах с больными. И вот ему поставили ультиматум: или вы остаетесь со своими убеждениями, тогда уходите из института, или вы прекращаете свою миссионерскую деятельность. И он ушел.

– Мне известно, что в 70-х годах о.Кирилл вел полуподпольный христианский семинар…

– Мы встречались у о.Кирилла или у кого-то из слушателей семинара, изучали Евангелие. Там я встретил свою будущую жену, актрису Ермоловского театра. Всего собиралось несколько десятков самых разных людей, объединяли нас Церковь и привязанность к о.Кириллу. Все мы были его духовными детьми. Конечно, и сейчас остаемся ими.

– Как проходили занятия?

– Сначала – доклад по небольшому количеству стихов из Евангелия и комментарий. Потом – дискуссия. Книги богословского содержания давал нам о.Кирилл из своей библиотеки. Что-то попадало к нам из-за рубежа, что-то в машинописном виде. Потому что в то время ничего вообще нельзя было найти в продаже. Покупали журнальчик Московской Патриархии, он на 90% состоял из хроники церковной жизни. Очень сухой, цензурированный. И в каждом журнале помещалась коротенькая, на одну-две странички, проповедь. Вот ради этой проповеди мы и гонялись за журналом. Для того, чтобы купить, например, Библию, нужно было собраться впятером, пойти в Новодевичий монастырь, на склад духовной литературы, написать там заявление о том, что мы хотим изучать Библию, что мы просим разрешения купить ее. При этом указывали свои адреса, место работы, телефон.

– И, таким образом, попадали «под колпак»?

– Мы понимали, что мы все уже в какой-то степени «под колпаком». Хотя времена были, как Ахматова говорила, более вегетарианские, чем при Сталине, но священник на проповеди мог говорить на очень ограниченный круг тем. Потому что доносили немедленно. Например, отца Димитрия (Дудко) арестовали как раз после одной из проповедей. И семинары, подобные нашему, мягко говоря, не поощрялись. Их и не афишировали. Старались о них по телефону не говорить. Телефоны, кстати, у многих из нас стояли «на прослушке». Мой – точно, это я достоверно знаю.

– Что дало вам общение с о.Кириллом в ту пору?

– Общение с о.Кириллом было чрезвычайно важно. Он ведь человек огромной богословской эрудиции. Кстати, в совершенстве владеет пятью иностранными языками, и было время, когда он зарабатывал себе на жизнь переводами богословской литературы по заказу Московской Патриархии. Он бесконечно предан Церкви и своей пастве. Очень жертвенный человек, любящий Христа живой любовью, какая должна быть у каждого христианина. Но, увы, далеко не у всех нас есть. Он всегда говорит нам на исповеди: «Каждый день заканчивайте беседой с Христом. Исповедуйтесь Ему, просите у Него помощи, просите совета».

«Мне хотелось большего…»

Как-то раз в маленькой комнатушке при храме мы, прихожане, распивали чаи и вели разговоры о том, как прежде было и как теперь. Вдруг спохватились: ведь почти никому из нас не известно о том, как складывалась судьба батюшки до принятия священства. Слышали, что был он врачом, и только.

Тогда-то и решилась я расспросить о.Кирилла о его жизни. Вскоре эта встреча состоялась... Живет батюшка весьма скромно, как многие сейчас в России. Есть пенсия, небольшая зарплата. Здоровье уже не то, что прежде, и все-таки батюшка регулярно приезжает в храм Димитрия Прилуцкого, что неподалеку от Новодевичьего монастыря. Иногда на общественном транспорте, добираясь в Хамовники из Новых Черемушек, что очень неблизко. Но чаще его подвозят прихожане. Служит молебны, исповедует, готовит к причастию. По четвергам, а по мере надобности и в другие дни недели, бывает в больничных палатах. Пораженные телесными недугами люди иногда впервые задумываются здесь о своей жизни, о Боге, о вечности. Многие принимают святое крещение. Нередко, поднявшись с одра болезни, становятся прихожанами храма.

– Батюшка, когда, под чьим влиянием у вас возникла мысль стать священником?

– Здесь надо сказать о выдающейся женщине Александре Васильевне Филиной. Еще до революции она собирала христианский кружок, и после революции первое время они держались. В Кречетниковском переулке был дом, где собиралось студенческое православное общество. Были группа юношей и группа девушек. В 30-м году ее арестовали. По возвращении Александра Васильевна продолжила заниматься с молодыми людьми основами христианской веры. Мы собирались конспиративно, в разных местах, на квартирах участников. Я стал посещать группу на втором курсе медицинского института. Под ее влиянием, по-видимому, мне захотелось стать священником.

– Но, получив медицинское образование, вы сначала работали врачом…

– Да, пятнадцать лет. По специальности я терапевт, научную работу вел по кардиологии. Но больные были всякие.

– Это дело было вам по душе?

– Да, конечно. Но мне хотелось большего. Я очень хотел стать священником, однако родители просили отложить это намерение. Они были верующими, боялись за меня, за моих детей.

– Для этого были основания?

– Еще работая консультантом-терапевтом 48-й объединенной больницы, я сделал попытку поступить в семинарию. Из семинарии сообщили по месту моей работы. Там собрали врачей. Меня пугали, мол, будут очень большие неприятности, что дети мои могут пострадать. Хотя ко мне врачи относились хорошо, это собрание их как будто подменило. Все осуждали мой поступок. В общем, со всеми, кто подавал документы в семинарию, так поступали – устраивали какую-нибудь неприятность. С этого собрания меня препроводили под «конвоем» хирурга по месту жительства в райисполком. Возглавляла райисполком некто Кабанова. Она в страшном гневе на меня кричала, возмущалась. Потом сообщила в школу, где учились мои дети. Не могу, впрочем, сказать, что это имело на моих детей какое-то влияние.

– Среди медиков у вас не было верующих друзей?

– Конечно, были верующие, но тогда нельзя было об этом говорить. Потому что боялись. Одна врач приобщала свою дочь к вере, и это стало известно всей Москве. Печаталась в газетах вся эта история. Поэтому врачи молчали.

Был еще и такой эпизод. После третьего курса мединститута я проходил практику в г.Кимры и ходил там в церковь. Медицинские сестры заметили, рассказали хирургу, который с нами занимался. Каких он был убеждений, я не знаю. Но он очень этим обеспокоился. И мне в дневнике, который там полагалось вести, поставив «четыре», написал, что студент занимается хорошо, но отличается пессимизмом. Когда этот дневник поступил в институт к руководительнице практики, она переправила отметку на «пять».

– Как потом развивались события?

– Даниил Андреевич Остапов – был такой секретарь у Патриарха Алексия Первого – посоветовал поступить врачом в Патриархию. «А потом, – сказал он, – вы будете работать и одновременно учиться в семинарии и академии. Сможете принять сан». Я так и сделал. Место мне определили в Троице-Сергиевой лавре. Когда я оказался вне досягаемости государства, работал в церкви и учился, как учащегося меня рукоположили. Сначала – в диаконы, потом – во священники. Это случилось в 1969 году. Первые три месяца служил в Московской Духовной академии. Потом в Сокольниках – в храме Воскресения Христова, в Верхушкове, в Коломне. А в 90-х этот храм преподобного Димитрия Прилуцкого Московская медицинская академия решила отдать Церкви, и врачи подали прошение Патриарху, чтобы меня сюда определили, поскольку я врач. Это было в декабре 1990 года.

– Вы сказали, что стали «вне досягаемости» государства. Но ведь оно было вездесущим и в дела Церкви активно тогда вмешивалось.

– Случались неприятности. У Патриарха Пимена было несколько секретарей. Один, по-видимому, занимал такое «особое» положение. В ту пору я служил в Коломенском и начал заниматься с детьми основами христианской веры. Тайно, конечно. Вот этот секретарь подошел к одному родителю (его дети в моем кружке занимались), работавшему плотником в Патриархии, и стал ему грозить: «О.Кирилл у вас дома собирает детей, что это такое, я с вами разберусь». Правда, ничего не сделал, просто попугал.

Был и более мрачный эпизод. Я тогда служил в храме Воскресения Христова в Сокольниках. Со мной встретился какой-то сотрудник КГБ и стал говорить, что мой долг – с ними сотрудничать. Я категорически отказался. Потом второй раз отказался. Пришла повестка явиться в военкомат. Там сидел другой чекист, уже постарше, и тоже стал очень сурово со мной разговаривать. Быть доносчиком я снова отказался, и больше уже ко мне не приставали.

– А ваша жена, она тоже имеет отношение к медицине?

– Моя жена работала тогда преподавательницей микробиологии в медицинском колледже.

– Она всегда понимала вас?

– Да, и всегда помогала. Мы венчались, когда вступали в брак. Она с детства верующая, из духовного сословия по матери, как и я. Среди наших предков были епископы, священники, диаконы, в Рязанской епархии служили. Епископ Нафанаил Архангельский скончался еще в 1907 году. Другой – Антоний (Миловидов) Усть-Катавский – был расстрелян в 37-м году в Уфимской губернии. Он был викарием архиепископа Уфимского Андрея (Ухтемского). В том же году расстреляли и моего деда. Он работал бухгалтером на КВЖД, был верующим, в церковь ходил. Но расстрелян был вместе со многими из тех, кто приехал в СССР из Харбина. Можно было уехать в любую часть света, но он захотел к себе на родину, где жил его сын – мой отец. И у моей жены двое дядей расстреляны и отец в тюрьме умер.

– У вас в памяти остались какие-то события, связанные с вашими родными, этим удивительным по силе духа старшим поколением?

– Когда мне было 5 лет, летом мы с родителями жили на даче в Салманове. Станция называется сейчас Зеленый Городок, а тогда называлась Котуар. В селе когда-то было две церкви. Но уже давно нет ни одной. Как-то я со своей крестной (сестрой бабушки), тетей Аней, пошел на прогулку в поле. За нашим домиком начинались поля и стояли такие огромные сараи – для того, чтобы туда сено прятать от дождя. И вдруг хлынул ливень, началась сильная гроза. И мы спрятались в одном из этих огромных сараев. После дождя мы вышли оттуда. И что же увидели? Все сараи рухнули. Чердаками лежат на земле. И лишь наш сарай стоит, ничего с ним не случилось. Если бы он упал, он мог бы нас… повредить. Крестная сказала мне тогда, что это чудо, что это Бог сохранил нашу жизнь.

– Она молилась?

– Да, она была очень верующей. Вообще же нам не надо многие вещи выдавать за чудо и тем более себя с этим связывать – ни в коем случае. Самоуверенным нельзя быть. Есть много таинственного, и есть связь между молитвой и тем, что произошло. Но давать более точное определение этому я как-то остерегаюсь. Надо стараться быть скромнее.

(Окончание на следующей странице)

назад

вперед