РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ

НЕВОЛЬНИК

В доме суета. Мы торопимся на Пасхальную службу. Церковь далеко, транспорт уже не ходит. Нам повезло: друзья тоже собираются в церковь – обещали подвезти нас на своей машине. Муж укладывает в корзину, застеленную чистым полотенцем, куличи, разноцветные яйца, у меня еще более ответственная миссия – разместить в отдельной коробке пирамидки творожных пасх. Наконец все уложено, и мы садимся в машину.

Сергей и Татьяна – наши друзья. Мы дружим, несмотря на большую разницу в возрасте. Под нашим влиянием они даже венчались, несколько раз ездили в монастырь, иногда посещают богослужения, но дальше этого дело не идет.

У них растет сын Виталий, умный, послушный ребенок, ему уже десять лет. Когда Виталик был маленьким, его крестили, и я беседовала с ним о Боге. Он слушал с интересом, а однажды сказал мне: «Тетя Лена! Вы говорите, что Бог есть, а мне все время говорит кто-то другой: его нет, его нет!» Тогда Виталик еще задумывался над такими вопросами, потому что, как все дети этого возраста, был философом. Я помню, как поразили меня его слова. В сердце маленького человечка, как на поле брани, шла борьба между Богом и тем «другим». Теперь Виталик повзрослел и думать о Боге перестал. Сегодня родители приказали ему ехать в церковь. Он с недовольным видом сидит в машине. Мы стараемся растормошить ребенка. Я демонстрирую призовой фонд – горсть шоколадных конфет, для тех, кто выстоит службу. Мать обещает какой-то подарок, отец шутливо грозит поркой.

В храме праздничная атмосфера, все оживлены, скоро начнется крестный ход. Грустный Виталик сидит на лавочке. И вот все началось! Много веков назад установлен этот порядок богослужения. Эта служба радостная, Господь воскрес две тысячи лет назад и обещал, что все мы тоже воскреснем. Смерти нет, ребята!

В середине службы наваливается усталость. Надо подбодрить ребенка. Родители отправляют его посмотреть машину, все ли в порядке, я выдаю несколько самых вкусных конфет. Вернувшись с улицы, Виталик выглядит более оживленным, но интересуется, скоро ли конец. Его искренне жаль. Мне хорошо известно, как трудно стоять на службе, когда не понимаешь ее смысла. Я стараюсь тихонько пояснять ребенку некоторые моменты уже начавшейся утрени, а потом и литургии. Ему не интересно, но я продолжаю. Когда хор запел: «Тебе поем», я шепчу Виталику: «Это самый главный момент богослужения, твоя молитва идет прямо к Господу, на небо. Проси у Бога то, чего тебе хочется больше всего». Ребенок поднимает на меня свои большие измученные глаза и шепчет в сердечной простоте: «Спать!»

«Невольник – не богомольник» – говорит народная мудрость. Служба закончилась, осталось только освятить приношения. Родители отправляют Виталика в машину, и мы вскоре тоже идем к ней. На заднем сиденье в неловкой позе спит наш невольник. Исполнилась его молитва.

Время бежит быстро. Виталик уже студент. В церковь он, конечно, не ходит. Обидно! Наверное, пока тот, «другой», одерживает победу в его сердце. Буду надеяться, что, как всякий русский человек, он задумается когда-нибудь о смысле жизни. Он спросит себя: «Для чего живет человек – величайшее творение? Неужели для того только, чтобы носить фирменные джинсы, есть пиццу по утрам, смотреть комедии, жениться, сделать карьеру, а потом умереть и сгнить в могиле под дорогим памятником?» Он обязательно найдет правильный ответ, потому что путь русского интеллигента – от философии к Богу. Вот тогда и придет он к Творцу, только уже настоящим богомольцем, а не невольником, как в детстве. А то мучительное стояние в церкви, ради послушания родителям, уже зачтено ему первой маленькой жертвой Богу.

ДОЛГ

Стоянка поезда заканчивается, и мои попутчики возвращаются в купе. Среди них шумная дама средних лет, которую зовут Нина. На каждой остановке она выходит на улицу и возвращается то с ведром клюквы или картошки, а то и с ароматной связкой сушеных грибов. Сейчас Нина появилась с целлофановым пакетом, сквозь прозрачную кожу которого виднелись аппетитные жареные пирожки. От золотистых, густо промасленных пирожков шел пар, и попутчица предложила нам устроить чаепитие. Все с готовностью поддержали эту идею. Но нас ожидало разочарование – пирожки оказались с прокисшей картошкой. Нина была очень огорчена. Она собрала все пирожки обратно в пакет с намерением скормить их собакам на очередной остановке. Один из попутчиков сообщил, что эти пирожки пекут заранее, а потом в течение длительного времени продают, предварительно разогрев в микроволновке, чтобы придать им товарный вид. Нина припомнила, что купила их у бойкой старушки, пожалев ее как старого человека, вынужденного в мороз бегать по перрону с тяжелой корзиной в руках.

«Ей же помирать скоро, как люди греха не боятся? – недоумевала она. – Правда, недорогие пирожки, раньше такие пять копеек стоили». А я вспомнила другую дорожную историю.

Мы с сыном возвращались из путешествия по Байкалу. В пути были уже более двух суток, и съестные припасы, взятые из Иркутска, заканчивались. Утром на очередной остановке я вышла из вагона в надежде купить что-нибудь на завтрак. Следом за мной спрыгнул на перрон попутчик из соседнего купе Толян. Это был веселый, добродушный молодой человек, вокруг которого по вечерам собиралась вся молодежь нашего вагона. Мы направились к небольшому базарчику, вытянувшемуся вдоль перрона. За длинным дощатым прилавком стояли пожилые женщины. У них были малосольные огурчики в эмалированных ведрах, молодая морковь, туго связанная в пучки, дымилась горячая картошка, посыпанная укропом. Стояли лукошки со смородиной и малиной, банки с молоком, бруски копченого сала дразнили неповторимым ароматом.

Мы медленно двигались вдоль этого изобилия, приценивались. Вдруг наш поезд дернулся, и я вернулась в вагон. Обернувшись, я увидела, что старушка, около которой остановился Толян, накладывает ему что-то в газетный кулек. Я крикнула попутчику, чтобы он поторопился. Молодой человек поспешно сунул деньги продавщице и присоединился ко мне. Поезд медленно тронулся. Старушка, у которой Толян покупал картошку с огурцами, вдруг замахала нам руками, вышла из-за прилавка и побежала за нами. Мы недоумевали. Поезд тихонько шел, будто ожидал, что же будет дальше. Бабушка бежала за вагоном, смешно семеня ногами, обутыми в домашние тапочки. Когда расстояние между нами несколько сократилось, она закричала Толяну: «Сынок! Сдачу, сдачу забыл!» Толян небрежно отмахнулся, но запыхавшаяся старушка продолжала бежать, протягивая руку. Поезд тем временем стал идти резвее, и старушка с отчаянием в голосе закричала: «Сынок! Как же умирать-то с долгом? Чай, не увидимся боле!» Поняв серьезность ситуации, Толян присел на нижней ступеньке подножки и повис на одной руке над перроном. Старушка из последних сил рванулась вперед, а Толян в это время выбросил руку ей навстречу. Их руки на один миг соединились. Бабушка остановилась, тяжело дыша, и стала удаляться от нас. Мы видели, как она устало побрела на свое место, едва переставляя ноги. Толян, поднявшийся с подножки, разжал ладонь, и на ней тускло блеснула пятикопеечная монета. Парень показывал всем монетку и хохотал. «Вот кого в сборную нужно брать! Видали, как бегать надо!» – с восторгом кричал он. Этот эпизод широко обсуждался в нашем вагоне. Молодежь считала, что из-за пяти копеек не стоило так рваться и рисковать. На эти деньги можно только пирожок купить. А старые люди жалели пожилую женщину. В одном сходились все: бабушка – очень совестливый человек. Старушка боялась греха, и она от него убегала, догоняя поезд. Конечно, любой грех можно исповедать, но совесть спросит тебя, какие усилия ты приложил, чтобы не согрешить. Что ты ответишь ей на это?

Как часто мы сдаемся греху без боя, успокаивая себя тем, что грех маленький, пятикопеечный, Господь простит. И множество оправданий для себя находим: поезд тронулся, ноги больные, да и неприлично старому человеку так бегать и всех смешить. Подумаешь, порченый пирожок продала, ему цена всего пять копеек, собакам отдадут, если не нравится. А потом этот грех быстро забывается, потому что маленький, пятикопеечный, а вот уж и другой на подходе... и опять маленький. И покрывается душа этими пятикопеечными грехами, как плесенью, сквозь которую трудно пробиться росткам добродетели.

Я часто вспоминаю глухой полустанок, старушку в домашних тапочках, бегущую за поездом, и веселую физиономию Толяна, который кричит нам всем: «Видали, как бегать надо!» «От грехов», – хочется добавить мне.

Е.ШИЛОВА
ноябрь, 2005 г.
г.Ухта

назад

вперед